«Хроники Нарнии» в деталях: какие источники помогли создать одну из самых популярных книг XX века
866
просмотров
«Хроники Нарнии» Клайва Стейплза Льюиса, занимающие верхние строчки большинства списков лучших книг всех времен и народов, — загадочное явление, ключ к которому до сих пор не найден. Попробуем разобраться, как их читать.

По своей основной специальности Льюис был историком литературы. Бóльшую часть жизни он преподавал историю литературы Средних веков и Возрождения в Оксфорде, а под конец возглавил созданную специально для него кафедру в Кембридже. Помимо пяти научных книг и огромного количества статей, Лью­ис опубликовал восемь книг в жанре христианской апологетики (передачи о ре­лигии на Би-би-си в годы Второй мировой сделали его известным по всей Британии, а «Письма баламута» — в Европе и США), духовную автобиографию, три пове­сти-притчи, три научно-фантастических романа и два сборника сти­хов. Как и в случае с Льюисом Кэрроллом, Джоном Р. Р. Толкином и многи­ми другими «дет­скими» писателями, книги для детей, которые принесли Льюи­су мировую из­вестность, были для него далеко не самым важным из напи­санного.

Клайв Стейплз Льюис. Оксфорд, 1950 год

Главная трудность «Нарний» — в невероятной разнородности материала, из ко­торого они собраны. Особенно это заметно на фоне художественных книг Джо­на Толкина, ближайшего друга Льюиса и товарища по литературному сооб­ще­ству «Инклинги», перфекциониста, крайне внимательного к чистоте и строй­ности тем и мотивов. Толкин работал над своими книгами годами и десятиле­тиями (большинство так и не были закончены), тщательно шлифовал стиль и внимательно следил за тем, чтобы в его до деталей продуманный мир не про­никли посторонние влияния. Льюис писал быстро («Нарния» создавалась с конца 1940-х по 1956 год), мало заботился о стиле и валил в одну кучу разные традиции и мифологии. Толкин не любил «Хроники Нарнии», видя в них ал­легорию Евангелия, а аллегоризм как метод был ему глубоко чужд (он не ус­тавал отбиваться от попыток представить «Властелина колец» как аллегорию, в которой Война за кольцо — это Вторая мировая, а Саурон — это Гитлер). Ал­легоризм действительно не чужд Льюису, и все же видеть в «Нарниях» про­стой пересказ библейских историй — значит предельно их упрощать.

В первой части цикла присутствуют Дед Мороз (Father Christmas), Снежная ко­ролева из сказки Андерсена, фавны и кентавры из греческой и римской мифо­ло­гии, бесконечная зима — из скандинавской, английские дети — прямиком из ро­манов Эдит Несбит, а сюжет о казни и возрождении льва Аслана дубли­рует евангельскую историю предательства, казни и воскресения Иисуса Христа. Чтобы разобраться в том, что же такое «Хроники Нарнии», попробуем разло­жить их сложный и разноплановый материал на разные слои.

В каком порядке читать

Путаница начинается уже с последовательности, в которой следует читать «Хроники Нарнии». Дело в том, что публикуются они вовсе не в том порядке, в котором были написаны. Книга «Племянник чародея», где рассказыва­ется о сотворении Нарнии, появлении там Белой колдуньи и происхождении платяного шкафа, была написана предпоследней, а первой появилась «Лев, колдунья и платяной шкаф», которая сохраняет значительную часть очарова­ния первоначальной истории. В такой последовательности она опубликована в самом дельном русском издании — пятом и шестом томах восьмитомного собрания сочинений Льюиса, — и с нее начинаются и большинство экраниза­ций книги.

После «Льва, колдуньи и платяного шкафа» следует «Конь и его мальчик», затем «Принц Каспиан», «Покоритель зари, или Плавание на край света», «Серебряное кресло», затем приквел «Племянник чародея» и, наконец, «Последняя битва».

Обложки к книгам: «Лев, колдунья и платяной шкаф». 1950 год, «Конь и его мальчик». 1954 год, «Принц Каспиан». 1951 год, «Покоритель зари, или Плавание на край света». 1952 год, «Серебряное кресло». 1953 год, «Племянник чародея». 1955 год, «Последняя битва». 1956 год

Всплески интереса к «Хроникам Нарнии» в последние годы связаны с голли­вудскими экранизациями серии. Любая экранизация неизбежно смущает по­клонников литературного первоисточника, но здесь неприятие фанатами но­вых фильмов оказалось куда острее, чем в случае «Властелина колец». И дело, как ни странно, даже не в качестве. Экранизацию книг о Нарнии затрудняет тот самый аллегоризм, или, точнее, притчевость, страны Аслана. В отличие от «Властелина колец», где гномы и эльфы — это прежде всего гномы и эльфы, за героями «Нарний» часто отчетливо проступает второй план (когда лев — это не просто лев), а потому реалистичная экранизация превращает полную наме­ков притчу в плоский экшен. Гораздо лучше фильмы Би-би-си, снятые в 1988–1990 годах, — с плюшевым Асланом и сказочными говорящими зверями: «Лев, колдунья и платяной шкаф», «Принц Каспиан», «Покоритель зари» и «Серебря­ное кресло».

Кадр из сериала «Хроники Нарнии». 1988 год

Откуда что взялось

Льюис любил рассказывать, что «Нарнии» начались задолго до их написа­ния. Образ фавна, гуляющего по зимнему лесу с зонтиком и свертками под мышкой, преследовал его с 16 лет и пригодился, когда Льюис впервые — и не без некоторого страха — вплотную столкнулся с детьми, общаться с кото­рыми не умел. В 1939 году в его доме под Оксфордом жили несколько девочек, эвакуированных из Лондона во время войны. Льюис стал рассказывать им сказ­ки: так жившие в его голове образы пришли в движение, а через несколько лет он понял, что рождающуюся историю необходимо записать. Иногда общение оксфордских профессоров с детьми оканчивается подобным образом.

Фрагмент обложки книги «Лев, колдунья и платяной шкаф». Иллюстрация Паулины Бейнс. 1998 год
Обложка книги «Лев, колдунья и платяной шкаф». Иллюстрация Паулины Бейнс. 1998 год

Люси

Прототипом Люси Певенси считается Джун Флюэтт, дочь преподавателя древних языков в Школе святого Павла (ее закончил Честертон), в 1939-м эвакуированная из Лондона в Оксфорд, а в 1943 году оказавшаяся в доме Льюиса. Джун было шестнадцать, и Льюис был ее любимым христианским автором. Однако, только прожив несколько недель в его доме, она поняла, что известный апологет К. С. Льюис и хозяин дома Джек (так его называли дру­зья) — одно и то же лицо. Джун поступила в театральное училище (причем обучение ей оплатил Льюис), стала известной театральной актрисой и ре­жиссером (ее сценический псевдоним — Джилл Реймонд) и вышла замуж за внука знаменитого психоаналитика сэра Клемента Фрейда, писателя, радиоведущего и члена парламента.

Люси Барфилд в 6 лет. 1941 год

Посвящены же «Нарнии» крестнице Льюиса — Люси Барфилд, приемной дочери Оуэна Барфилда, автора книг по философии языка и одного из бли­жайших друзей Льюиса.

Квакль-бродякль

Квакль-бродякль Хмур из «Серебряного кресла» списан с внешне мрачного, но доброго внутри садовника Льюиса, а его имя — аллюзия на строку Сенеки, переведенную Джоном Стадли (по-английски его зовут Puddleglum — «угрю­мая жижа», у Стадли было «стигийская угрюмая жижа» про воды Стикса): Льюис разбирает этот перевод в своей толстен­ной книге, посвященной XVI веку.

Квакль-бродякль Хмур. Кадр из сериала «Хроники Нарнии». 1990 год

Нарния

Нарнию Льюис не выдумал, а нашел в Атласе Древнего мира, когда учил латынь, готовясь к поступлению в Оксфорд. Нарния — латинское название города Нарни в Умбрии. Небесной покровительницей города считается бла­женная Лючия Брокаделли, или Лючия Нарнийская.

Нарния в латинском Малом атласе Древнего мира Мюррея. Лондон, 1904 год
Карта Нарнии. Рисунок Паулины Бейс. 1950-е годы

Географический прототип, вдохновивший Льюиса, вероятнее всего, находится в Ирландии. Льюис с детства любил северное графство Даун и не раз ездил туда с матерью. Он говорил, что «небеса — это Оксфорд, перенесенный в сере­дину графства Даун». По некоторым данным, Льюис даже называл брату точное место, ставшее для него образом Нарнии, — это деревенька Ростревор на юге графства Даун, точнее склоны Моурнских гор, откуда открывается вид на ледниковый фьорд Карлингфорд-Лох.

Вид на фьорд Карлингфорд-Лох
Вид на фьорд Карлингфорд-Лох
Вид на фьорд Карлингфорд-Лох

Дигори Керк

Прототипом пожилого Дигори из «Льва и колдуньи» стал репетитор Льюиса Уильям Керкпатрик, готовивший его к поступлению в Оксфорд. А вот хроника «Племянник чародея», в которой Дигори Керк противостоит соблазну украсть яблоко вечной жизни для своей смертельно больной матери, связана с биогра­фией самого Льюиса. Льюис пережил смерть матери в девять лет, и это было для него сильнейшим ударом, приведшим к потере веры в Бога, вернуть кото­рую он смог только к тридцати годам.

Дигори Керк. Кадр из сериала «Хроники Нарнии». 1988 год

Как «Хроники Нарнии» связаны с Библией

Аслан и Иисус

Библейский пласт в «Нарниях» был наиболее важным для Льюиса. Творец и правитель Нарнии, «сын Императора-за-морем», изображен в виде льва не только потому, что это естественный образ для царя страны говорящих зверей. Львом от колена Иудина в Откровении Иоанна Богослова назван Иисус Христос. Аслан творит Нарнию песней — и это отсылка не только к библейско­му рассказу о сотворении Словом, но и к творению как воплощению музыки айнуров из «Сильмариллиона» Толкина.

Аслан появляется в Нарнии в Рождество, отдает свою жизнь, чтобы спасти «сына Адама» из плена Белой колдуньи. Силы зла убивают его, но он воскре­сает, потому что стародавняя магия, существовавшая до сотворения Нарнии, гласит: «Когда вместо предателя на жертвенный Стол по доброй воле взойдет тот, кто ни в чем не виноват, кто не совершал никакого предательства, Стол сломается и сама смерть отступит перед ним».

Аслан на Каменном столе. Иллюстрация Паулины Бейнс к книге «Лев, колдунья и платяной шкаф». 1950-е годы

В финале книги Аслан является героям в образе агнца, символизирующего Христа в Библии и раннехристианском искусстве, и приглашает их отведать жареной рыбы — это аллюзия на явление Христа ученикам на Тивериадском озере.

Шаста и Моисей

Сюжет книги «Конь и его мальчик», рассказывающей о бегстве мальчика Шасты и говорящего коня из страны Тархистан, которой правит тиран и где почитаются ложные и жестокие боги, в свободную Нарнию, — аллюзия на историю Моисея и исхода евреев из Египта.

Дракон–Юстас и крещение

В книге «Покоритель зари, или Плавание на край света» описывается вну­треннее перерождение одного из героев, Юстаса Вреда, который, поддавшись алч­ности, превращается в дракона. Его обратное превращение в человека — одна из ярчайших в мировой литературе аллегорий крещения.

Последняя битва и Апокалипсис

«Последняя битва», заключительная книга серии, рассказывающая о конце старой и начале новой Нарнии, представляет собой аллюзию на Откровение Иоанна Богослова, или Апокалипсис. В коварном Обезьяне, совращающем жителей Нарнии, заставляя их поклониться лже-Аслану, угадывается пара­доксально изложенный сюжет об Антихристе и Звере.

Источники «Хроник Нарнии»

Античная мифология

Хроники Нарнии не просто наполнены персонажами античной мифологии — фавнами, кентаврами, дриадами и сильванами. Льюис, хорошо знавший и лю­бивший античность, не боится разбрасывать отсылки к ней на самых разных уровнях. Одна из запоминающихся сцен цикла — шествие освободившихся из‑под гнета природных сил, Вакха, менад и Силена, предводительствуемое Асланом в «Принце Каспиане» (соединение довольно рискованное с точки зрения церковной традиции, считающей языческих богов бесами). А в самый возвышенный момент в финале «Послед­ней битвы», когда герои видят, что за пределами ветхой Нарнии открывается новая, относящаяся к прежней как прообраз к образу, профессор Керк бормо­чет про себя, глядя на удивление детей: «Все это есть у Платона, все у Плато­на… Боже мой, чему их только учат в этих школах!»

Шествие с менадами. Иллюстрация Паулины Бейнс к ниге «Принц Каспиан». 1950-е годы

Средневековая литература

Льюис знал и любил Средневековье — и даже считал себя современником скорее древних авторов, чем новых, — а всё, что знал и любил, старался использовать в своих книгах. Неудивительно, что в «Нарниях» множество отсылок к средневековой литературе. Вот только два примера.

В «Бракосочетании Филологии и Меркурия», сочинении латинского писателя и философа V века Марциана Капеллы, рассказывается, как дева Филология приплывает к краю света на корабле вместе с львом, кошкой, крокодилом и командой из семи матросов; готовясь пить из чаши Бессмертия, Филология извергает из себя книги точно так же, как Рипичип, воплощение рыцарства, в «Покорителе зари» отшвыривает шпагу на пороге страны Аслана. А пробу­ждение природы в сцене творения Асланом Нарнии из «Племянника чародея» напоминает сцену явления девы Природы из «Плача Природы» — латинского аллегорического сочинения Алана Лилльского, поэта и богослова XII века.

Английская литература

Основной специальностью Льюиса была история английской литературы, и он не мог отказать себе в удовольствии поиграть с любимым предметом. Главные источники «Нарний» — два лучше всего изученных им произведения: «Королева фей» Эдмунда Спенсера и «Потерянный рай» Джона Мильтона.

Белая колдунья очень похожа на Дуэссу Спенсера. Она пытается соблазнить Эдмунда восточными сладостями, а Дигори — яблоком жизни точно так же, как Дуэсса соблазняла Рыцаря Алого креста рыцарским щитом (совпадают даже детали — бубенцы на экипаже Белой колдуньи достались ей от Дуэссы, а Зеленая колдунья из «Серебряного кресла», как и Ложь, оказывается обезглавлена своим пленником).

Обезьян, наряжающий ослика Лопуха Асланом, — отсылка к колдуну Архимагу из книги Спенсера, создающему ложную Флоримеллу; тархистанцы — к спен­серовским «сарацинам», нападающим на главного героя, Рыцаря Алого креста, и его даму Уну; а падение и искупление Эдмунда и Юстеса — к падению и ис­куплению Рыцаря Алого креста; Люси сопровождают Аслан и фавн Тумнус, как Уну у Спенсера — лев, единорог, фавны и сатиры.

Уна и лев. Картина Брайтона Ривьера. Иллюстрация к поэме Эдмунда Спенсера «Королева фей». 1880 год

Серебряное кресло тоже родом из «Королевы фей». Там на серебряном троне в подземном царстве восседает Прозерпина. Особенно интересно сходство сцен творения мира песней в «Потерянном рае» и «Племяннике чародея» — тем бо­лее что этот сюжет не имеет библейских параллелей, но близок соответствую­щему сюжету из «Сильмариллиона» Толкина.

«Код Нарнии», или Как объединены семь книг

Несмотря на то что Льюис не раз признавался, что, начиная работать над пер­выми книгами, не планировал серию, исследователи давно пытаются разгадать «код Нарнии», замысел, объединяющий все семь книг. В них видят соответ­ствие семи католическим таинствам, семи степеням посвящения в англикан­стве, семи добродетелям или семи смертным грехам. Дальше всех пошел по этому пути английский ученый и священник Майкл Уорд, предположив­ший, что семь «Нарний» соответствуют семи планетам средневековой космо­логии. Вот как:

«Лев, колдунья и платяной шкаф» — Юпитер

Его атрибуты — царственность, поворот от зимы к лету, от смерти к жизни.

«Принц Каспиан» — Марс

Эта книга об освободительной войне, которую ведут коренные жители Нарнии против поработивших их тельмаринцев. Важный мотив книги — борьба с узур­патором местных божеств и пробуждение природы. Одно из имен Марса — Mars Silvanus, «лесной»; «это не только бог войны, но также покровитель лесов и полей, а потому идущий войной на врага лес (мотив кельтской мифологии, использованный Шекспиром в «Макбете») — вдвойне по части Марса.

«Покоритель Зари» — Солнце

Помимо того что край света, где восходит солнце, — это цель странствия ге­роев книги, она наполнена солнечной и связанной с солнцем символикой; лев Аслан также является в сиянии как солярное существо. Главные антаго­нисты книги — змеи и драконы (их в книге целых пять), а ведь бог солнца Аполлон — победи­тель дракона Тифона.

«Серебряное кресло» — Луна

Серебро — это лунный металл, а влияние Луны на приливы и отливы связывало ее с водной стихией. Бледность, отраженный свет и вода, болота, подземные моря — основная стихия книги. Обитель Зеленой колдуньи — это призрачное царство, населенное потерявшими ориентацию в пространстве большого мира «лунатиками».

«Конь и его мальчик» — Меркурий

В основе сюжета — воссоединение близнецов, которых в книге несколько пар, а созвездием Близнецов управляет Меркурий. Меркурий — покровитель рито­рики, а речь и ее обретение — также одна из важнейших тем книги. Мерку­рий — покровитель воров и обманщиков, а главные герои книги — конь, ко­торого похитил мальчик, или мальчик, которого похитил конь.

«Племянник чародея» — Венера

Белая колдунья очень напоминает Иштар, вавилонский аналог Венеры. Она соблазняет дядюшку Эндрю и пытается соблазнить Дигори. Сотворение Нарнии и благословение зверей населять ее — торжество производительного начала, светлой Венеры.

«Последняя битва» — Сатурн

Это планета и божество несчастливых происшествий, и крах Нарнии происходит под знаком Сатурна. В финале великан Время, который в черновиках прямо именуется Сатурном, восстав ото сна, трубит в рог, открывая путь в новую Нарнию, как круг времен в IV эклоге Вергилия, завершаясь, приближает эсхатологическое Сатурново царство.

Что все это значит

В такого рода реконструкциях много натяжек (особенно с учетом того, что Льюис отрицал наличие единого плана), но популярность книги Уорда — а по ней даже сняли документальный фильм — свидетельствует о том, что искать в «Нарниях» отсылки ко всему, чем Льюис с огромным увлечением занимался как ученый, — занятие крайне благодарное и увлекательное. Более того, внимательное изучение связей ученых штудий Льюиса с его художествен­ными сочинениями (а кроме сказок о Нарнии он написал аллегорию в духе Джона Беньяна, подобие романа в письмах в духе Эразма Роттердамского, три фантастических романа в духе Джона Мильтона и Томаса Мэлори и роман-притчу в духе «Золотого осла» Апулея) и апологетикой показывает, что так заметная в Нарниях мешанина — не недоработка, а органичная часть его метода.

Льюис не просто использовал образы европейской культуры и литературы в качестве деталей для украшения своих интеллектуальных конструкций, не просто пичкал сказки аллюзиями, чтобы удивить читателей или под­миг­нуть коллегам. Если Толкин в своих книгах о Средиземье конструирует на основе германских языков «мифологию для Англии», Льюис в «Нарниях» переизобретает заново европейский миф. Европейская культура и литература были для него живым источником восторга и вдохновения и естественным строительным материалом, из которого он создавал всё им написанное — от лекций и научных книг до проповедей и фантастики.

Дверь Хлева. Иллюстрация Паулины Бейнс к книге «Последняя битва». 1950-е годы

Эффектом такого свободного и увлеченного владения материалом оказывается возможность говорить языком сказки об огромном количестве довольно серь­езных вещей — и не просто о жизни и смерти, но о том, что находится за чер­той смерти и о чем в столь любимые Льюисом Средние века решались говорить мистики и богословы.

Ваша реакция?


Мы думаем Вам понравится