Искусство в детективах: Марджери Аллингем «Смерть призрака»

При всей предопределенности детективного жанра, автору все равно постоянно требуется новое и неожиданное обрамление для своих историй. И это характерно даже для писателей так называемого Золотого века английского детектива, то есть эпохи между мировыми войнами, когда классический британский детектив переживал наивысший взлет.

И когда писателям (и читателям) того времени надоедали таинственные происшествия в поместьях, усадьбах и небольших очаровательных городках, они начинали озираться в поисках не менее эффектного, но не такого затасканного фона, на котором могло бы развернуться очередное драматическое происшествие. И очень часто таким фоном оказывалась художественная среда.

В ту эпоху, когда в Британии женщины только начинали прокладывать себе дорогу к истинному равноправию, с трудом преодолевая вековые стереотипы, работа детективной писательницей для дамы из приличного общества с хорошим образованием была уже в порядке вещей (спасибо Эллен Вуд, Луизе Пиркис и баронессе Эммушке Орци). Четыре наиболее известные писательницы этого времени Агата Кристи, Дороти Ли Сейерс, Эдит Найо Марш и Марджери Аллингем составили так называемую «Большую четверку» английской детективной литературы Золотого века. Из них последнее имя, Марджери Аллингем, оказалось как-то наименее известно в нашей стране, хотя с середины 1990-х годов ее книги регулярно (хотя и бессистемно) переводятся на русский язык и издаются в самых разнообразных издательствах в рамках всевозможных серийных проектов.

В английской детективной литературе Аллингем считается основательницей жанра психологического триллера, а ее роман «Тигр в дыму» (The Tiger in the Smoke, 1952) до настоящего времени признается одним из лучших английских триллеров 20 века.

Серийный персонаж Аллингем, мистер Альберт Кэмпион может считаться одним из самых загадочных протагонистов детективной серии. Судя по всему, он благородного происхождения, возможно даже является незаконнорождённым отпрыском некоей весьма благородной и высокопоставленной семьи. Каким образом он зарабатывает на жизнь, тоже не очень понятно, однако он вхож в высшее общество, где знает абсолютно всех. Для своих знакомых он часто выступает в качестве советчика и друга, способного разрулить любую даже самую деликатную ситуацию ко всеобщему удовлетворению. К тому же у него имеются обширные связи в полиции (в лице инспектора Станисласа Оутса), которые позволяют ему участвовать в любых расследованиях.

В художественную среду писательница помещает Кэмпиона в одном из первых романов своей серии, «Смерть призрака» (Death of a Ghost), опубликованного в 1934 году.

Конечно, когда дама из «приличного» общества начинает описывать мир богемы, который традиционно считался в ее кругу безнравственным и, соответственно, почти запретным, то ей бывает трудно отказаться от определенных стереотипов восприятия. Но у Аллингем в этом смысле было некоторое преимущество. Несмотря на то, что она с самого раннего детства посвящала все свободное время интеллектуальным занятиям (личный кабинет отец, писатель и журналист Герберт Джон Аллингем подарил ей на седьмой день рождения), а печататься начала еще подростком (в журнале своей тетки), по настоянию отца она поступила в Политехнический институт на Риджен-стрит в Лондоне, где изучала сценическую речь и драму. Ее отец полагал, что сцена излечит ее от заикания и снобизма, и, видимо, оказался прав. Там же Марджери познакомилась и со своим будущим мужем, художником-иллюстратором Филиппом Янгманом Картером.

В 1927 году Марджери вышла за него замуж, и оказалось, что это любовь на всю оставшуюся жизнь. Кстати, когда жениха представили семье невесты выяснилось, что у отца Марджери в свое время был роман с матерью Филиппа. Тогда они оба учились в Кэмбридже. Дело даже дошло до помолвки, которая, впрочем скоро расстроилась. Семейная жизнь Марджери оказалась более прочной, и муж оказался ее верным другом и помощником, он делал обложки и иллюстрации к ее книгам, помогал придумывать сюжеты и даже сам написал несколько детективных рассказов.

Так что в отличие от коллег по цеху, Марджери Аллингем была знакома с художественным миром не только понаслышке.

Итак, фактически главным героем ее романа «Смерть призрака» является художник Джон Себастьян Лафкадио. Это – вымышленный персонаж, которому писательница тем не менее сочинила весьма убедительную биографию, а, главное умудрилась весьма органично вписать его в реалии художественной жизни Англии второй половины 19 – начала 20 века.

Ее Лафкадио, родившийся в 1845 году, учился в студии сэра Уильяма Пакенхема (к сожалению достаточно поверхностные поиски не дали однозначного ответа на вопрос, насколько это реальное историческое лицо), дружил с Джеймсом Уистлером, а Джон Сарджент даже написал его портрет. Подобно Данте Габриэлю Россетти для вдохновения ему было недостаточно одной модели, и его постоянно окружали толпы восторженных поклонниц, и это помимо жены, достопочтенной леди Арабеллы (более известной как Белль Дарлинг, Прекрасная Возлюбленная), постоянной музы, названной им донна Беатрис (в действительности мисс Гарриет Пиккеринг) и натурщицы Лизы Капелла, привезённой художником из Италии, где он жил и работал в течение нескольких лет.

Художественное направление, в котором работал Лафкадио Аллингем обозначила достаточно условно. Круг его общения составляли по большей части импрессионисты, причем и главный его конкурент в искусстве, также вымышленный художник Чарльз Тэнкерей, однозначно описан как импрессионист. Названия работ Лафкадио, впрочем, не могут четко определить его художественный выбор: «Девушка у пруда» и «Группа, освещенная солнцем» более соответствуют импрессионистическому направлению, «Прекрасная Возлюбленная, или Белль Дарлинг» явно отсылает к предыдущему поколению прерафаэлитов, а «Поклонение волхвов», которое судя по всему было написало в стиле мистического реализма, когда исторический сюжет вписывается в современный контекст, явно соотносится с работами Джеймса Энсора (в частности с его знаменитым «Въездом Христа в Брюссель». При этом в статье, посвящённой Лафкадио, которая цитируется в романе, он именуется мастером академического направления.

Итак, история начитается через восемнадцать лет после смерти Джона Лафкадио, выдающегося художника, который сам себя ставил равным Рембрандту. Однако, база для нее была заложена еще тогда, когда Лафадио писал завещание. Завидуя набирающей обороты славе своего младшего коллеги по цеху Тэнкерея, и чувствуя, что его собственная жизнь подходит к концу, Лафкадио решил организовать своего рода посмертную шутку, которая в наши дни могла бы быть воспринята как совершенно гениальный пиар-ход или даже некая художественная акция.

Он оставил завещание, в котором велел спустя десять лет после его смерти каждый год выставлять по одной новой картине, которые он написал, но не выставлял при жизни. Эти выставки должны были продолжаться в течение 12 лет, поскольку именно столько картин, прежде никому неизвестных, он поручил заботам своего доверенного арт-дилера Салмона. Лафкадио приблизительно рассчитал на сколько его может пережить Тэнкерей, и был уверен, что к концу жизни тот окажется в полном забвении, а творческое «воскресение» врага по замыслу художника должно было добить его соперника окончательно и бесповоротно.

Лафкадио не представлял, что молодой Тэнкерей переживет его всего на полгода, и что даже его верный друг Салмон не доживет до момента, когда можно будет открыть первый из тщательно упакованных ящиков с его неизвестными картинами. Однако новый владелец бизнеса Макс Фастиен принял эстафету, и к моменту начала действия романа уже прошло семь выставок неизвестного Лафкадио, которые действительно заставили публику во-первых, вспомнить об уже подзабытом художнике, во-вторых, подняли цены на его старые полотна, и в-третьих стали не только важным художественным, но и светским событием года.

В преддверии очередной восьмой выставки Лафкадио, его вдова леди Арабелла и пригласила своего хорошего знакомого Альберта Кэмпиона на прием в качестве моральной поддержки. Как оказалось, старая леди обладала чертовски хорошей интуицией, так что Кэмпиону пришлось в конечном итоге заниматься расследованием сначала одного, а затем и второго убийства, спасением от ареста невиновных, а также улаживанием любовных историй и в финале чуть не погибнуть от руки убийцы, находящегося на грани помешательства.

А мотив для целой серии преступлений в сущности, организовал тот же самый покойный Джон Лафкадио. Дело в том, что написать все двенадцать новых картин к моменту, когда их нужно было упаковывать, он не успел, и вместо этого запечатал в последних ящиках несколько случайных предметов, валявшихся в его мастерской: ободранную уличную вывеску, старый поднос и еще пару предметов в этом роде.

Организатор выставок, вскрыв вопреки указаниям самого художника, данным в его завещании, все упаковки сразу, обнаружил, что последние четыре картины отсутствуют, и, будучи человеком предприимчивым и амбициозным организовал практически поточное создание подделок, тем более, что опыт торговли такими вещами у него уже был.

Но очень может статься, что шутка Джона Лафкадио касалась не только его извечного конкурента Тэнкерея. Согласно биографической справке, составленной Аллингем, Лафкадио умер в 1912 году, а это значит, что он мог видеть первые эксперименты кубистов и даже самые первые реди-мейды Марселя Дюшана. Что если странные сюрпризы из последних четырех ящиках касалась уже не его вражды с Тэнкереем, а его ироничного взгляда на будущее искусства 20 века в целом.

И спустя почти двадцать лет после смерти Лафкадио, когда Европа уже видела самые разнообразные результаты творческих поисков кубистов, дадаистов и сюрреалистов, послание художника из прошлого могло свидетельствовать о его прозорливости и неожиданном для человека той эпохи понимании искусства 20 века. Четный показ того, что действительно спрятал Лафкадио мог бы предвосхитить перформансы второй половины 20 века, а подделки только все испортили.

Кстати, для вдовы художника, леди Арабеллы вовсе не было тайной, что на предыдущей выставке была показана подделка, а не подлинник. И для того, чтобы это определить, ей даже не понадобилась экспертиза. Лафкадио ненавидел детей, хотя и имел сына, и никогда не включал их изображения в свои картины. Между прочим, это было одним из основных пунктов, по которым он расходился с чадолюбивым Тэнкереем. Поэтому, увидев на полотне якобы Лафкадио маленького мальчика на плечах у отца, леди Арабелла точно установила, что это подделка. Именно это открытие и побудило ее пригласить на следующую презентацию Кэмпиона, и как выяснилось, не зря.

Роман Аллингем написан довольно динамично с легким флером иронии, в нем есть несколько весьма острых моментов, а кроме того, в тексте совершенно отсутствует даже намек на сентиментальность и слащавость. Некоторые детективщики того времени обожали заканчивать свои книги, распределив героев, оставшихся в живых и на свободе, по счастливым парам. У Аллингем в финале тоже вскользь упоминается о заключении брака, но видно, что гораздо больше ее волнуют отношения леди Арабеллы и ее мужа Джона Себастиана Лафкадио. Как говорится, в горе и в радости…

P.S. Описание портрета Джона Лафкадио работы Джона Сарджента:

«…Он был выполнен в размерах «героического портрета» и являлся образцом сильного, правдивого и исполненного достоинства искусства своего автора. И все же у зрителя оставалось смутное ощущение, что на полотне изображена личность, в которой есть что-то разбойное, как если бы автор использовал в качестве модели не художника, а натурщика. Джон Лафкадио выглядел на своем портрете как персонаж эпохи, как крупная личность, знак своего времени, а не конкретный человек, чьи черты хотел бы запечатлеть автор.

Неоспоримо верным было мнение многих критиков, что он похож на старшего брата «Хохочущего всадника», даже несмотря на несколько надменный вид. Джону Лафкадио было пятьдесят лет, когда писался этот портрет, но в его темно-рыжей шевелюре, сбегающей назад от высокого лба, почти не виделось седых нитей, а лицо поражало моложавым овалом.. Он улыбался, сверкая белоснежными зубами, и усы его топорщились, как у «Всадника». Белый рабочий холщовый халат был не застегнут и с небрежным шиком драпировал его фигуру, а быстрые темные глаза, хотя и смеялись, но глядели на зрителя с ощутимым выражением превосходства…»