Из истории о бородах и прическах: как женщина царя «побрила», зачем цирюльнику огурец и чем занимались на Руси «резчики»

О бородах, безумии и брадобрее из Литвы

Бороды на Руси до Петра I были, как известно, священны: гордись, любуйся, не тронь! Каждый достойный муж должен был иметь на лице густую растительность, безбородыми же изображались только грешники в аду. Но все-таки бывали и в бородатую эпоху исключения, причем на самом что ни на есть высоком уровне: однажды с «голым лицом» появился сам великий князь Владимирский и Московский Василий III.

 Дело происходило в XVI веке, и виною экстравагантной выходки монарха была злодейка-любовь. Молодая жена Василия, Елена Глинская, прибыла из Литвы, где уже давно на польский манер брили бороды. Пришлось обзавестись собственным, выписанным с родины супруги брадобреем.

 Бояре, увидев царя в таком непотребном виде, только что в обморок не попадали. Духовенство рвало, метало и грозило страшными карами. Так, митрополит Московский и всея Руси Даниил писал: «Власы же твоя не точию бритвою и с плотию отъемлеши, но и щипцем искорене изтарзаеши, и щипати не стыдишися, женам позавидев, мужеское свое лице на женское претворяеши. Или весь хощеши жена бытии? О помрачения сластей плотских! О безумия конечнаго!..»

 Во время нашествия крымского хана Ислама Гирея князь образумился — не до бритья тут. Брадобрея отправили обратно в Литву, бояре успокоились, а Глинская родила сына — будущего царя Ивана Грозного, который бороду не брил никогда и считал брадобритие делом богомерзким.

Ножницы — шуту!

29 августа 1698 года вышел знаменитый указ Петра I, потрясший устои и порвавший все шаблоны: ношение бород запрещалось! Обладатели пышной растительности страдали, пытались сопротивляться, но с Петром шутки были плохи: он немедленно вооружился ножницами и начал обрезать бороды важнейшим сановникам. В новогодний праздник, приходившийся тогда на 1 сентября, государево дело продолжил царский шут. «И к кому только ни приближался он с ножницами, не позволялось спасать свою бороду под страхом получить несколько пощечин», — писал секретарь австрийского посольства Иоганн Корб. Пришлось привыкать к неприлично голым лицам и начинать пользоваться услугами брадобреев. А брадобреи, в свою очередь, стали появляться — это занятие включили в свой широкий диапазон цирюльники.

Отняв бороды, Петр привнес другую моду — парики. Он и сам носил парик, из-под которого вечно выбивались волосы. Так впервые прозвучало слово «парикмахер», от немецкого Perückenmacher, что означало «мастер, делающий парики». Появилось на Руси и собственное парикмахерское производство.

Конский навоз как средство от запоя

Встарь со стрижкой на Руси особо не заморачивались. Слишком отросли волосы? Есть проверенный метод. Горшок на голову, а все, что из-под него торчит, обрезаем — вот и новая прическа. Так что в специальных мастерах по этому делу особой нужды не было. Но если уж сильно приспичит, всегда можно было воспользоваться услугами бродячего цирюльника.

Бреем, стрижем бобриком-ежом, лечим паршивых, из лысых делаем плешивых, кудри завиваем, гофре направляем, локоны начесываем, на пробор причесываем, парик промоем, кровь откроем, мозоль подрежем, косу купим и срежем

 Цирюльники были специалистами-универсалами: пускали кровь, рвали зубы, боролись с облысением, прикладывая распаренный березовый веник к лысине. Широко использовали пиявок: при радикулите сажали на поясницу, с похмелья — цепляли за уши и к вискам. Помогали и выйти из запоя, вливая в пациента разведенный конский навоз — до полного выворачивания наизнанку. Тягу к спиртному, говорят, как рукой снимало. Конечно, их любили больше, чем всяких «дохтуров». И бороды, когда понадобилось, брить тоже ходили к ним.

Цирюльники облюбовали рынки. Найти их там было нетрудно — издалека слышался пропеваемый речитативом перечень услуг: «Бреем, стрижем бобриком-ежом, лечим паршивых, из лысых делаем плешивых, кудри завиваем, гофре направляем, локоны начесываем, на пробор причесываем, парик промоем, кровь откроем, мозоль подрежем, косу купим и срежем, мушки клеим, стрижем да бреем. Банки, пиявки, набор грудной степной травки!» Как тут было устоять? Предлагался и разнообразный уровень сервиса: «Наше вам почтение, с кисточкой, с пальцем девять, с огурцом пятнадцать!» Загадочная фраза эта, которая могла ввести в ступор непосвященных, означала: бритье будет с мылом (для него кисточка), щека клиента при бритье будет оттягиваться либо пальцем, что дешевле, либо огурцом, что гигиеничнее.

Вместо горшков и огурцов — модные салоны

Публика поприличнее, конечно, никакими горшками и огурцами не пользовалась. Дамы вошли во вкус разнообразия причесок еще при Петре, когда их наконец-то выпустили из домашнего заточения и дали возможность блистать на балах и ассамблеях. В эпоху Екатерины II расцвела пышным цветом мода на парики. Появились журналы «Библиотека дамского туалета», «Модное ежемесячное приложение». В общем, разнообразных мастеров тупейного и парикмахерского дела требовалось все больше. Расцвет куаферского дела пришелся на XIX век.

«Модные парикмахерские засверкали парижским шиком в шестидесятых годах, когда после падения крепостного права помещики прожигали на все манеры полученные за землю и живых людей выкупные. Москва шиковала вовсю, и налезли парикмахеры-французы из Парижа, а за ними офранцузились и русские», — писал Владимир Гиляровский. Нравится клиенту, когда его обслуживают по-европейски? Да пожалуйста! Каждый демонстрировал «манеры» и знание «иностранного языка» как мог: «Базиль, шипсы апорте дусманс иси.», перемежая это дело чисто русскими ругательствами в адрес подмастерья.

 В 80-е годы пошла мода на прически с фальшивыми волосами, накладками, шиньонами, «трансформатионами» из вьющихся волос вокруг головы. Волосы использовались исключительно натуральные. Добывать их ездили по деревням специальные «резчики», выменивавшие косы за всякие пустяки: копеечные кольца, бусы, ленты и платки.

Русские не сдаются

Несмотря на жесткую конкуренцию, в Москве и Петербурге начала появляться русская парикмахерская школа. Мастер Агапов, заведение которого располагалось в Газетном переулке, занял в 1860 году первое место на Первой Всероссийской выставке причесок. В дни больших балов по переулку было не пройти не проехать от скопившихся карет — все жаждали сотворить на голове неземную красоту. Обслуживали мастера Агапова почтенную публику и на дому, успевая за день причесать 15–20 клиентов. Ух, как ненавидели конкурента французы! Славился, кстати, в Газетном переулке еще мастер — Базиль. Все принимали его за француза, но настоящее его имя было Василий Яковлев. Блистал и Глазов на Пречистенке, дорогостоящими трудами заработавший с десяток домов, в честь чего переулок был назван по домовладельцу, как было принято, — Глазовским.

 Бритье 10 копеек с одеколоном и вежеталем. На чай мастера не берут

 Европа признала мастерство бывшего крепостного, проведшего долгие годы «в подмастерьях», Ивана Андреева, наградив его званием «профессор парикмахерского искусства». Особенно ему удавались прически, выполненные в «королевском» стиле. Иван Андреевич удостаивался многочисленных наград в международных конкурсах. Рисунки из его альбома и каталогов 1909 года тиражировались известными европейскими журналами. В 1910 году Андреев выпустил книгу с сотней иллюстраций — прическами за последние полвека.

Первый прейскурант

У мужчин хорошие мастера были востребованы не менее, чем у дам. Так, на Большой Никитской работал Липунцов, славившийся своим умением подстригать усы. Но это все, конечно, было для богатых. Услуги модных парикмахеров стоили немало — не для народа. Даже войти страшновато было в эти роскошные заведения, полные витрин с банками-склянками и зеркал. Ходила шутка «Стригут и бреют и карманы греют!». Но наконец-то настал и для простого человека на улице праздник: на Страстном бульваре парикмахер Артемьев открыл большой мужской зал с постоянным прейскурантом: «Бритье 10 копеек с одеколоном и вежеталем. На чай мастера не берут». При зале, по старой цирюльной традиции, существовало «депо пиявок». Публика повалила валом.

 А потом пришла революция, а с нею мода стричься «под Котовского».