Как десять евреев и двое русских на кукурузнике чуть не прорвались сквозь железный занавес Советского Союза

Тонкий ручеек репатриантов из СССР в новорожденный Израиль начал просачиваться сквозь железный занавес сразу после смерти Сталина. Сперва эмиграция исчислялась десятками человек. В 1954 году на землю обетованную выпустили 53 еврея, в следующем году — 106, а в 1956 — 753. Так продолжалось более десяти лет. В 1967 году произошли два события. После Шестидневной войны, в которой армия Израиля разгромила поддерживаемых Советским Союзом арабских противников, СССР разорвал дипломатические отношения с государством Израиль. В Советских газетах пышным цветом расцвела антиизраильская и антисионистская пропаганда, которая имела неожиданный эффект: советские евреи вдруг поняли, что их соплеменники — не забитые очкарики-интеллигенты и торгаши, а могучие воины, громящие численно превосходящих их противников. Быстро начало расти национальное самосознание советских евреев. По всей стране множилось число ульпанов — полуподпольных кружков изучения иврита и еврейской истории. Количество просьб о разрешении на выезд в Израиль для воссоединения с родственниками стало исчисляться десятками тысяч.

В 1968 году председатель КГБ Юрий Андропов и министр иностранных дел Андрей Громыко предложили установить квоту на выезд в Израиль в размере до полутора тысяч евреев в год. Это предложение было поддержано в ЦК КПСС, но чуть расширившаяся щель явно не могла пропустить всех, желавших эмигрировать.

В это время в головах тех, кто получил отказ в разрешении покинуть СССР, зарождались самые невероятные планы побега за границу. Одним из таких прожектеров был бывший летчик-истребитель, майор ВВС в отставке ленинградец Марк Дымшиц. Сперва он думал построить воздушный шар на арендованном дачном участке на карельском перешейке и улететь на нём в Финляндию. Однако вовремя сообразил, что такой серьезный вопрос как эмиграция нельзя доверять капризным ветрам. У Дымшица возникла новая идея, которой он в 1969 году поделился с создателем подпольной сионистской организации в Ленинграде Гилелем Бутманом. Дымшиц предложил захватить пассажирский самолет Ту-104, следовавший из Ленинграда в Мурманск и улететь на нём в Стокгольм. Бутману эта идея понравилась, началось обсуждение деталей.

Перелет в соседнюю Финляндию был сразу отклонен: между ней и СССР существовал договор о взаимной выдаче преступников. Решили захватить лайнер где-то над полярным кругом, «вильнуть» в сторону Финляндии, чтобы усыпить бдительность советских ПВО (мол зачем сбивать самолет, финны и так выдадут угонщиков), а затем — рвануть в Швецию. Бутман особенно настаивал, что всё должно быть не просто побегом, а пропагандистской акцией. В Стокгольме намечалось созвать пресс-конференцию, на которой угонщики объяснили бы свой поступок и призвали мировую общественность к массированному давлению на СССР для разрешения широкой еврейской эмиграции. Подвергать опасности жизнь пассажиров никто не собирался. Случайных людей на этом рейсе вообще не должно было быть. Все 56 билетов собирались выкупить потенциальные беглецы. Тут организаторам виделась возможная проблема. Паспортов тогда при покупке билетов не требовали, но экипаж мог обратить внимание на переизбыток в салоне явно еврейских лиц и заподозрить что-то неладное. Поэтому была придумана легенда: все пассажиры летят в Мурманск на большую свадьбу своих друзей и родственников. Так операция обрела кодовое название «Свадьба».

Имелись и ещё две проблемы. Экипаж Ту-104 состоял из семи человек, и было не ясно, удастся ли захватить всех врасплох. Бутман специально слетал в Ригу. Во время полета, изобразив подвыпившего любопытного, вперся в открытую дверь кабины пилотов и убедился, что её никто не охраняет. Кроме того, Дымшиц имел опыт управления истребителями и небольшими самолетами Ан-2 и не был уверен, что справится с лайнером, если пилоты откажутся подчиниться захватчикам. Этот вопрос предполагалось решать уже в воздухе.

Навыками конспирации будущие угонщики явно не владели. По Ленинграду и Риге начали гулять слухи, что какие-то евреи собираются купить самолет и улететь на нём прямо в Израиль. Эти слухи быстро дошли до длинных ушей КГБ.

Бутман колебался и решил спросить совета у властей Израиля. Через норвежского туриста-еврея о планах захвата самолета сообщили в Тель-Авив. Вскоре на адрес Бутмана поступила телеграмма: «Гиля, твой дядя Шимон Бутман считает это лекарство слишком сильным». Адресат телеграмму не получил. За её расшифровку принялись специалисты КГБ. Там знали, что никакого дяди Шимона у Бутмана нет, и поняли, что буквы ШБ означают «Широт Бетахум» — служба безопасности. Израильтяне продублировали сообщение и по телефону. Бутман ответил на звонок и услышал: «Консилиум врачей признал первое лекарство недопустимо сильным, а применение другого оставляет на ваше усмотрение». В то время как раз началась волна захватов самолетов террористами. Одной из основных целей подобных атак стал Израиль. Его службы безопасности не хотели, чтобы из-за нескольких советских авантюристов еврейское государство в глазах мирового общественного мнения вдруг превратилось бы из страны-жертвы в тех, кто сотрудничает с угонщиками самолетов. «Вторым лекарством», против которого Израиль не возражал, была пресс-конференция для западных журналистов с подробным рассказом о положении евреев в СССР.

О полученном ответе Бутман 28 апреля 1970 года доложил товарищам по сионистской организации. Они решили не рисковать и отказаться от захвата самолета. Дымшицу пришлось искать новых сообщников, не имевших возможности легально осуществить заветную мечту — уехать из СССР. В Риге он познакомился с Эдуардом Кузнецовым, к тому времени уже отсидевшим семь лет за антисоветскую деятельность. Подобралась новая группа «самолетчиков», как сами они себя называли. В неё вошли жена Кузнецова Сильва Залмансон, два её брата, несколько знакомых евреев, а также двое русских, с которыми Кузнецов познакомился в лагере. Юрий Федоров и Алексей Мурженко тянули в Дубравлаге срок за участие в подпольной студенческой группе «Союз свободы и разума». Всего набралось 16 человек. С такими силами о захвате большого лайнера не могло быть и речи. Пришлось составлять новый план…

О том, что ленинградская сионистская организация отказалась от идеи захвата Ту-104 в КГБ узнали на следующий день. Сохранилась докладная записка Юрия Андропова в ЦК КПСС, в которой председатель КГБ информировал партийное руководство о ходе расследования еще не совершенного антисоветского деяния. Комитет уже планировал большой процесс, который должен был напугать еврейских активистов и прекратить их попытки вырваться за железный занавес. Отказываться от этого плана из-за осторожности ленинградцев чекистам не хотелось, и они решили ловить «самолетчиков» на живца…

Дымшиц знал, что с небольшого аэродрома «Смольное» под Ленинградом совершают местные рейсы «кукурузники"-Ан-2. На таких самолетах ему приходилось летать, и он знал, что запас горючего у них рассчитан на 600 километров. Во время одного из посещений аэродрома он вдруг увидел в расписании новый рейс «Смольное» — Приозерск. Это казалось подарком судьбы — ведь Приозерск расположен всего в пяти минутах полёта от границы. Это и было подарком, но не судьбы, а Комитета государственной безопасности, который провоцировал «самолетчиков» на поступок. Экипаж Ан-2 состоял всего из двух пилотов, причем после посадки один из них выходил в салон, чтобы открыть дверь для выхода пассажиров на взлетное поле. «Самолетчики» решили именно в этот момент накинуться на экипаж и связать обоих пилотов. Делать это планировалось крайне аккуратно, чтобы ни в коем случае не причинить вреда авиаторам. Их должны были бережно упаковать в спальные мешки и оставить на взлетной полосе под тентом.

В начале июня Дымшиц совершил контрольный полет в Приозерск в качестве пассажира и обнаружил, что пилоты, оказывается, вооружены пистолетами. В план срочно внесли небольшие коррективы. Арсенал угонщиков помимо веревок пополнился несколькими дубинками и кастетом, которые должны были применяться в самом крайнем случае. 12 заговорщиков выкупили все билеты на рейс «Смольное"-Приозерск на 15 июня 1970 года. Еще четверо «самолетчиков» должны были ждать их в Приозерске и сесть на борт уже захваченного «кукурузника». Впоследствии некоторые из «самолетчиков» рассказывали, что еще в Риге и по дороге в Ленинград заметили за собой слежку, но их это не остановило.

12 угонщиков собрались на аэродроме «Смольное». Они наблюдали, как на поле выходят пассажиры предыдущего рейса. Молодые, коротко стриженные люди, все почему-то с одинаковыми чемоданчиками в руках. Объявили посадку на рейс до Приозерска, но не успели «самолетчики» ступить на взлетное поле как молодые «пассажиры» покидали свои чемоданчики и набросились на потенциальных угонщиков. За несколько секунд все они оказались крепко связаны. На поле с рёвом влетели двенадцать чёрных «Волг», в каждую из которых засунули по задержанному. В это же время в Приозерске неподалеку от аэродрома арестовали четверых ожидавших захвата самолета. На даче под Ленинградом задержали Гилеля Бутмана. В тот же день прошли аресты еврейских активистов в Ленинграде, Москве, Риге и Кишеневе.

Следствие шло полгода. Арестованные вели себя по-разному. Одни откровенно рассказывали о своём желании любым способом покинуть СССР, а Юрий Фёдоров, например, отказался отвечать на любые вопросы, заявив, что «не испытывает доверия к службе госбезопасности, на совести которой слишком много крови». Осенью произошли два события, оказавшие влияние на дело «самолетчиков». 15 октября 1970 года литовцы отец и сын угнали самолет в Турцию, причем во время захвата погибла стюардесса Надежда Курченко. Через месяц Организация Объединенных Наций приняла резолюцию о борьбе с угонами самолетов. На этом фоне в середине декабря начались слушания по так называемому «Ленинградскому самолетному делу».

Посторонние лица в зал суда не допускались. А родным и близким подсудимых запрещалось записывать и пользоваться аудиоаппаратурой. Тем неменее, уже через несколько дней записи судебных заседаний звучали на волнах «Свободы» и «Голоса Америки». Обвиняемые превратили зал суда в трибуну. Они рассказывали о бедственном положении евреев в СССР и требовали соблюдения Декларации прав человека, провозглашавшей свободу перемещения и выбора места проживания. «Жить в стране, которую я не считаю своей, стало для меня невыносимым», — заявил Лейб Ханох. Как будто подкрепляя эту позицию, прокурор Соловьев особо напирал на еврейскую национальность подсудимых и даже стыдил двух русских, связавшихся с «этими». «Знали ли вы о том, что должны были служить маскировкой преступного замысла, чтобы не вылезли бы еврейские уши этой группы? Знали ли вы о том, что в группе будут одни евреи?» — допытывался он у Юрия Федорова, и откровенно недоумевал, как можно вместе с евреями пытаться бежать из лучшей в мире страны.

Суд признал всех виновными в измене Родине, хищении государственного имущества в крупном размере (имелось в виду похищение самолета), участии в антисоветской организации и антисоветской агитации. Похоже, что при составлении приговора никто даже не заглядывал в уголовный кодекс. Статья 64 УК РСФСР гласила, что измена Родине — это «деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб: а) государственной независимости, б) территориальной неприкосновенности или в) военной мощи СССР». Понятно, что действия «самолетчиков», к которым они, кстати, даже не успели приступить, не угрожали целостности, независимости и военной мощи СССР, но на такое крючкотворство никто не обращал внимания.

Приговор был показательно суров. 24 декабря Дымшица и Кузнецова приговорили к расстрелу, а десятерых других подсудимых к большим срокам заключения в лагерях особого или строгого режима. Фёдоров и Мурженко, как ранее судимые, были признаны особо опасными рецидивистами. Характерно, что статьи приговора требовали конфискации имущества, но к восьмерым это наказание применить не смогли «за отсутствием такового», а у Бориса Пэнсона смогли конфисковать только его картины и эскизы к ним.

Мировая пресса внимательно следила за процессом, и уже на следующий день поднялась волна возмущения. Президент США Ричард Никсон лично звонил Брежневу с просьбой отменить казнь, но решающую роль в смягчении приговора сыграл испанский диктатор Франко. В конце 1970 года суд в Мадриде приговорил к смерти двух баскских террористов. 24 декабря премьер-министр Израиля Голда Мейер направила Франко личное письмо, в котором напомнила ему о его еврейских предках, поблагодарила за спасение десятков тысяч евреев в годы Второй Мировой Войны и попросила помиловать эту парочку террористов, предполагая, что после этого СССР не сможет расстрелять двух «самолетчиков». Так и оказалось: гуманное руководство СССР не пожелало быть кровожаднее «кровавого диктатора Испании». Всего через неделю, 31 декабря, Верховный суд спешно рассмотрел кассационные жалобы, заменил смертные приговоры Дымшицу и Кузнецову на 15 лет строгого режима, а так же немного укоротил срока остальным «самолетчикам».

Ленинградский самолётный процесс возымел совсем не тот результат, на который рассчитывали в КГБ. В Израиле, США и Западной Европе стали проходить регулярные манифестации с требованием разрешить советским евреям свободный выезд из СССР. Своих избирателей поддержали и политические лидеры Запада. Их напору руководство Советского Союза уступило. В первой половине 1970х годов выездные визы были выданы уже десяткам тысяч евреев. Так и не взлетевший кукурузник «самолетчиков» таки прорвал железный занавес.

Сами угонщики еще сидели в тюрьмах, но отбывать срока полностью большинству из них не пришлось. В 1978 году в США приговорили к 50 годам тюрьмы двух спалившихся советских разведчиков. Через год их обменяли на пятерых диссидентов, в том числе Дымшица и Кузнецова. В 1979 году досрочно освободили и выслали из страны большинство «самолетчиков», которых заграничная еврейская общественность чествовала как героев.

От звонка до звонка оттянули свои немалые срока только Федоров и Мурженко. Про русских подельников еврейских «самолетчиков» заграица как будто позабыла. Бывший диссидент Юрий Ярым-Агаев утверждал, что «Еврейское сообщество не боролось за… Федорова и Мурженко. Их следовало провозгласить почетными гражданами Израиля и героями Сиона, пока они были в заключении, но этого не случилось». Бывший отказник и ответственный за русско-еврейские связи Сэм Клигер соглашался, что «за Федорова и Мурженко боролись слабее, нежели за еврейских участников ленинградского дела». На свободу русские «самолетчики» вышли только в середине 1980-х, а Мурженко, вдобавок хапнул еще «двушечку» за нарушение режима надзора: не отметился вовремя в отделении милиции. Покинуть СССР Фёдоров и Мурженко смогли только в разгар Перестройки.

Спустя 17 лет после так и не состоявшегося взлёта так и не захваченного кукурузника все «самолетчики» оказались за границей, куда они так стремились. Там их приветствовали десятки тысяч бывших советских евреев, покинувших СССР через ту самую дыру в железном занавесе.