Как Страна Советов в Китае порядок наводила

Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции

Джунгария, Восточный Туркестан, Синьцзян-Уйгурский автономный район (или СУАР) — это всё названия одной и той же территории. В наши дни СУАР — самая большая по площади административная единица Китая — и одновременно самая большая внутренняя проблема пекинского начальства.

Даже сегодня уйгуров там проживает больше, чем китайцев. А в начале 20-го века всё было ещё печальней.

В соседней России недавно закончилась гражданская война. Причём проигравшие и просто недовольные новой властью толпами играли в поросёнка Петра — без тракторов, но с винтовками, а то и пулемётами-пушками. В самом же Китае вялотекущая гражданская война и не прекращалась.

Губернаторы Синьцзяна были, как правило, людьми умными, а также знающими арифметику. Арифметика была простая: от столицы провинции, города Урумчи, до конечной станции Турксиба было примерно 950 километров, а до ближайшей китайской станции железной дороги — более 2000.

Поэтому, когда Красная армия охотилась на басмачей и белогвардейцев, немного не обращая внимания на границу, местные власти старались относиться к проблемам северного соседа с пониманием. Да и отморозки вроде атамана Анненкова или барона Унгерна самим китайским властям были не сильно-то нужны — разве что в качестве товара для продажи чекистам.

Советские же командиры перед очередным «заграничным походом» слали китайцам депеши в стиле: «Мы тут немножко повоюем, но мировую революцию устраивать не станем, Урумчи ваш брать не будем и вообще вы нам нафиг не сдались!».

К концу 20-х наиболее одиозных личностей понемногу замели под ковёр. Обе стороны начали — как положено в приличной глобально-стратегической игре — развивать торговлю, строить дороги и вообще подумывать о возрождении Великого шёлкового пути, который когда-то примерно в тех местах и проходил. Но тут всё испортили сами китайцы: при попытке переворота нечаянно убили губернатора Ян Цзэнсиня.

Сменивший же его Цзинь Шужэнь начал, как деликатно пишут в научных статьях, «проводить политику китаизации региона». А именно — притащил с собой кучу близких родственников, дальних родственников и просто знакомых, которых начал назначать на все мало-мальски значимые посты, где они могли заниматься коррупцией и кумовством в промышленных масштабах. А с местных некитайцев драть три шкуры — две с половиной себе и половину для отправки в Пекин… может быть.

В ненужное время, в ненужном месте…

Проблема была в том, что местные некитайцы были людьми суровыми, которым и одной-то шкуры было жалко — чай своя, не чужая. В 1931 году Синьцзян охватило восстание. Причём помогали восставшим Япония (которой любой кипеж в Китае был на руку), Великобритания (потому что англичанка гадит) и даже бывшие офицеры турецкой армии.

Поскольку боеспособность китайской части населения оказалась примерно на уровне плинтуса, губернатор начал формировать новые военные подразделения из белогвардейцев и вообще подвернувшихся под руку русских эмигрантов. Главным назначили бывшего офицера из отряда атамана Дутова, полковника Павла Папенгута.

На всякий случай губернатор Шужэнь попросил помощи и у СССР. Но как-то неубедительно. Ему дали только несколько тысяч китайских же солдат, перебежавших в СССР после захвата японцами Маньчжурии.

Получив очередные сводки с полей боёв, в Разведуправлении РККА мрачно констатировали: такими темпами у границ СССР очень скоро появится новое государство, где у англичан и японцев будут хорошие завязки… «А оно нам надо, товарищи?».

Китайцы тоже хорошо понимали намёки. В апреле 1933 года в Урумчи произошёл очередной военный переворот (в котором одну из главных ролей сыграли белогвардейцы во главе с Папенгутом). Пришедший к власти полковник Шэн Шицай быстренько скатался два раза в Москву и сообщил, что так сильно хочет дружить с СССР, что аж кюшать не может.

Тем временем в Синьцзяне восставшие уже подошли под стены Урумчи и начали осаду. Белогвардейцы вместе с остатками китайских частей кое-как отбивались. Недоуменно глядя на вернувшегося из Москвы Шицая, который ходил по дворцу и постоянно приговаривал: «Нам бы ночь простоять, да день продержаться, а там…».

«Там» наступило в ноябре 1933-го, когда осаждающие вдруг с удивлением обнаружили: на выручку осаждённым китайцам по чугучакскому тракту идёт некая Алтайская добровольческая армия.

Если не присматриваться, издалека эти части действительно походили на русских белогвардейцев — командиры даже ходили в погонах.

Ведь до недавнего времени подразделения армии были совсем не алтайскими, а числились 13-м и 10-м полками ОГПУ (Особого государственного политического управления).

Сбил тебя наш лётчик Ли-Си-Цын

Столкнувшись в бою с армейскими частями, имевшими пулемёты, пушки, бронетехнику и поддержку авиации, восставшие как-то быстро утратили свой пыл и начали разбегаться по домам и кустам.

Алтайская армия вместе с частями из бывших белогвардейцев занялась наведением порядка в провинции. Бывшие враги воевали бок о бок — советские части поступили на довольствие китайских властей, а бывшим белогвардейцам обещали либо полную амнистию по возвращении в СССР, либо земельные участки в Синьцзяне.

Красных такая ситуация устраивала, белых — далеко не всех. Но когда командующего Папенгута китайские власти арестовали по обвинению в подготовке заговора против Шэн Шицая, назначенный командовать отрядом полковник Бектеев сразу всё понял и ничего антисоветского себе уже не позволял.

Этот самый советник показал себя очень талантливым в военных делах и впоследствии стал известен как маршал бронетанковых войск, дважды Герой Советского Союза, Павел Семёнович Рыбалко.

Помимо военной помощи СССР помог Синьцзяну и экономически — предоставил кредит на пять миллионов рублей золотом, который китайцам предстояло погашать товарами. В общем, хотя на мировых картах Синьцзян продолжал числиться в составе Китая, в местных органах власти на стенах «на всякий случай» висели портреты Сунь Ятсена, Сталина, ну и разумеется, самого Шэн Шицая.

Советский слон — лучший друг китайского слона

В 37-м уйгуры в очередной раз подняли восстание. Шэн Шицай даже не стал особенно беспокоить Пекин, а привычно позвал на помощь старшего северного брата. Поскольку к этому времени советские геологи нашли в Синьцзяне много всякого полезного ископаемого, да и вообще в провинции планировалось устроить крупную перевалочную базу для оказания помощи китайцам против японцев, помощи ждать долго не пришлось.

Четыре полка Красной армии и НКВД, усиленные авиацией и танками, быстро навели «конституционный порядок». И попутно ликвидировали уйму японских агентов, чуть поменьше английских и даже несколько шведских.

Как отметил в докладной записке один из советских командиров: «При взаимодействии с нашими частями китайские солдаты ведут себя более смело, к тому же меньше грабят население и не восстанавливают его против себя».

По этому поводу решили после наведения порядка совсем войска не выводить, а немножко их оставить. Для охраны наиболее важных с советской точки зрения объектов. Вроде авиазавода, где собирались перегоняемые по советскому «ленд-лизу» самолёты для китайских ВВС. Ну, а чтобы сильно не бросалось в глаза, 171-й батальон войск НКВД уже привычно «перекрасили» в белогвардейцев.

В результате, в документах батальона порой встречались очень забавно выглядящие записи:

«На политических занятиях в роте групповод занятий поручик Волков, проводя рассказ „Гражданская война и создание Красной Армии“ не подготовил карту, не указал всех направлений наступления белогвардейцев и интервентов на Советскую Республику. Кроме этого поручик Волков недостаточно знал места основных побед Красной Армии над белогвардейцами, не упомянул о зверином облике белого офицерства и их зверствах по отношению к рабочим и крестьянам».

Закончилась вся эта идиллия в начале Великой Отечественной войны, когда самолёты понадобились самому СССР. Так что последние «сборочные комплекты» И-16 после сборки отправили обратно на Родину. В 43-м туда же вывезли оборудование авиазавода, а следом отправилась и советская охрана. От старорежимных званий им пришлось отвыкать, а вот погоны к этому времени появились уже и в Красной армии.

Ну, а проблемы Восточного Туркестана вскоре стали заботой уже китайских коммунистов.