Каково служить Наполеону: порядки в Великой армии

Обед по расписанию

Обычно первое, что ощущал простой француз из провинции, попадая в наполеоновскую армию, — это избавление от постоянного чувства голода. Если для крестьянина недоедание было привычным делом, то на службе государство и офицеры всячески заботились, чтобы солдат был сыт.

Голодный воин никуда не годится — эта нехитрая истина была отлично известна и при короле, и после революции.

Каждому, надевшему мундир Великой армии, полагалось два приёма пищи в день: первый в десять часов, второй примерно восемь часов спустя.

Солдатский рацион в те времена казался роскошным, хотя по нашим меркам выглядит он вполне незамысловато. Основным блюдом был суп, но тогдашний суп — совсем не то, к чему мы привыкли. Это было скорее жидкое рагу из мяса с овощами (главный ингредиент — уже вошедшая в обиход дешёвая и сытная картошка), в которое для густоты и большей питательности крошили хлеб.

Рацион менялся разве что в походе, когда после реквизиций полк мог разжиться другой провизией: сыром, копчёным или вяленым мясом. Кстати, в зависимости от того, где находился полк, рецепт супа мог меняться — это были обязаны учитывать военные снабженцы. Картофель мог заменяться на крупы, часть мясной порции выдаваться рыбой и т. д. Но общий объём пищи и её примерная калорийность соблюдались довольно строго.

Полевых кухонь не было, хотя по инициативе известного своей практичностью маршала Даву в 1811 году изготовили и отправили в части 1-го корпуса серию экспериментальных передвижных кухонь, размещённых на повозках. Они были очень удобны, но особой популярностью не пользовались, ведь французский солдат давно привык готовить пищу небольшими товариществами, состоявшими из шести – восьми человек. Такие группы официально назывались «котелком» и служили чем-то вроде союзов взаимной помощи нижних чинов. Их участники вместе готовили пищу, устраивали ночлег, оказывали помощь при ранении и обещали передать родным личные вещи и письма, если кто-то из «котелка» погибнет на поле брани.

Ежедневно солдат получал около восьми тысяч калорий, чего с избытком хватало на пешие марши и прочий нелёгкий военный труд. Так что, если снабжение войск работало без перебоев, личный состав был доволен.

Радости добавлял и алкоголь. Военнослужащим обычно выдавался самый дешёвый коньяк, вполне доступный во Франции, или водка на зерновом спирте.

Спиртное разводили водой в пропорции один к шести, что позволяло обеззараживать воду из сомнительных источников. Желудочно-кишечные болезни издавна были одной из главных угроз для жизни солдата.

Здоровый сон под открытым небом

Насытившись, солдат Великой армии более всего беспокоился о ночлеге. И не зря — ведь в эпоху революции французское войско полностью избавилось от старорежимных походных палаток. Эту практику полностью одобрял и поддерживал Наполеон: император считал, что они занимают слишком много места в обозе и позволяют вражеским разведчикам легко оценить численность войск. Бонапарт полагал: палатки нужны лишь генералам и штабным офицерам, поскольку они работают с документами и картами, остальная же армия должна обходиться обычным походным порядком, когда солдаты и младшие офицеры, заворачиваясь в шинель, укладываются спать у костра.

Если войско вставало лагерем на более-менее длительный срок, то устраивались импровизированные домики-полуземлянки из веток и дёрна. У офицеров они могли выглядеть вполне пристойно — в них расставляли походную мебель и расстилали ковры.

Генералы и особенно маршалы наполеоновской армии путешествовали со всеми удобствами. Их багаж перевозился на множестве фургонов (пять-шесть считалось нормой), а отдых организовывал целый штат прислуги, в который входил личный повар. Обычно командование не ощущало никаких проблем с питанием: генералы и маршалы получали изысканные блюда из свежего мяса, лучшие сыры, вина и прочие деликатесы, доставленные из Европы.

Стандартный походный обоз самого императора французов состоял из 24 повозок и 240 лошадей, включая комфортабельную четырёхместную карету-берлин и ещё одну поменьше — на два места. В обоих экипажах можно было разложить диваны, организовав вполне удобное спальное место.

Несмотря на то, что Главная квартира Великой армии полностью обеспечивалась самыми лучшими палатками, Наполеон не любил их и предпочитал при каждой удобной возможности останавливаться в домах. Как только он вступал в захваченный город, специально назначенные люди из свиты выбирали самый удобный дом, в котором очень быстро организовывали спальные покои императора и кабинет для работы.

Бонапарт не пользовался чужими спальными местами — для него в обозе всегда возили походную железную кровать, которую можно было легко собрать и разобрать.

Возможно, своим плохим настроением в день Бородинского сражения Наполеон был обязан именно тому факту, что четыре ночи провёл в палатке.

Впрочем, императорская палатка была очень внушительным сооружением. Она была сделана из толстого бело-синего холста и состояла из двух больших комнат, окружённых коридором, который служил дополнительной преградой для желающих попасть в императорские покои. Перед входом постоянно находились на страже два гренадера Старой гвардии, а в коридоре дежурил лакей, готовый услужить Наполеону, личный телохранитель из числа мамелюков и несколько штабных офицеров. В одной комнате располагался рабочий кабинет и зал для совещаний — там стоял большой стол с картой кампании и отдельные столы для императора и его секретаря. Другое помещение занимала спальная комната, где находились та же походная кровать, умывальный прибор и походный клозет — чтобы правитель империи не испытывал нужды отходить в ближайший лесок.

Своя атмосфера

Великая армия ещё со времён революции отличалась демократизмом, совершенно невозможным в других армиях Европы.

Вежливое обращение на «вы» было сочтено пережитком прошлого и полностью изгнано из военного этикета.

Несмотря на разницу в чинах, доходах и образе жизни, простой солдат был убеждён: от генерала или маршала его отделяет совсем немногое — и эта уверенность всячески поддерживалась наполеоновской пропагандой.

Замкнутое военное сообщество очень быстро создало свой язык, насыщенный множеством новообразований и жаргонизмов. Войну называли «праздником», штыковую атаку — «завтраком а-ля фуршет», пролитую кровь — «виноградным вареньем», большие потери аллегорически описывали как «огорчение», пушки у солдат «кашляли», сабля называлась «бычье ребро», а пистолет — «распятие для приговорённого». Иностранным противниками французы быстро придумали прозвища «годдемы» — это англичане, «санкюлоты» — облачённые в килты шотландцы, австрийцев обидно называли «отре шьян» — то есть «другие псы».

Как ни странно, русские особого имени не удостоились, хотя наполеоновская пропаганда часто называла нас варварами.

Военные всех стран любят музыку. Французы того времени не были исключением, так что оркестры существовали в каждом полку. Барабанный бой, звук горнов и флейт сопровождал армию и в походе, и в бою, и во время отдыха. Считалось хорошим тоном распорядиться исполнять на бивуаке марши и арии из популярных опер или идти на врага под звуки оркестра.

Любимым инструментом Наполеона был барабан: «он никогда не фальшивит», — отмечал император.

Именно барабанный бой отмерял темпы марша и перестроения огромных масс войск, что было крайне важным в эпоху господства линейной тактики.

В ту эпоху, отличавшуюся большой религиозностью, французская армия резко выделялась на фоне прочих воинств тем, что практически официально считалась атеистической или как минимум деистской. В полках не было священников, что на фоне прочих армий Европы выглядело абсурдно. Хотя некоторые (крайне немногочисленные) части из регионов, где были сильны традиции католицизма, всё же заводили себе священников, оформляя их как простых солдат. Но такая самодеятельность не поощрялась военным руководством, хотя на это чаще всего просто закрывали глаза. В отличие от прочих армий в Великой не служились молебны, не проводились обычные ритуалы, солдаты и офицеры в большинстве своём не ходили на исповедь и даже во время постоя в городах не посещали храмы. Аббат Сюрюг, сопровождавший Великую армию до Москвы, писал о военных: «религия для них — пустой звук».

Среди нижних чинов и офицеров, несмотря на произошедшие в стране и обществе перемены, вплоть до конца империи был широко представлен светский деистский культ Верховного существа, который без успеха пытался внедрить среди всех французов диктатор Робеспьер. В армии эти мероприятия оказались успешны, и, говоря о боге, военные часто имели в виду не католическую Троицу, а Верховное существо, понимаемое в совершенно масонском духе: как архитектор и создатель Вселенной. Вместо молитв солдаты пели песню «Отец Вселенной», посвящённую Верховному существу.

И конечно же, религиозные чувства находили своё выражение в совершенно языческом культе императора — героя, дарующего победу, что отсылало жителей XIX века в далёкое прошлое, во времена Древнего Рима.

Наполеона почти что боготворили в армии, перед ним преклонялись, его именем давали клятвы.

Многие солдаты и офицеры отмечали, что испытывали совершенно религиозный восторг во время военных церемоний, проводимых с участием императора.

Остаток мистических чувств французский солдат тратил на разного рода суеверия — ни в одной другой армии мира не были так распространены талисманы и обереги, вера в предзнаменования и удачу. Поэтому любой символ, который было возможно дурно истолковать, мог плохо отразиться на духе войска. Взять хотя бы случай, когда после переправы через Неман в присутствии тысяч солдат наполеоновская лошадь споткнулась и сбросила седока на землю, — суеверные французы сочли это плохим знаком, данным судьбой в самом начале кампании.

Как показало будущее, они оказались совершенно правы.