Зачем и как бальзамировали вождя пролетариата Ленина

А Ленин продолжает лежать в Мавзолее, одетый в костюм, но все меньше человек, все больше — химическое соединение: сейчас от его тела осталось примерно 20%, остальное — бальзамирующие жидкости и вещества. Как вышло, что беспокойный политик после смерти обрел такую странную форму вечного покоя? И как у ученых Бориса Збарского и Владимира Воробьева получилось так хорошо сохранить вождя пролетариата? Больше всего эта история похожа на остросюжетный политико-медицинский триллер.

Большевик умирает

Ленин умирал долго и мучительно. С трудом восстановившись после первого приступа болезни, поразившей его в 1922 году, гиперактивный политик и неутомимый автор превратился в инвалида, который смог вернуться к работе лишь на несколько месяцев. В конце 1922-го его состояние снова ухудшилось, и с декабря этого года и до смерти в январе 1924-го Ленин практически безвылазно сидел в подмосковных Горках, под наблюдением жены Надежды Крупской и консилиума из тридцати советских и немецких врачей. Лучшие медики того времени были брошены на спасение советского лидера, но безрезультатно. 21 января 1924 года Ленин умер от кровоизлияния в мозг.

Чем именно болел Ленин, доподлинно неизвестно до сих пор. «Дневник истории болезни», неофициальные записи его врачей, остаются засекреченными. Акт вскрытия, проведенного комиссией во главе с профессором Алексеем Абрикосовым, содержит официальный диагноз — артериосклероз сосудов — но вызывает вопросы у специалистов.

Так невролог Валерий Новоселов подчеркивает, что «заключительная часть акта не соответствует описательной части». Сам Новоселов предполагает, что кровоизлияние в мозг было вызвано нейросифилисом — такую точку зрения разделяет часть экспертов: она легко объясняет, почему советские власти стремились скрыть истинный диагноз. Несмотря на то, что сифилис передается далеко не только половым путем, подобный диагноз был слишком неблагозвучен.

Другие специалисты, как, например, хирург Юрий Лопухин, автор монографии «Болезнь, смерть и бальзамирование В. И. Ленина: Правда и мифы», считает версию с сифилисом несостоятельной и полагает, что фатальные изменения в организме Ленина — последствия покушения на него Фанни Каплан в августе 1918 г.

Версий много, и человеку без медицинского образования практически невозможно разобраться в хитросплетениях болезни, сначала превратившей одного из самых ярких и деятельных политиков эпохи в овощ, а потом и уничтожившей его.

Ясно одно — в день, когда он умер, родился миф о Ленине, культ коммунистического пророка, во имя которого и под чьим знаменем советские люди будут строить светлое будущее. Живой Владимир Ильич уже не имел к этому никакого отношения, из субъекта политики став ее объектом. Объектом настолько важным, что даже его труп немедленно призвали на дело служения коммунизму.

Канонизация

Очереди из желавших проститься с Лениным

Ленин умер холодной зимой. Стояли настолько суровые морозы, что о разложении тела после проведенной профессором Абрикосовым операции по бальзамированию (пока еще временного) можно было не беспокоиться как минимум несколько недель. Началось долгое прощание — гроб с телом привезли из Горок в Москву и установили в Колонном зале Дома советов. «Сплошной поток людей в две колонны с 7 часов вечера 23 января до 27 января проходил мимо гроба Ленина. В очереди к Колонному залу было не меньше пятидесяти тысяч человек», — пишет Лопухин.

Не только Москва — вся страна обратилась в траур и плач, которые в современном мире можно было увидеть разве что в КНДР после смерти Ким Чен Ира. Взрослые люди плакали как дети, люди на улицах городов и в селах, не совсем еще привыкшие к советскому атеизму, возносили молитвы за новопреставленного «раба Божьего Владимира».

Нина Тумаркин, автор книги о культе Ленина, объясняет такой прилив скорби общей измотанностью нации, пережившей страшные годы Первой мировой и Гражданской войн, а также голода и эпидемий: «Смерть Ленина стала поводом для первого общенационального ритуала оплакивания после всех тяжелых испытаний минувших лет. Общество захлестнула волна истерической горести».

Вместе с Лениным оплакивали все смерти, всю несчастную, горькую жизнь конца 1910-х — начала 1920-х, и поэтому большевистское руководство попало в точку, скрепив скорбь по Ленину мифом вокруг его личности, который на десятилетия станет одним из главных заветов советской власти.

Затянувшееся прощание

Большевики возле гроба Вождя

Ленин лежал в гробу, «встречая» все новые и новые делегации скорбящих. Низкая температура — примерно семь градусов ниже нуля — и бальзамирование, проведенное Абрикосовым, позволяли телу неплохо сохраняться. Но время бежало, и перед большевиками встал выбор: похоронить вождя или каким-то образом сохранить его тело, выставив на общее обозрение.

В итоге выбрали второе — одним из главных сторонников этой идеи стал Иосиф Сталин. Тихий грузин, занимавший пост генерального секретаря (тогда — технически-организационный), постепенно концентрировал в своих руках все больше власти и сыграл на смерти старшего товарища, произнеся на похоронах одну из самых ярких траурных речей — «клятву у гроба Ленина». А вот его главный конкурент Лев Троцкий задержался на лечении в Абхазии и в итоге, пропустив церемонию прощания, потерял несколько важных политических очков.

Сталин хорошо понимал, как важно сохранить Ленина в виде коммунистических мощей. «Через некоторое время вы увидите паломничество представителей миллионов трудящихся к могиле товарища Ленина», — писал он в 1924 году, вполне вероятно, держа в уме, что «почти живой» Ленин, которого последователи его идей смогут увидеть своими глазами, будет выглядеть куда эффектнее банального надгробного камня.

Против превращения тела Ленина в священную корову яростно выступила его жена и верная помощница Надежда Крупская. «Большая у меня просьба к вам, не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т.д. — всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим», — писала она в Политбюро ЦК ВКП(б), но ее никто не послушал.

Мертвый вождь уже не принадлежал себе, тем более — Крупской. Было официально объявлено, что «по многочисленным просьбам трудящихся» тело Ленина должно быть сохранено нетронутым. Отвечала за дело столь важное дело Государственная комиссия похорон во главе с Феликсом Дзержинским. Вопрос номер один для комиссии звучал просто — как именно можно остановить разложение и сделать Ленина действительно вечным?

Заморозка

Сначала приоритетным вариантом было заморозить тело вождя — это поддерживал Леонид Красин, инженер по образованию, за аристократизм и интеллект прозванный на Западе «красным лордом». Один из самых ярких деятелей большевистской партии, до революции он занимался, как сказали бы сегодня, фандрайзингом, собирал деньги на социалистическое движение то уговаривая, то шантажируя, то обманывая богатых «спонсоров». Красин считал, что понизив температуру тела Ленина и поместив его в специальный саркофаг с двойными стеклами, получится лучше всего сохранить вождя.

Когда в конце января — начале февраля 1924-го проект получил одобрение комиссии, профессор Абрикосов провел ряд опытов с заморозкой трупов. Время поджимало: с началом весны в Москве потеплело, Ленин мог начать разлагаться в любой момент. Ждали последней отмашки, чтобы начать. Велось сооружение мощной холодильной остановки по проекту Красина, но внезапно все остановилось. «Красного лорда» обогнал с альтернативным проектом малоизвестный химик Борис Збарский.

Химик и анатом

Заместитель директора Института химии, 39-летний Збарский услышал о проекте по заморозке тела Ленина случайно. Красин, его хороший знакомый, заехал в гости и рассказал о своих планах. Химику не понравилась идея с заморозкой, он принялся возражать Красину, говоря, что разложение будет идти и при низких температурах. «Возражения далеко не корректные», — отмечает в своей книге Юрий Лопухин. Тем не менее, после беседы с Красиным Збарский загорелся идеей — обойти Красина с другим планом по сохранению ленинских мощей.

Сам он, впрочем, несмотря на недюжинную энергию, не обладал нужными навыками — с трупами химику работать раньше не приходилось. Тут Збарский немедленно вспомнил о своем знакомстве с Владимиром Воробьевым, одним из лучших анатомов своего времени, проживавшим тогда в Харькове и изучавшим вопросы долгосрочной бальзамировки. Именно вместе с Воробьевым Збарский мог преуспеть в сохранении тела вождя. Проблема была лишь в том, что Воробьев не испытывал ни малейшего желания подступаться к такому рискованному заданию.

Его можно было понять. Положение Воробьева в Советском Союзе было шатким: во время Гражданской войны, когда Харьков неоднократно переходил из рук в руки, он участвовал в расследовании расстрела белых офицеров и подписал документ, подтверждавший, что их без суда расстреляли красноармейцы.

Власти «забыли» об этом грехе Воробьева, но, как справедливо полагал сам ученый, в любой момент могли и вспомнить. Поэтому 48-летний профессор предпочитал заведовать кафедрой анатомии в Харьковском университете и совершенно не стремился к публичности, тем более, если она предполагала работу в комиссии под началом Дзержинского.

Тем не менее, случай решил за него. Прочитав в феврале 1924-го интервью с профессором Абрикосовым, где тот говорил о невозможности долговременного бальзамирования тела Ленина, Воробьев, у которого на кафедре годами стояли сохраненные с помощью бальзамирующих жидкостей человеческие тела, задумчиво обронил: «Абрикосов не прав. Надо бы поставить некоторые опыты на трупах».

Фраза дошла до начальства и Воробьева немедленно командировали в Москву, где тот остановился у своего знакомого Збарского. Так, практически случайно, сформировался дуэт, который и сохранит тело Ленина на долгие десятилетия.

Суета вокруг тела

Тандем Збарского и Воробьева чем-то напоминал классические пары копов из голливудских боевиков, вроде «Смертельного оружия». Честолюбивый Збарский выступал в роли молодого и наглого бунтаря-авантюриста, а Воробьев, на девять лет старше своего напарника, был похож на усталого «я-слишком-стар-для-этого-дерьма» ветерана, больше всего мечтавшего о покое. При этом они прекрасно дополняли друг друга — Воробьев знал все о бальзамировании, а Збарский обладал необходимыми связями в верхушке партии и невероятной пробивной силой.

Началось все не на лучшей ноте. 3 марта, осмотрев тело Ленина, Воробьев испугался темных пятен на лбу и темени, а также запавших глазниц, и твердо решил, что ни в каком проекте участвовать не будет. «Вы сумасшедший, — сообщил он Збарскому, — об этом даже и речи не может быть. Я ни в коем случае на такое явно рискованное и безнадежное дело не пойду, а стать посмешищем среди ученых для меня неприемлемо».

Но все-таки уговоры Збарского и азарт ученого возымели свой эффект. Выступая на заседаниях комиссии, длившихся с 3 по 10 марта, Воробьев выступил за сохранение тела в бальзамирующей жидкости как оптимальный вариант и раскритиковал вариант Красина с заморозкой. Дискутируя с другими учеными, Воробьев выдвинул собственную программу: удалить из тела всю жидкость, промыть сосуды, чтобы удалить из них кровь, влить в сосуды спирты, вычистить внутренние органы — в общем, превратить Ленина в оболочку из кожи, внутри которой действуют мощные бальзамирующие препараты.

Збарский идет ва-банк

Збарский и Воробьев

Збарский идет ва-банк

Сомнения оставались — критиковали и план Красина с заморозкой, и вариант Воробьева, и другие проекты, поэтому председатель комиссии Дзержинский так и не принял окончательного решения. Воробьев уехал в Харьков 12 марта, перед этим написав Збарскому письмо, где указал: «Если будете в комиссии, продолжайте настаивать на методе обработки жидкостями». Воробьев был уверен, что это лишь соблюдение формальности, но у Збарского были грандиозные планы на это письмо.

Он добился аудиенции лично у Дзержинского, показал ему письмо Воробьева и заявил, что они вдвоем готовы взять на себя всю ответственность и забальзамировать тело Ленина так, что оно прекрасно сохранится, а первые признаки разложения, уже появившиеся на коже, уйдут.

Железному Феликсу понравилась уверенность Збарского: «Вы знаете, мне это нравится. Все-таки, значит, есть люди, которые могут взять на себя это дело и рискнуть». После того, как проект получил высочайшее одобрение, оставалось только вызвать Воробьева обратно в Москву и приступить к бальзамированию. Красин, чей проект был отменен в последний момент, был в ярости, но поделать уже ничего не мог.

Воробьев, узнав об интригах Збарского, пришел в ужас и заявил химику, что он погубит и его, и себя. Несмотря на это, решение было принято, и Воробьев не счел возможным отказаться. Получив от Дзержинского разрешение на проведение любых необходимых операций над телом, Воробьев собрал команду из харьковских врачей и вернулся в Москву. 26 марта, спустя уже два месяца после смерти Ленина, начались работы по бальзамированию.

Спасти вождя от гниения

Проект Мавзолея Ленина, 1924 год

План Воробьева состоял из трех пунктов:

1. Пропитать все тело формалином — формальдегид фиксировал белки в теле, превращая их в полимеры, предотвращавшие распад, и одновременно убивал все ненужные микроорганизмы;
2. Обесцветить бурые пятна, появившиеся на коже, с помощью перекиси водорода;
3. Пропитать тело растворами глицерина и ацетата калия, чтобы ткани сохраняли влагу и находились в равновесии с окружающей средой.

На бумаге план выглядел просто, но многие вещи оставались неясными: как обеспечить оптимальное соотношение веществ внутри тела, чтобы не началось вытеснение, и как обеспечить все ткани бальзамирующими растворами. Несмотря на заверения Дзержинского о полной поддержке, и Воробьев, и Збарский опасались, что в случае провала пострадает не только тело Ленина, но и они сами. Збарский заметно нервничал. Воробьеву даже пришлось прикрикнуть на него: «Вот, я так и знал! Вы были главным заводилой и втащили меня в это дело, а теперь ведете себя недотрогой. Извольте все с нами делать вместе».

Работа заняла четыре месяца. Збарский, Воробьев и их помощники бальзамировали Ленина с марта по июль. За это время Воробьев провел такое количество манипуляций с телом, что Надежду Крупскую хватил бы удар, увидь она хотя бы десятую часть того, что делали с ее мужем.

Формальдегид вводили через артерии, прямо в ткани с помощью инъекций, и, наконец, погрузили тело в заполненную этим веществом ванную. Чтобы удалить трупные пятна, разрезали кожу и впрыскивали перекись водорода, уксусной кислоты и аммиака. Для обеспечения лучшего проникновения бальзамирующих жидкостей труп надрезали снова и снова, сверлили дыры в черепе — затем эти отверстия тщательно зашивали и маскировали. В глазницы вставили глазные протезы, зафиксировали лицо с помощью швов, скрытых под усами и бородой. Отеки тканей, возникшие на лице и руках, «лечили» примочками из медицинского спирта.

Этими кропотливыми, изнурительными работами руководил Воробьев. Збарский ассистировал старшему коллеге (вместе с его командой харьковских анатомов), а также взял на себя все технические задачи и взаимодействие с властями: благодаря Дзержинскому, по первой просьбе ученым доставали все необходимое, включая самую сложную технику.

Презентация

В июне прошла генеральная репетиция ленинского «возвращения» — Дзержинский попросил показать вождя делегатам конгресса Коминтерна. Воробьев согласился. Збарский отправился к Крупской, чтобы забрать у нее одежду для Владимира Ильича: вдова, как и прежде, была очень расстроена и спрашивала: «Что вы там делаете? Лучше уж было похоронить его в свое время, чем так продолжительно поддерживать какие-то несбыточные надежды».

Ленина одели, уложили в саркофаг в Мавзолее (пока временном, деревянном, выстроенном под руководством Красина) и 18 июня пустили к нему делегацию из семьи и делегатов конгресса. Крупская плакала, выйдя из Мавзолея, зато делегаты остались впечатлены.

Прошел месяц, Воробьев провел последние косметические работы, ученые согласовали с организаторами, как именно должен лежать Ленин в саркофаге, и полностью подготовили траурный зал Мавзолея.

Посещение Мавзолея членами правительства было назначено на 26 июля. Всю ночь перед судьбоносным днем Воробьев и Збарский не спали, находясь возле тела вождя. Воробьев до последнего боялся, что что-то пойдет не так, ругал Збарского и себя, «старого дурака», что позволил себя уговорить. Збарский же пребывал в эйфории, уверенный, что это грандиозный успех, и он оказался прав.

Правительственная делегация из Дзержинского, Молотова, Енукидзе, Ворошилова и Красина осталась более чем довольны результатами, как и комиссия медиков, отметившая, что после всех проведенных работ тело Ленина может сохраняться в неизменном виде в течение десятилетий. Правительство щедро наградило врачей (40 000 золотых царских рублей для Воробьева, 30 000 для Збарского, по 10 000 для их ассистентов). 1 августа 1924 г. Мавзолей открыл двери для простых посетителей, в изумлении смотревших на мертвого, но будто живого, Ленина в саркофаге.

Эпилог

Збарский с сыном в лаборатории

Владимир Воробьев после завершения работы решил не задерживаться в Москве ни одного лишнего дня, оставив Збарского следить за телом Ленина, а сам уехал в родной Харьков, где местное медицинское сообщество встретило его как героя, а правительство щедро выделило деньги на совершенствование кафедры. Выдающийся анатом проработал там до самой смерти в 1937 г. — в отличие от многих в тот год, умер он своей смертью.

Борис Збарский, без целеустремленности которого Ленин, скорее всего, был бы банально предан земле, следил за телом вождя всю свою жизнь (периодически проводились и проводятся до сих пор обязательные работы по обновлению бальзамирующих жидкостей внутри тела).

Кроме того, Збарский курировал все дела, связанные с Мавзолеем, а во время Великой Отечественной отвечал за секретную эвакуацию Ленина в Тюмень — предполагалось, что вождь будет в безопасности в глубоком тылу — и его последующее возвращение. Судьба самого Збарского закончилась сурово: арестованный в 1952 г., он был реабилитирован после смерти Сталина в 1953-м, но долго не прожил и умер через год.

Что касается тела, над которым Воробьев и Збарский так кропотливо и долго работали, оно и сейчас сохраняется в хорошем состоянии, не имея, впрочем, уже никакого отношения к живому Ленину. Человек, некогда перевернувший мир, превратился в музейный экспонат, и в этом состоянии может пребывать еще очень долгое время — если кто-нибудь когда-нибудь не решится все же его похоронить.