Овладение Алжиром было одной из нерешённых военных задач, унаследованных Карлом Габсбургом вместе с империей. Но его внимание поглощалось «законной борьбой» с домом Валуа за Северную Италию и «священной борьбой» с протестантами в Германии, а ряд военных неудач испанцев именно под Алжиром, включая потерю крепости Пеньон в 1529 году, до поры охладил желание императора заниматься этой проблемой. Летом 1538 года, в обстановке временного «доброго согласия» с королевским домом Валуа и ещё до провального похода флота Священной Лиги, в империи Габсбургов задумали новый алжирский поход.
Отказаться от алжирского предприятия не заставили ни провал под Превезой в 1538 году, ни в Кастельнуово годом позже, ни венгерское наступление султана 1541 года. Закупки и сбор техники и снаряжения, начатые ещё в ноябре 1538 года, продолжались (склады припасов для похода устроили в 1540 году в Малаге). Велись консультации на всех уровнях, как с другими владыками Европы, так и с собственными военными специалистами.
Впрочем, ещё в 1540 году император пытался заполучить Алжир без боя, путём тайных переговоров с Хайреддином Барбароссой, длившихся три года. За предполагаемый переход «непобедимого» султанского адмирала под руку Карла верхи империи готовы были расплатиться даже Тунисом, отняв его у собственного ставленника Мулей-Хасана. На самом деле Хайреддин, несмотря на его обнадёживающие речи, в имперское подданство не собирался, а лишь тянул время, и в 1540 году с большим скандалом оборвал переговоры. Вопрос должен был решиться или военным путём, или никак.
Время было потеряно. Пацификация Гента в 1540 году несколько усмирила Фландрию, но стала вновь нарастать угроза со стороны Франции. Когда весной и летом 1541 года по имперским крепостям начали изымать артиллерию и боеприпасы, а также снимать гарнизоны, то мало что смогли взять, например, в находившейся под ударом Северной Италии. Пришлось принимать во внимание и венгерскую смуту 1540 года, и турецкую войну 1541 года.
Переговоры и уговоры
31 мая 1541 года, ещё в ходе имперского сейма в Регенсбурге (Ратисбонне), император Карл Габсбург решил, что алжирской экспедиции быть в этом же году, о чём и сообщил в письме толедскому кардиналу Тавере, замещавшему императора в Испании по вопросам государственной администрации. Тогда же император разослал приказы на концентрацию флота, войск и припасов, при этом сборы следовало маскировать под снабжение войск в Тунисе.
Первоначальный план был таков: сейм завершается в июне, император в течение месяца приезжает в Италию и, завершив приготовления, из Неаполя направляется морем в Испанию, двигаясь вдоль африканского берега, не приближаясь к берегу французскому. Попутно в сентябре император берёт Алжир и успевает в Испанию к началу заседаний кортесов в ноябре.
На собственно военные действия после высадки войск император отводил 40–50 дней. Предполагалось задействовать 18 000 пехоты, из них 7000 испанцев из терций Неаполя, Сицилии и Умбрии (эту же терцию в источниках XVI века называют терцией Венгрии, Боны или Милана), 6000 немцев и 5000 итальянцев, 1500 конных (по 500 из Неаполя, Испании и императорских дворян), 1500 сапёров, 150 пушкарей для обслуживания трёх осадных батарей и прочих орудий, 150 ездовых для 300 артиллерийских лошадей. Провиант предоставлялся Сицилией (35 000 золотых), Испанией (37 000 золотых), Неаполем (35 000 золотых), Сардинией (10 000 золотых) и Генуей (10 000 золотых).
В действительности сейм завершился лишь 28 июля 1541 года. Император, добившись согласия немецких князей помочь брату Фердинанду против турок в Венгрии, немедленно отправился в Италию, «а за ним следовали 12 000 пеших и 1000 конных, нанятых в немецких землях для африканской войны». 22 августа Карл прибыл в Милан; 25 августа туда же прибыли князья Урбино и Мельфи (Андреа Дориа), и вместе с ними и маркизом Васто император держал военный совет, на котором окончательно решалась судьба похода.
Задержка на месяц против запланированных сроков отодвигала операцию на конец навигационного сезона, и главные военные советники Карла — маркиз Васто и Андреа Дориа — выступили за перенос операции на следующий год. Особенно настойчив был Дориа, отговаривая императора идти в море в пору года, когда на Берберийском берегу часты шторма. На это «император со смехом ответствовал, что довольно было ему 22 лет императорства, а Дориа — 72 лет жизни, чтобы [им обоим] помереть удовлетворёнными».
Мнение императора победило, и из Милана он отдал приказы на сбор войск, а фактически — приказы, запускающие давно подготовленные мероприятия. Педро де Толедо, вице-король неаполитанский, и Фердинанд де Гонзага, вице-король сицилийский, должны были «взять все корабли, что есть в их портах», и погрузить на них наёмную итальянскую и испанскую пехоту; из Туниса забирали последние части испанского корпуса, с 1540 года помогавшего тунисскому царю Мулей-Хасану «бороться с самозванцами». Андреа Дориа должен был сосредоточить в Генуе все прочие (кроме его личной флотилии) галеры «и каракки и нефы, какие понадобятся в предприятии».
Такой же приказ был отправлен в Испанию, где подготовку номинально возглавлял принц Филипп; действительной частью подготовки руководили герцог Альба и генерал испанских галер Бернардино де Мендоса. На священную войну пригласили мальтийских рыцарей, и, «коли всех бы отправили, кто вызвался, остров опустел бы». Кроме того, участвовать в походе «не за жалованье, а своим коштом» прибывали многие искатели приключений из разных стран Европы. Всем контингентам, кроме собственно императорского, в котором была наёмная немецкая пехота, приказали быть в порту Майорки к концу сентября.
30 августа Карл покинул Милан и, прибыв в Геную, перешёл морем в Специю, а оттуда в Лукку, где провёл ряд встреч с папой римским Павлом. Папа же, «удручённый уступками, сделанными немецким еретикам», уговаривал императора не спешить в далёкие земли, оставив Германию без присмотра (внезапной «небрежности» врага всех ересей немало удивлялись и главнейшие немецкие князья из протестантов), и итальянские дела не бросать, и вспомнить, что вновь придётся воевать в Венгрии с турком — а вести о поражении Фердинанда Габсбурга под Будой уже разошлись по Европе. Папа просил Карла если не отказаться от алжирского предприятия, то хотя бы отложить его, и спрашивал даже, «кротко и со слезами на глазах», не угодно ли императору во имя европейского мира отдать французскому королю Миланское герцогство в обмен на Савойское.
Но никто не в силах был переубедить императора. 21 сентября он, «нагруженный благословениями, но не деньгами», возвратился в Специю. Особая папская булла обещала участникам экспедиции отпущение всех грехов, а погибшим — мученический венец.
Риски и выгоды
Упорство Карла Габсбурга в его замыслах было объяснимо. Несмотря на всю рискованность затеи, выгоды в случае успеха были огромны. Западное Средиземноморье превращалось в «имперское озеро» в кольце портов и военно-морских баз. Французское южное побережье на всём протяжении оказывалось уязвимым. Более того, под имперское влияние в этом случае переходил не только «Берберийский берег», но и прилегающие земли запада Северной Африки, населённые племенами, «ласковыми с победителем и немилосердными к побеждённым».
Надежды Карла Габсбурга на успех были небезосновательны. В европейских историях обычно писали, что своим походом Карл намеревался оттянуть часть османских сил из Венгрии. На самом же деле османский поход в Венгрию развязывал Карлу руки в Западном Средиземноморье, где, оставив брата Фердинанда в Венгрии без собственно имперской помощи, Карл мог располагать всей военной мощью империи. В дальнейшем — как, видимо, полагал Карл — османский султан, втянувшись в венгерскую войну, не смог бы помешать ему в краях, столь далёких от Константинополя, а возможно, и просто не пожелал бы этого делать.
В самом деле, флот Хайреддина Барбароссы никак не помешал концентрации имперских войск и военных припасов, которую вели преимущественно по морским путям. Алжир, где Хайреддин был номинальным правителем, не получил военной помощи ни от самого Хайреддина, ни от султана, несмотря на то что ещё в июле истинную цель масштабных приготовлений, как иронично писал один из испанских воевод маркиз Мондехар, «можно было узнать у любой гадалки».
Относя начало операции на осень, император и вовсе избавлялся от угрозы со стороны Хайреддина, который, хотя и получил в июле султанский приказ защищать Алжир от испанского флота, всё равно должен был бы в конце навигационного сезона увести османский флот на зимние квартиры в Превезу или в Константинополь. Галеры — основная ударная сила тогдашних флотов — просто не могли действовать поздней осенью и зимой, когда средиземноморские шторма особенно опасны.
Гарнизон Алжира был невелик, а укрепления не славились силой, хотя здесь четверть века назад и потерпели неудачу два похода испанских воевод. Но и риск осады, как выяснилось из документов, открытых уже в XIX веке, был не столь высок. Тайные переговоры с Хасан-агой, наместником Хайреддина в Алжире, которые вёл граф Алькаудете, капитан-генерал Орана, почти наверное (прямых доказательств нет) были доведены до согласия Хасан-аги сдать город императору — лишь бы сам Хасан-ага при том выглядел уступающим неодолимым обстоятельствам.
Дело было за малым — собрать войска и припасы, довести флот до места, высадиться и, продемонстрировав сокрушительное превосходство в военной мощи, забрать город.
Западный флот
Сосредоточение испанских припасов началось не позднее 17 июля. Всё, что приказал император, а также 1274 лошади, было собрано в Малаге; общий вес составил 16 960 бочек (4682 тонны). Оттуда грузы в два захода, 4 и 15 сентября, перебросили в Картахену.
В своём окончательном отчёте наместники по артиллерии Гарси-Карреньо и Франсиско де Рохас, заменившие умершего Эрреру, сообщали в августе 1541 года о вывозе накопленной тяжёлой артиллерии с испанских верфей, для чего потребовались шесть «парусников, называемых грондолами, из Валенсии и Аликанте», способных перевозить под парусами тяжёлые орудия.
С немалыми трудностями на транспорты погрузили 17 000 корзин ячменя (около 550 тонн), 20 000 корзин пшеницы (865 тонн) и 4000 квинталов сухарей, изготовленных в Картахене и Лорке (110 тонн). Герцог Альба 18 сентября требовал присылки из Малаги дополнительных транспортов. Чтобы разместить сапёров (фактически горняков, нанятых в королевстве Мурсия в Кастилии), в Картахене были конфискованы многие суда, занятые авантюристами.
Дождавшись попутного ветра, испанский транспортный флот вышел из Картахены 30 сентября и по спокойному морю дошёл 3 октября до островов Форментера и Ивиса. Туда же 6 октября пришли испанские галеры под началом Бернардино де Мендоса. Но уже после прихода парусников поднялся такой сильный и постоянный восточный ветер, что продолжать путь на Майорку флот не смог и до 17 октября не двинулся с места. Более того, по объяснениям герцога Альба, он не пытался сообщить императору о задержке, «надеясь, что со дня на день погода исправится»; таким образом, две недели на Майорке не знали, что нетерпеливо ожидаемый западный флот всё это время находится примерно в 120 километрах.
Восточный флот
Первыми исполнили императорский приказ по сбору войск итальянские королевства. Педро де Толедо «весьма поспешно» сосредоточил в Неаполе транспорты, на которые погрузил артиллерию, боеприпасы и продовольствие, а также конницу и испанскую пехоту, размещённую в Неаполитанском королевстве. Фердинанд де Гонзага собрал испанскую пехоту с Сицилии. «При первом попутном ветре» неаполитанская и сицилийская флотилии ушли к месту сбора в Кальяр (Кальяри) на Сардинии, туда же прибыла испанская пехота из Туниса. Сосредоточенные силы при том же «первом попутном ветре» прибыли на Майорку.
В Специю 21 сентября пришёл отряд галер с Мальты, направлявшийся в Геную на починку и пополнение запасов; император снабдил орденский отряд суммой в 6000 золотых. 26 сентября Карл осматривал немецкую пехоту, посаженную на большие парусники в Специи, а 28 сентября в 15 часов взошёл на борт личной галеры «Ла Реале». Флот, состоящий из галер Андреа Дориа и парусников с немецкой пехотой, начал движение; в открытом море к немцам присоединились галеры Антонио Дориа (транспорты с итальянской пехотой шли из Ливорно).
Уже в начале похода выяснилось, что силы гребных команд существенно различаются, и галеры держат походный строй с большим трудом или не держат вовсе. Фактически отряд из 7–8 галер, включая императорскую, имевших лучшие гребные команды, прошёл значительную часть пути до Майорки отдельно, а прочие их догоняли. Парусники и вовсе отправлены были на место сбора в порту Майорка (ныне Пальма на острове Майорка) самостоятельно.
29 сентября из-за сильного неблагоприятного северо-западного ветра галеры были вынуждены укрыться за мысом Корсо (северная оконечность Корсики) и далее идти вдоль восточного побережья. Императорский отряд 29 сентября в 19 часов встал на стоянку у берега Корсики, где из-за приступа подагры, донимавшей Карла, стояли и 30 сентября. Подагра была официальной болезнью императора; в документах сообщают о «болезни в груди», из-за которой Карл «на всякий случай» оставил конверты с посмертными приказами своим военачальникам. В тот же день отряд догнали орденские галеры, вернувшиеся из Генуи. 1 октября на рассвете отряд вышел в море и направился на запад, но из-за сильного встречного ветра вернулся на стоянку и оставался там до конца дня. В полночь на 2 октября отряд вышел в море и повернул на восток вдоль берега Корсики и 3 октября около полудня пришёл на вёслах в Бонифачио (южная оконечность Корсики. Император вечером высадился на берег и отдыхал до 6 октября.
Выйдя к ночи на 7 октября в море, отряд ночью прошёл пролив у северо-западной оконечности Сардинии и ещё ночью прибыл в Понте (видимо, нынешний Порто-Конте) на Сардинии, где император утром 7 октября высадился на берег, чтобы поохотиться, а в полдень вновь сел на корабль, и отряд двинулся к Алгеру (Альгеро, западный берег Сардинии), где император высадился на берег и там ночевал. 8 октября отряд снова отправился в путь и возвратился в Понте, где встретился с галерами Неаполитанского королевства. Промедление у Алгера объяснялось выжиданием благоприятной погоды и попутного ветра для большого перехода.
9 октября на рассвете соединённый отряд вышел на Минорку и, «покрыв за 42 часа 300 миль», пришёл в Порт-Махон на Минорке (ныне Маон). Здесь взяли воду и дали отдохнуть гребцам. После полуночи 12 октября отряд вновь отправился в путь и в тот же день встал на якорь в одной лиге (4,2 км) от порта Майорка; 13 октября около 9 часов отряд торжественно вошёл в гавань, где уже ожидали парусники из Специи с немцами, парусники из Ливорно с итальянцами, парусники из Неаполя и с Сицилии с испанцами, а также галеры Сицилийского королевства.
Оставалось дождаться лишь западного флота, собиравшегося в испанской Картахене, и этот флот «был ещё более важен», поскольку именно с ним шла осадная артиллерия и основная масса военных припасов. Однако приход его затянулся, и вестей о нём не было, так что 15 октября по настоянию императора, поддержанному Дориа, военный совет постановил идти на Алжир с наличными силами! Тогда же «на шести галерах в Картахену отослали императорскую палату [мебель, драгоценности, предметы быта], чтобы не мешала». Эта спешка, не вполне объяснимая с военной точки зрения, объяснялась тем, что якобы вновь были получены сведения, что алжирский наместник готов договариваться об окончательных условиях передачи Алжира.
Флот идёт на Алжир
17 октября, когда император уже собирался подниматься на борт «Ла Реале», на Майорку наконец пришла галера от герцога Альба, донёсшая, что испанский флот стоит у острова Ивиса, не в силах продвинуться вперёд из-за встречного ветра. Выход в море приостановили, а галеру отослали назад с приказом герцогу идти прямо на Алжир, к мысу Кахина «в 9 милях [около 13 км] к западу от Алжира».
Ещё утром 17 октября испанский флот, дождавшись благоприятного ветра, вышел из порта Ивисы и направился на Майорку, но был встречен галерами, сообщившими приказ идти на Алжир. Датировка движения западного флота дана по новым исследованиям, использующим архивные материалы, в сообщениях же современников и в позднейшей историографии в этом вопросе немало путаницы.
Повернув, парусники испанского флота пришли к Берберийскому берегу «в 6 лигах [от 25 до 34 км] к западу от Алжира» и, попав во встречный восточный ветер, «три дня не могли сдвинуться с места», кроме двух-трёх бискайских парусников, лёгких и с хорошей оснасткой, — на одном из них шёл герцог Альба.
На Майорке же в ночь на 18 октября галеры выводили парусники из порта. На рассвете в море вышел императорский отряд и к полудню достиг островка Кабрера в 50 км от порта, где галеры остановились, дожидаясь новолуния, а парусники с попутным ветром пошли вперёд. В пути ветер менялся, и случался туман, так что строй транспортов сильно растянулся, «от Балеаров до Африки».
19 октября на рассвете галеры продолжили движение и, пробыв в пути весь день и всю ночь, на рассвете 20 октября увидели Берберийский берег. В тот же день разведчики донесли алжирскому наместнику, что появился имперский флот, корабли которого «заняли горизонт от края до края, и сосчитать их невозможно», однако конники, которых выслали на высоту Буджареа, чтобы в этом убедиться, ничего не увидели.
Около 7 часов утра 20 октября императорский отряд был у побережья Алжира. Около 8 часов утра появились испанские галеры, оставившие свои парусники в 30 милях (около 40 км) позади; их сразу отправили назад — буксировать парусники в бухту. Также 20 октября в виду Алжира появились почти все парусники с Майорки.
Ожидание
После полудня 20 октября галеры подошли на пушечный выстрел к Алжиру, но ближе к вечеру ветер раздул сильную волну. Дно в этом месте слабо держало якоря, так что галерам пришлось отойти на 15 миль к мысу Матафус (в действительности между Алжиром и гаванью Матафуса до 15 км или около 10 испанских миль); людей послали брать свежую воду. Испанские галеры, запоздавшие с возвращением, укрылись у мыса Кахина.
Волнение и ветер не давали ничего сделать до 22 октября. Хотя ветер и ослаб, волнение всё ещё оставалось таким, что выгружать артиллерию и припасы было невозможно, а пехотинцам, уже утомлённым непростым морским переходом, пришлось бы, высаживаясь, погружаться по пояс. На берегу «в больших количествах» появилась вражеская лёгкая конница.
Тем же временем к Алжиру подходили отставшие или снесённые с курса парусники —некоторым из них пришлось добираться даже из Орана.
22 октября Андреа Дориа отправил на поиски удобного места для высадки 8–12 галер под началом Джанеттино Дориа. С отрядом пошли Фердинанд де Гонзага и Яков Боссо.
21 октября после полудня на имперские галеры наткнулись две алжирских лёгких галеры (фусты или галиоты), видимо, посланные на разведку. Галеры виконта Чигала (Чикала) пустились в погоню и один галиот захватили и утопили, а второй скрылся в гавани Алжира. Пленные дали показания о состоянии гарнизона и укреплений.
22 октября, прислушиваясь к настояниям Андреа Дориа поспешить, собрали военный совет, где назначили место высадки — пляж в южной части бухты на левом берегу реки Харраш. Это место посчитали лучшим из возможных, поскольку «дно здесь было покрыто вязким чёрным илом», дававшим наилучший из возможных захват для якорей. Пользуясь наступившим относительным спокойствием моря, высадку назначили на 23 октября.
Оружие и снаряжение
Осенью 1538 года Эррера, начальник испанской артиллерии, предоставил императору подробный отчёт о том, что требуется для такой экспедиции. Среди прочего в отчёте назывался артиллерийский парк в 12 усиленных (калибром свыше 40 фунтов) и 24 обычных (около 40 фунтов) «полных» пушек, 8 полупушек (16 фунтов) — эти пушки собирались взять во Фландрии и Испании. Также перечислены четыре кулеврины, которые хотели получить непременно из Фландрии или из Аугсбурга, «сколько найдётся» сакров (в Испании так называли укороченную полукулеврину калибром около 6 фунтов), фальконетов (от 1 до 3 фунтов) и «прочей мелкой артиллерии», а также 600 аркебуз с крюком (гаковниц).
Личного состава только лишь «для артиллерии, которую возьмут в Испании», — 400 пушкарей, из коих следовало 160 нанять в испанских, 50 — во фламандских, 90 — в немецких, остальных же — в итальянских землях. Из припасов предполагалось взять 1000 ядер на 20 дней для каждой большой пушки и «весь порох для больших пушек, какой найдётся во Фландрии, Испании и Италии»; практически речь шла о 1500 бочек (около 415 тонн) пушечного пороха, 800 квинталах (22 тонны) пороха для аркебуз и 30 квинталах (830 кг) затравочного пороха. Одного только фитиля для аркебуз собрали 90 квинталов (2,5 тонны). Примечательно, что рядом в отчёте значилось и «деревянной посуды на 8000 человек».
Снаряжение, приготовляемое для пехоты в алжирский поход, уже массово включало такие символы европейских войн XVI века, как аркебуза («испанская ручница») и шлем-морион. В 1538 году во Фландрии размещались заказы на сотни комплектов, состоящих из панциря с морионом, а в 1544 году корпус, отправляемый в Африку, получал морионы тысячами. Примечательно, что к тому времени в оружейном производстве Испании существовали прообразы стандартизации крупносерийных изделий.
Так, заказанные в 1535 году 2000 аркебуз с колесцовым замком должны были по размерам и комплектации соответствовать «образцу, установленному кортесами», и в том числе — весить 14 и 3/4 кастильских фунтов (6,8 кг), иметь свинцовую пулю в 3/4 унции (21,5 грамм или диаметр 15,4 мм). Замок оружия должен был заводиться семью оборотами ключа, заряд тонкого пороха был по весу пули, а испытания проводились с двойным зарядом. Мастер обязывался в течение пяти лет осматривать и ремонтировать аркебузы из этого заказа; стоимость каждой составляла 18 кастильских реалов.
Орудия, которые собирали в поход, включали в себя немецкие двойные пушки (картауны) калибром 45 испанских фунтов и весом ствола 50 квинталов, фландрские двойные пушки в 40 фунтов и 54 квинтала в стволе, фландрские полупушки в 25 фунтов и 36 квинталов в стволе; сакры в 6 фунтов и 20 квинталов в стволе (то же, что короткие полукулеврины или фальконы в других странах), фальконеты в 2 фунта и 11 квинталов в стволе, испанские «короны» в 36 фунтов и 58 квинталов в стволе, испанские «пеликаны» в 25 фунтов и 55 квинталов в стволе. В двух последних случаях речь о сериях однотипных стволов, отливавшихся в Малаге с 1530 года и получивших образные названия по отлитым на них изображениям; серии входили в линейку типов, введённую при начальнике испанской артиллерии Эррера. Эти орудия уже проявили отмеченную неоднократно особенность артиллерии испанского производства: существенно больший вес ствола при равном калибре.
Продолжение следует: Алжирский поход 1541 года императора Карла: высадка, переговоры и начало осады.