Как начиналась война в Афганистане: от первых мятежей до первых Героев Советского Союза

С ответами на вопрос, как и когда начался тот или иной вооруженный конфликт, всегда всё непросто. Афганская война — не исключение. Чаще всего можно услышать версии, что боевые действия начались с Саурской революцией в апреле 1978 года, с восстанием в Герате в марте 1979-го или даже с вводом советских войск девятью месяцами позже. Только это всё будут неправильные ответы.

Нуристан, нуристанцы и их соседи

Эти 9 тысяч квадратных километров в южных предгорьях Гиндукуша так бы и остались мало кому известны за пределами Центральной Азии, если бы не Редьярд Киплинг и его рассказ «Человек, который хотел быть королем» – а впоследствии и одноименный фильм с Шоном Коннери и Майклом Кейном в главных ролях. По правде-то говоря, и Нуристаном (на дари – «страна света») регион звался далеко не всегда. Это имя стало «подарком» от покорившего его в 1896 году правителя Афганистана Абд ур-Рахмана, Железного эмира. А до того он носил название Кафиристан («страна неверных»), поскольку населяли его язычники, сохранявшие свои древние верования почти до самого начала XX века.

Принявшая ислам нуристанская элита очень быстро заняла заметное место в Кабуле: афганским эмирам и королям всегда были нужны лояльные сторонники, не связанные хитросплетениями интриг между пуштунскими кланами. Взамен правительство практически не вмешивалось в жизнь нуристанцев, ограничиваясь назначением уездного начальства и иногда священнослужителей, а также отправляя время от времени личный состав для немногочисленных постов полиции и жандармерии в отдаленных уголках провинций Кунар и Лагман, на которые был разделен Нуристан.

Нуристанцы прекрасно умели вести боевые действия в труднодоступной горной местности. Поскольку исторически им приходилось противостоять куда более многочисленным противникам, они обычно придерживались наступательной стратегии: их «визитной карточкой» были стремительные набеги на поселения в долинах рек с быстрым отступлением обратно через узкие ущелья, поросшие густым лесом. Подобные навыки позволили нуристанцам оказать афганскому королю ряд весьма ценных услуг при подавлении восстания пуштунских племен в 1944-47 годах, а в 1960-х успешно вести вооруженную борьбу с племенами гуджар за горные пастбища.

Понятное дело, что особой любовью у соседей нуристанцы не пользовались, но те мало что могли с ними сделать – особенно, пока выходцы из Нуристана оставались на высоких постах в Кабуле. Однако расклад кардинально изменился после смены власти в апреле 1978 года, когда у руля страны встала Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА). В ходе переворота тогда погибли министр внутренних дел Абдул Кадир Нуристани и командующий ПВО генерал-лейтенант Мохаммад Муса Нуристани. Из кабульской «верхушки» нуристанцев уцелел, по-видимому, только председатель Военного трибунала Сарвар Нуристани – уже впоследствии, в 1980-х, именно благодаря его усилиям режиму НДПА удалось наладить отношения с его сородичами и даже сформировать из них племенной полк, впоследствии преобразованный в горно-пехотный. Но все это было потом, а пока нити, связывавшие Кабул и нуристанцев, оказались разорваны.

Война племен

Все началось довольно прозаично – с последовавших за переворотом задержаний представителей местных элит. Одних после профилактической беседы отпускали, но другие, в чьей лояльности новому режиму были сомнения, попадали в тюрьмы. Многие облеченные властью назначенцы, пользуясь удобным моментом и прикрываясь революционной риторикой, попросту сводили счеты со своими оппонентами – и Нуристан здесь исключением не был.

Примерно в конце второй декады июня 1978 года глава уезда Дара-и Печ провинции Кунар решил арестовать местного муллу Мохаммада Садыка по обвинению в контрреволюционной агитации. На самом деле, у них просто был давний земельный спор, в котором представитель власти хотел одержать окончательную и безоговорочную победу. Есть две версии дальнейших событий: первые выстрелы прозвучали либо при попытке ареста муллы, либо чуть позже, когда автомобиль с задержанными проезжал большой кишлак Нангалам, и толпа решила освободить своих соплеменников. Погиб офицер, проводивший задержание. Происшедшее дальше полностью укладывалось в логику правил игры, устоявшихся задолго до прихода НДПА к власти. По свидетельству Андрея Грешнова, военного переводчика группы советских военных советников в 1979-1980 гг., «если вдруг убивали офицера-пуштуна, то, как правило, за этим следовала кровавая резня клана в том районе, где проживал преступник. Не щадили никого».

23 июня 1978 года в Нангалам были введены войска, и в ходе последующей зачистки селения ряд строений в нем был разрушен и сожжён. Многие жители бежали на север, в долину реки Вайгаль, откуда несколькими неделями позже для переговоров с властями прибыла делегация старейшин. Каких-либо результатов им добиться не удалось, а, по некоторым данным, они были задержаны и впоследствии расстреляны. В ответ 20 июля нуристанцы совершили набег на кишлак Маногай, где был захвачен и разрушен пост жандармерии. По всей видимости, с одной из этих двух дат – 23 июня или 20 июля 1978 года – и нужно вести отсчет четырех с лишним десятилетий войны в Афганистане.

Восстание охватило долины рек Печ и Вайгаль, а осенью мятеж перекинулся к северу – 7 октября был занят уездный центр Камдеш в долине реки Ландайсин, а вслед за ним пал Барги-Маталь, последний аванпост правительственных сил на севере Нуристана. Все это произошло после возвращения в родные места Мохаммада Анвара Амина, еще в 1960-х получившего неплохой боевой опыт в ходе войны с гуджар, а затем занимавшего пост небольшого местного начальника. Он принадлежал к семье крупных землевладельцев, и, по-видимому, именно благодаря этому обстоятельству сразу же после Саурской революции был арестован. Вместе с братом, бывшим депутатом национального парламента, его отправили в тюрьму Джелалабада – откуда им благодаря взятке удалось освободиться спустя несколько месяцев.

Правительство НДПА отреагировало на успехи мятежников точно так же, как действовал король Мухаммед Захир-шах тридцатью годами раньше: авиация совершила несколько налетов на кишлаки в мятежных районах, а отдаленные заставы, дороги к которым нуристанцы могли перерезать в любой момент, снабжались по воздуху рейсами вертолетов. Были распущены слухи, что нуристанцы отвергли ислам и вернулись к своим языческим верованиям. Была «законтрактована» помощь племен гуджар, машвани, шинвари и гавар: им были розданы винтовки, ППШ и ППС с армейских складов, а каждый боец получил по 2 тысячи рупий – аванс за 2 месяца боевых действий против нуристанцев. Кроме того, племенам были обещаны земли мятежников.

Из состава частей Центрального армейского корпуса были выделены три отряда, каждый из которых, по всей видимости, был не больше усиленной роты. Два действовали в районе Нангалама, поскольку подняться вверх по течению реки Вайгаль было затруднительно, а третий продвигался к Камдешу на севере. Одновременно племенные ополчения гуджар вторглись на территорию нуристанцев и по горным проходам вышли на соединение с правительственными войсками, которые действовали вдоль русла реки Ландайсин. К исходу ноября уезд Камдеш был снова под контролем правительства, причем гуджар не только разграбили весь недавно собранный урожай, но и угнали на юг захваченный ими скот. Многие селения были сожжены, а некоторые кланы нуристанцев переметнулись на сторону правительства.

Тогда совет старейшин и Мохаммад Анвар Амин решили обратиться за помощью к соседям по ту сторону границы – к хану Кхара и навабу (правителю) Дира. Как выяснилось впоследствии, именно это решение превратило вполне заурядный конфликт кабульского правительства с подвластными ему племенами в полномасштабную войну. Уже вскоре на территории Афганистана появились представители ISI (Inter-Services Intelligence, Межведомственная разведка Пакистана), которые пригласили Мохаммада Анвара Амина посетить городок Дрош на сопредельной территории. Там он должен был встретиться ни с кем иным, как с генерал-адъютантом пакистанского Генштаба Ахтаром Абд ур-Рахман-ханом, которому уже через полгода предстояло возглавить ISI. Вскоре Мохаммад Анвар Амин был уже в Читрале, затем в Пешаваре, а потом и в Исламабаде. По возвращению в приграничный Дрош его ожидал высокий и худой молодой афганский таджик, который представился просто: «Масуд».

По обе стороны границы

К тому моменту афганские исламисты уже несколько лет находились на территории Пакистана, куда им пришлось бежать в 1973-75 годах – сначала просто от преследований президента Мухаммеда Дауда, а затем и после неудачной попытки поднять восстание в Панджшере. В Исламабаде они нашли надежных покровителей, поскольку пакистанцам нужен был эффективный инструмент давления на Кабул, который время от времени начинал поддерживать сепаратистов в Пуштунистане и Белуджистане. В частности, Ахмад Шах Масуд, который пришел на встречу с лидером нуристанцев, еще за 2 года до Саурской революции завершил курс подготовки в учебном центре ISI в Черате и был оставлен там в качестве инструктора.

Для Исламской партии Афганистана (ИПА) и Исламского общества Афганистана (ИОА) Нуристан и долина реки Кунар имели стратегическое значение – поскольку именно через них можно было практически беспрепятственно перебрасывать отряды на север страны или в Панджшер, создавая угрозу столице страны. В этом плане мятеж нуристанцев открывал массу новых возможностей, и потому в начале 1979 года Ахмад Шах Масуд, еще мало кому известный член ИОА, отправился вместе Мохаммадом Анваром Амином в Афганистан, чтобы провести рекогносцировку маршрутов.

К этому времени ситуация в Нуристане существенно изменилась. К январю 1979-го гуджар прекратили боевые действия против мятежников: во-первых, истекли оплаченные правительством 2 месяца, а, во-вторых, погиб их командир Гуль Мохаммад, в которого в перестрелке попала граната из РПГ. Подразделения 9-й горно-пехотной дивизии, расквартированной в провинции Кунар, с наступлением зимы не высовывали носа из своих гарнизонов. Инициатива вновь перешла в руки мятежников.

Ситуация осложнялась еще и тем, что 20 декабря из Кабула на места были отправлены оперативные отряды по проведению земельной реформы. 10 января они приступили к работе, и тут же возник целый клубок проблем, связанных с сопротивлением местных элит и отказом безземельных и малоземельных крестьян брать перераспределяемую государством землю. В том же месяце к восстанию нуристанцев присоединились даже их соседи и традиционные противники – пуштуны племен сафи. К 10 марта от правительственных сил были полностью очищены долины реки Вайгаль и верхнего течения Печдары, мятежниками был занят Бар-Кандай, надежно запиравший проход вглубь Нуристана. Через два дня Себгатулла Моджаддеди, один из наиболее авторитетных религиозных лидеров Афганистана и будущий президент страны, издал фетву против «безбожного коммунистического правительства в Кабуле». 14-го числа на западе страны, в Герате, начался крупный мятеж, к которому присоединились подразделения 17-й пехотной дивизии.

Стремясь использовать благоприятную ситуацию, сафи попытались повторить успех, достигнутый ими в 1945 году, и захватить Асадабад – столицу провинции, где находился штаб 9-й горно-пехотной дивизии и был расквартирован входящий в ее состав 69-й полк. Ночью 18 апреля отряд мятежников пытался скрытно войти в город, но был заблокирован в его предместье на другой стороне реки Печ и полностью уничтожен афганскими военными. Из 52 человек уцелело всего 3. Через два дня началась зачистка предместья, сопровождавшаяся расстрелом тех, кто был обвинен в пособничестве врагу.

Тогда сафи пошли тем же самым путем, что и нуристанцы несколькими месяцами ранее – с просьбой о помощи к навабу Баджаура в Пакистан отправился один из их лидеров, Самиулла Сафи. Однако помощи не последовало, а переговоры затянулись на долгих два месяца. Афганские мятежники еще не знали, что в Исламабаде приняли решение оказывать поддержку только «авторизованным» движениям, которые уже давно находились в контакте с ISI.

Исламские партии перехватывают инициативу

Как писал Мао Цзэдун, «винтовка рождает власть» – и, воистину, так оно и было на афганском пограничье. Для каждого мужчины – что нуристанца, что сафи – участвовать в боевых действиях и добиться славы было делом чести. Но оружия, имевшегося в племенах к началу восстания и захваченного у правительственных сил, остро не хватало. Очень многие располагали лишь древними мушкетами, пращами, саблями и даже просто дубинами.

И тогда в провинции Кунар стали появляться представители ИПА, которые предлагали очень простую сделку: ствол в обмен на членство в партии и переход в один из ее отрядов. Других вариантов получить оружие попросту не было, поэтому многие соглашались. Это сразу же сделало исламистов одним из самых значимых игроков в Кунаре – тем более, что началась переброска отрядов с пакистанской территории. Ахмад Шах Масуд вместе с группой из 24 бойцов ИОА пересек границу во второй половине мая и, пройдя через Нуристан, к началу июня был в долине реки Панджшер.

Летом в Кунар прибыл маулави (богослов) Хуссейн – сафи из кишлака Нангалам и член ИПА со стажем. Используя свой авторитет в вопросах религии, он немедленно начал вести работу по лишению местных лидеров всякой легитимности. Было объявлено, что во главе священной войны против неверных должен обязательно стоять мулла из числа окончивших медресе и получивший благословение высших священнослужителей. В противном случае такая борьба не могла считаться джихадом, а ее участник – моджахедом. Спорить с такими аргументами было проблематично, и отток бойцов сафи в отряды ИПА все усиливался, а прежние лидеры восстания все больше и больше оказывались на вторых ролях.

Религиозная пропаганда эффективно воздействовала не только на мятежников, но и на солдат и офицеров 9-й горно-пехотной дивизии, отрезанных в своих гарнизонах от внешнего мира и деморализованных множеством просчетов, которые были допущены режимом НДПА. 24 августа на сторону мятежников практически в полном составе и вместе с командиром части перешел 30-й горно-пехотный полк, дислоцированный в Асмаре и уже в течение нескольких месяцев подвергавшийся обстрелам, но не получавший никакой помощи от командования. По воспоминаниям Самиуллы Сафи, в руки моджахедов тогда попало порядка 4 тысяч единиц стрелкового оружия, 40 ЗПУ и ДШК, 45 пушек и безоткатных орудий. Только тогда командование Центрального армейского корпуса направило для усиления обороны Асадабада два пехотных батальона из 11-й пехотной дивизии.

Следующий удар в 20-х числах сентября, действительно, был нанесен по Асадабаду, но благополучный для правительственных сил исход обеспечила вовсе не устойчивость обороны. План захвата столицы провинции Кунар разрабатывался представителями трех основных групп мятежников: командирами племенного ополчения, местным руководством ИПА и комсоставом бывшего 30-го гпп. Интересно, что все они принадлежали к сафи, но интриг благодаря этому обстоятельству избежать не удалось. Подчиненные бывшего комполка Абд ур-Рауфа открыли по Асадабаду артиллерийско-минометный огонь – однако в атаку поднялись только разрозненные группы бойцов, и штурм сорвался.

Впоследствии все участники событий активно сваливали вину друг на друга, но, по всей видимости, произошло следующее: по приказу маулави Хуссейна верные ему люди распространили слух об отмене операции, а затем, воспользовавшись возникшей неразберихой, ИПА захватила большую часть запасов оружия из Асмара. Конечно, после такого инцидента вопрос о совместных операциях уже более не стоял, и в последние месяцы 1979 года в Кунаре воцарилось затишье. Правительственные силы какой-либо активности не проявляли, а моджахеды занимались прокладкой новых маршрутов с территории Пакистана и строительством складов в приграничной полосе.

Первая Кунарская операция

Необходимость надежно заблокировать границу с Пакистаном предопределила повышенное внимание к долине реки Кунар со стороны командования ОКСВА уже с первых же месяцев после ввода советских войск в Афганистан. 21-23 февраля 1980 года Кабул охватили массовые беспорядки, обстановка в стране накалилась – и брожение перекинулось на афганскую армию. 24 февраля руководитель Оперативной группы МО СССР в ДРА маршал С.Л. Соколов сообщил министру обороны маршалу Д.Ф. Устинову:

«В ночь на 23.02.80 г. рота 31 гпп 9 гпд из состава гарнизона Чаукаи (30 км юго-зап. Асадабада) в количестве 56 человек с оружием перешла на сторону мятежников. При этом были убиты командир роты и его заместитель по политической части. Организованы розыск роты и расследование причин произошедшего».

Уже через два дня в очередном докладе в Москву говорилось:

«В районе Шигал (15 км сев-вост. Асадабада) обнаружено несколько вооруженных формирований численностью до 2,5 тыс. чел. под командованием бывшего командира 30 гпп, перешедшего на сторону мятежников […] В связи с этим на 29.02-2.03 спланированы боевые действия по уничтожению мятежных сил северо-восточнее Асадабада с привлечением двух пдб 103 вдд (один на БМД, второй в качестве вертолетного десанта), усиленного мсб 18[0] мсп 108 мсд и 71 пп 11 пд при поддержке основных сил авиации 40-й армии».

ОКСВА начала первую относительно крупную операцию против афганских мятежников. Утром 29 февраля после авиаудара по целям в районе Шигал-Асмар (участвовало 40 самолетов и 12 вертолетов) 3-й батальон 317-го парашютно-десантного полка вместе с приданными ему подразделениями высадился на высоте 1590 северо-восточнее кишлака Шигал. По свидетельству начальника разведки 103-й вдд М.Ф. Скрынникова, десантники начали спускаться к населенному пункту и примерно в 2 км от точки высадки «попали в огневое кольцо», встретив ожесточенное сопротивление противника.

Наиболее тяжелая ситуация сложилась на участке 9-й роты, где бой шел на ближней дистанции, иногда переходя в рукопашную схватку. Израсходовав все боеприпасы, подорвали себя вместе с противником заместитель командира разведвзвода старший сержант Александр Мироненко и заместитель командира инженерно-саперного взвода старший сержант Николай Чепик. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 апреля 1980 года им были посмертно присвоены звания Героев Советского Союза. Это были одни из первых «Золотых Звезд» за Афганистан.

К исходу дня десант смог соединиться с идущими на выручку подразделениями 2-го батальона 180-го мотострелкового полка и 3-го батальона 350-го парашютно-десантного полка. Продвигавшаяся по дороге вдоль реки Кунар бронегруппа была вынуждена преодолевать завалы из камней и вырытые противником рвы, а потому участия в бою у кишлака Шигал не принимала.

Первая Кунарская операция продолжалась до 10 марта 1980 года. Согласно докладу маршала С.Л. Соколова, было уничтожено порядка полутора тысяч мятежников, 2 штаба, 4 склада, 2 перевалочных базы, 2 артиллерийских орудия и 5 минометов, 5 зенитных точек. Советские войска захватили документы штаба бывшего 30-го горно-пехотного полка, 21 радиостанцию и 57 автомашин. Кроме того, было разрушено 8 горных проходов на маршрутах с пакистанской территории. Было убито 54 и ранено 47 советских военнослужащих, 1 пропал без вести – тяжелораненого старшего сержанта Михаила Табакова моджахеды взяли в плен и впоследствии переправили на территорию Пакистана. Огнем противника получили повреждения 9 вертолетов армейской авиации ОКСВА, все они вернулись на аэродромы базирования, 7 были возвращены в строй.

Операции в провинции Кунар приходилось проводить еще неоднократно, и часто они сопровождались тяжелыми боями. Достаточно сказать, что из 92 Героев Советского Союза и Российской Федерации, получивших «Золотые Звезды» за Афганистан, 10 заслужили эту награду именно в Кунаре. Все – посмертно.

Долина реки Кунар и сегодня сохраняет свое значение в качестве транзитного коридора для переброски сил и средств через афгано-пакистанскую границу. С середины декабря этого года Исламабад приступил к нанесению ударов ракетами и БПЛА по объектам «Техрик-и Талибан Пакистан» («Движение талибов Пакистана», организация запрещена в России)на сопредельной территории в Кунаре. Война, начавшаяся в Нуристане летом 1978 года, всё ещё продолжается.