Кем был Алексей Григорьевич Разумовский

— второй сын реестрового казака Григория Яковлева Розума и его супруги Натальи Демьяновны, родился І 7-го марта 1709 г. на хуторе Лемеши (ныне село на старой почтовой дороге из Киева в Чернигов, — между станциями Козельцом и Чемером), Козелецкого повета Черниговской губ. С раннего детства он занимался сельскими работами и был пастухом общественных стад. Его привлекательная наружность, приятный голос и охота к учению рано обратили на него внимание местного духовенства, и дьячок села Чемер, к приходу которого принадлежали Лемеши, стал обучать его грамоте. Это учение очень не нравилось отцу мальчика, не раз бившему сына, так что тот стал ходить учиться тайком. Застав однажды сына своего за книгою, пьяный Розум схватил топор и погнался за ним; Алексей так испугался, что бежал из родительского дома и более туда не возвращался. Он нашел приют у того же дьячка и продолжал у него обучаться грамоте и духовному пению. В начале 1731 года чрез Чемер проезжал полковник Федор Степанович Вишневский, возвращаясь из Венгрии, куда ездил за покупкою вина для Императрицы Анны Иоанновны, и, пленившись голосом и наружностью мальчика, уговорил дьячка отпустить с ним в Петербург его воспитанника.

Приехав в Петербург, Вишневский представил мальчика обер-гофмаршалу графу Рейнгольду Левенвольде, и он поместил молодого малороссиянина в хор при большом дворе. Алексей Розум недолго оставался в этом хоре: Цесаревна Елизавета Петровна, пораженная голосом Розума, потребовала, чтобы он был ей представлен, и затем, еще более пораженная его красотою, упросила графа Левенвольде уступить ей молодого певчего. Желание это было исполнено, и Алексей Розум перешел ко двору Елизаветы Петровны, где первым лицом в то время был сержант, камер-паж Алексей Никифорович Шубин. Но очень скоро Алексей Григорьевич стал пользоваться особым почетом, был отделен от прочего хора певчих, считался наравне с камердинерами Цесаревны и получал равное с ними содержание.

При дворе Цесаревны Розум встретил много земляков; таковыми были священники отец Констанций и Федор Дубянский, камер-лакей Котляревский, секретарь Мирович, бандурист Григорий Михайлов и т. д. Вскоре Шубин, за неосторожные слова, был сослан в Камчатку, и тогда Цесаревна Елизавета обратила свое внимание на молодого Розума, потерявшего уже голос и переименованного в придворные бандуристы. Он произведен был в управляющие одним из цесаревниных имений, а затем и другими недвижимыми ее имуществами, получил звание гоф-интенданта, и весь небольшой двор Цесаревны очутился под ведением Розума, тогда уже называвшегося Алексеем Григорьевичем Разумовским. Он занял вполне место Шубина. Цесаревна в письмах называет его: «друг нелицемерный». У него стали заискивать самые влиятельные люди и даже близкие родственники Цесаревны, как например Гендриковы.

В правление Анны Леопольдовны Разумовский был назначен камер-юнкером при Цесаревне. Этот «случай» Разумовского отозвался и на его семье, жившей в Лемешах. Страстно привязанный к родине и к семье, Pазумовский не забывал о ней среди относительной роскоши своей теперешней жизни, помогал своей матери деньгами, заботился о брате Кирилле, а также о своих земляках, нередко чрез него ходатайствовавших о различных своих нуждах. — Тем временем скончалась Анна Иоанновна (17-го окт. 1740 г.), а затем в ночь с 24-го на 25-е ноября 1740 г. совершился известный переворот, доставивший российский престол дочери великого преобразователя Елизавете Петровне. Во время этого переворота Алексей Разумовский оставался в доме Цесаревны на Царицыном Лугу и наблюдал за порядком. 30-го ноября 1741 г. Алексей Разумовский был пожалован в действительные камергеры и в поручики лейб-кампании, с чином генерал-поручика, хотя не имел никакого понятия о военном деле. Прибывший в начале февраля 1742 года племянник новой Государыни, Петр Ульрих герцог Шлезвиг-Голштейн-Готторпский, пожаловал Разумовского кавалером учрежденного отцом его, в память покойной Цесаревны Анны Петровны, голштинского ордена св. Анны. При короновании Елизаветы Петровны, 25-го апреля 1742 г., Разумовский нес шлейф Государыни, отправлял обязанности обер-шенка, был пожалован обер-егермейстером и награжден прямо орденом св. Андрея Первозванного.Кроме того, ему пожаловано было немало поместий в Малороссии и в Московской губ. (село Рождественно-Поречье, ныне графов Уваровых).

Чувствуя, как он мало подготовлен к занятому им при дворе месту, и как необходимо ему окружить себя людьми, которые могли бы выводить его из того положения, в которое его беспрестанно ставило полное отсутствие образования, А. Г. Разумовский, по природному чутью, окружил себя людьми весьма замечательными: такими были Григорий Николаевич Теплов, Василий Евдокимович Ададуров (первый адъюнкт из русских в Академии Наук, а позднее куратор Московского университета), Александр Петрович Сумароков, Иван Перфильевич Елагин, бывший при нем адъютантом, и т. д. Влиянию этих лиц можно приписать то, что быстрое возвышение Разумовского не породило в высших Петербургских кругах особенной зависти или недовольства. Он все время оставался простым, наивным, несколько хитрым и насмешливым, но в то же время крайне добродушным хохлом, без памяти любящим свою прекрасную родину и своих родственников. Таким он оставался всю жизнь, даже и после того, как сделался супругом Императрицы.

По преданию, венчание происходило в 1742 г., в подмосковном селе Перове, а самый обряд венчания совершал о. Дубянский. Возвращаясь после этого в Кремль, Императрица дорогою, на Покровке, против церкви Воскресения в Барашах, вспомнила, что после венчания не был совершен обычный молебен. Она приказала остановиться, вошла в церковь и отстояла молебствие. В память этого события на куполе церкви Воскресения поставлена вызолоченная Императорская корона, а на месте, где находился дом священника, у которого Императрица кушала после молебствия чай, возведены были, по ее приказанию, графом Растрелли богатые палаты, подаренные ею Разумовскому. — Он после этого всюду сопутствовал Государыне, которая ему оказывала даже публично большое внимание. Хотя Разумовский не принимал никакого участия в делах правления государством, но он имел огромное влияние, занимая при дворе совершенно особое положение, которое удержал до конца жизни Елизаветы Петровны, несмотря на все усилия враждебной ему партии. В своих увеселениях двор подделывался ко вкусам Разумовского; благодаря его страсти к музыке была заведена итальянская опера; при дворе состояли бандуристы, а украинские певчие пели на сцене и на клиросе; на придворных обедах появились малороссийские блюда; все украинское стало в моде. Среди всех упоений такой неслыханной фортуны, Разумовский оставался всегда верен и себе, и своим покровителям.

Он не добивался участия в делах правления; он не любил вообще заниматься делами государственными, но было два предмета, из-за которых он забывал свою природную лень и отвращение от дел и смело выступал вперед. Первым были дела духовных и духовенства: Разумовский всегда являлся предстателем их при набожной и суеверной Императрице Елизавете и всегда ходатайствовал по их прошениям и домогательствам.

При его посредстве учреждена была в Свияжске особая Комиссия с целью распространять христианство в Заволожье, и миссионеры посылались даже в Сибирь, Камчатку и на Кавказ. Кроме того, была учреждена в Астрахани Семинария для приготовления проповедников между иноверцами и напечатано Евангелие и духовные книги для грузин и т.д. Другою симпатиею его была Малороссия: руководимый единственно страстною любовью к родине, Разумовский принимал живейшее участие в ее судьбах и находился в постоянных сношениях с Малороссией. Он радушно принимал малороссийских депутатов, прибывших в столицу в 1742 г., и содействовал удовлетворению многих их ходатайств; он сам давно грустил по родине и думал, как бы попасть туда. По его желанию Императрица, по окончании войны со Швециею, предприняла поездку в Малороссию — 27-го июня 1744 г., — в сопровождении самого Разумовского, Салтыкова, Шепелева, кн. Александра Голицына и др., причем великий князь с супругой-принцессой Ангальт-Цербтской ехали впереди. Императрица остановилась в доме графа А. К. Разумовского в Козельце, затем под Глуховом смотрела полки реестровых казаков и познакомилась со всею роднею Алексея Григорьевича.

Во все время своего пребывания в Малороссии, за исключением 15 дней, посвященных Киеву, она пробыла в гостях у графа Разумовского. Довольствуясь ролью нелицемерного друга Императрицы, граф Алексей Григорьевич пристраивал, однако, свою родню, где только мог. Так, племянницу свою — Авдотью Даниловну он устроил фрейлиной к Государыне, неграмотных мужей трех своих сестер, т. е. своих шурьев обратил в бунчуковых товарищей, и т. д.

Заботясь о родне, Разумовский не забывал и тех, кому был обязан своим возвышением: полковник Вишневский был произведен в генерал-майоры и сделался своим человеком у Разумовского; дьячок, его учивший, был вызван в Петербург и назначен смотрителем в одном из дворцовых садов с приличным содержанием, несмотря на заявленное им желание быть придворным капельмейстером. По ходатайству Разумовского и павший Левенвольде был сослан только в Соликамск, тогда как Миних был сослан в Пелым, а Остерман в Березов. — Кроме того, Разумовский принимал живое участие в судьбе своего брата Кирилла Разумовского, о чем сказано будет в биографии последнего. В 1744 году Алексей Григорьевич, чрез предстательство русского посланника в Дрездене графа Кейзерлинга, был пожалован Императором Карлом VI в графы Германской Империи, причем в грамоте, данной на графское достоинство, высказывалось, что Разумовские происходят от знатной фамилии польского Королевства Рожинских. Когда известие об этом пожаловании дошло в Малороссию, от всех чинов народа было отправлено к Разумовскому торжественное поздравление. Чрез два месяца, по случаю заключения мира со Швециею в Або (15-го июня 1744) Разумовский и его брат Кирилл возведены были в графское достоинство Российской Империи. — Пышный двор Елизаветы Петровны побуждал Разумовского не отставать от своих приятелей. Он, по свидетельству Щербатова, первый стал носить бриллиантовые пуговицы, звезду, ордена и эполеты и ввел в моду большую игру.

Влияние А. Г. Разумовского на Государыню до того усилилось после их брака, писал Пецольд в 1747 году, что хотя он прямо и не вмешивается в государственные дела, к которым не имеет ни влечения, ни талантов, однако каждый может быть уверен в достижении того, что хочет, лишь бы Разумовский замолвил слово. Тесная дружба его с канцлером А. П. Бестужевым (Бестужев женил своего единственного сына на племяннице графа Разумовского, Анне Даниловне, фрейлине Императрицы, в 1746 году), без сомненья, придавала большую силу канцлеру, который вместе с Разумовским был сторонником австрийского кабинета и не мог равнодушно думать о Пруссии и Франции. А. Г. Разумовский не мог терпеть графа Лестока (стоявшего за Пруссию), которого допрашивали, а затем сослали в Устюг-Великий. — После ссылки Лестока Императрица и с нею А. Г. Разумовский переехали в Москву, где Елизавета Петровна заболела и до крайности встревожила этим всех, ее окружающих, которые, опасаясь иностранных внуков и стремлений наследника престола (Петра III), составили план после кончины Императрицы немедленно арестовать его с супругою и провозгласить Императором Иоанна Антоновича. Об этом происходили ночные совещания у Бестужева, на которых бывал и А. Г. Разумовский, знавший об этих намерениях. Впрочем, опасения о жизни Императрицы скоро рассеялись: Елизавета Петровна переехала в Перово к А. Г. Разумовскому и каждый день участвовала в охотах, устраиваемых радушным хозяином.

В Перове Государыня вновь заболела и дала обет совершить пешком богомолье от Покровского дворца в Москве к Троице, и исполнила оный, вместе с приближенными своего двора, в числе которых был и А. Г. Разумовский, сопутствовавший Императрице также во время путешествия ее из Москвы в Саввин монастырь близ Звенигорода, а оттуда в Воскресенскую обитель, известную под именем Нового Иерусалима. В народе очень скоро стали ходить враждебные Разумовскому слухи, носившие до 1749 г. характер одной зависти и относившиеся преимущественно к положению его во дворце; позднее же они принимают серьезный оттенок и имеют целью представить наследника престола жертвою колдуна-малороссиянина. В делах Тайной Канцелярии, сохранившихся в Государственном Архиве, имеется целый ряд разбирательств по поводу вздорных обвинений добродушного Разумовского, окончившихся застенком, дыбой, кнутом, батогами и т. д., потому что в каждом деле затрагивалась честь не одного Разумовского, но и Государыни. Все эти дела между собою сходны и для печати неудобны. Против Разумовского начали сильно восставать также начальники новой скопческой ереси, взиравшие на молодого Петра Феодоровича, как на своего искупителя. Все эти слухи были предвозвестниками перемены, исподволь готовившейся в дворцовых покоях. Враждебная Бестужеву партия искала себе опору внутри дворца и скоро нашла ее себе в лице молодого камер-пажа Ивана Ивановича Шувалова, которого Императрица пожаловала в камер-юнкеры 4-го сентября 1749 г. во время своего пребывания в Новом Иерусалиме, и притом по просьбе самого добродушного Алексея Григорьевича. Положение сего последнего при дворе не менялось, но «случай» Шувалова на него так подействовал, что он тяжело заболел после поездки в Воскресенск. Депутаты, приехавшие из Малороссии с прошениями о чинимых им обидах, не могли его видеть по причине нездоровья. Но он мало-помалу оправился, и Государыня продолжала осыпать милостями своего нелицемерного друга и крайне радушно приняла его сестру, Веру Григорьевну Дараган с мужем и дядею Денисом Демешкою (Стрешенцовым) и поместила ее с мужем к себе во дворец.

Малороссийские депутаты не замедлили снова явиться к Разумовскому по переезде его в Петербург и подали ему мемориал об остальных общенародных делах, а именно о гетмане, о классах, о резиденции в Батурине, о выводе грузин и т. д., «о том всем довольно с графом разговор вели и слушали от него декларацию о скором отправе». Но это не осуществилось; депутаты неоднократно напоминали о себе, и наконец 13-го октября А. Гр. Разумовский объявил им о скорой отправке в Малороссию графа Гендрикова для выбора гетмана. На деле же они имели только 14-го декабря отпускную аудиенцию, и наконец уехали, получив богатые подарки и вымолив немало льгот для Малороссии, жестоко пострадавшей от пожаров и саранчи.

Около этого времени князь Борис Григорьевич Юсупов, начальник Кадетского Корпуса, завел театральные представления в Корпусе, причем актеры кадеты разыгрывали трагедии как французские, так и русские, сочиняемые известным Сумароковым, в то время адъютантом при А. Г. Разумовском, который, узнав об этих представлениях, доложил о них Императрице. Она пожелала видеть представление «Хорева» при дворе и очень забавлялась оным. Императрица стала заниматься этим театром более, нежели можно было ожидать. Это поразило всех и прежде других великого канцлера, видевшего, что положение А. Гр. Разумовского при дворе становится уже не тем, каким было прежде. Внимание Императрицы обратил на себя Бекетов, красивый юноша кадет, исполнявший роли первых любовников, которого Разумовский также взял к себе в адъютанты. Бестужев имел в виду этим Бекетовым отстранить Шувалова и его партию и приставил к нему Ивана Перфильевича Елагина, служившего под его начальством в Иностранной Коллегии и бывшего в то же время также адъютантом А. Г. Разумовского, положение которого при дворе казалось не изменившимся. Он по-прежнему жил во дворце, Государыня гостила зимой у него в Гостилицах по несколько дней, праздновала в его доме на Царицыном лугу день Св. Алексея, человека Божия, с большим торжеством. Однако, тонкий наблюдатель мог подметить, что при дворе многое изменилось, и прежнего могущества А. Г. Разумовский уже не имел. Так, любимый его управляющий и уполномоченный Степан Пустота по доносу был арестован вместе с другими лицами киевским губернатором Леонтьевым, и хотя этому Леонтьеву был послан указ 19-го февраля 1750 г. о немедленном отпуске людей, взятых из дома графа Разумовского, но таковые Леонтьевым не были выпущены, а отправлены под конвоем в Петербург.

Разумовский, оставаясь при дворе, избегал всяких интриг, держал себя вдали от дел государственных и только поддавшись влиянию канцлера Бестужева разделял его план в случае кончины Императрицы возвести на престол ее внука, а правительницею государства провозгласить его мать, т. е. Екатерину Алексеевну. Надлежало только подготовить к этому Императрицу, которая очень боялась смерти; всякий намек на ее кончину мог бы дорого стоить тому, кто на него решился бы.

Разумовский, с тех пор, как Шуваловы окончательно вошли в милость, держался в стороне и только изредка ходатайствовал за. своих родственников и друзей, но Императрица по-прежнему не оставляла его своими милостями: так один его племянник Мих. Вас. Будлянский — был пожалован ко двору Наследника камергером, а другой — Дараган — камер-юнкером, три племянницы (две Закревские и одна Дараган) пожалованы фрейлинами, и т. д. В 1756 г. Императрица подарила А. Г. Разумовскому построенный по ее приказанию гр. Растрелли Аничковский дворец. Ранее этого она подарила ему дворец, в котором жила до восшествия своего на престол, известный под названием Цесаревниного дворца, на Царицыном лугу, близ Миллионной улицы. Разумовский продолжал однако жить во дворце, а Императрица по-прежнему приезжала в Аничковский дом к обедне и праздновала там именины тайного своего супруга, который в 1756 г. сентября 5-го, в день тезоименитства Государыни, пожалован был в фельдмаршалы с получением полного жалованья по фельдмаршальскому чину, причем по штату должны быть при нем два генеральс-адъютанта, два флигель-адъютанта и один секретарь. Говорят, что Елизавета давно собиралась возвысить А. Г. Разумовского, но скромный малороссиянин всегда от этого отказывался и когда наконец состоялось это назначение, сказал: «Государыня, ты можешь меня назвать фельдмаршалом, но никогда не сделаешь из меня даже порядочного полковника. Смех да и только!».

Тем временем влияние Шуваловых возросло до высшей степени. Молодой Ив. Ив. Шувалов был открытый любимец Государыни и был всемогущ, но влияние свое по мере сил употреблял на пользу государства. При его содействии двоюродный брат его Петр Иванович овладел доверенностью Елизаветы Петровны, у которой от беспрестанных недугов ослабли нервы. Все французское стало в моде при дворе и в высшем свете; граф Петр Иванович был явный сторонник Франции, и тесный союз с Версальским двором был любимою его мечтою; к осуществлению этой цели он стремился без ведома канцлера А. П. Бестужева, опиравшегося по-прежнему на Разумовских. Наконец 31-го декабря 1756 года был подписан акт присоединения России к Версальскому договору, заключенному между Австриею и Франциею, а затем пошли приготовления к войне с Фридрихом II. Русские войска были двинуты к прусским границам под начальством Степана Федоровича Апраксина, находившегося в близких сношениях с графом А. Г. Разумовским. Поход Апраксина кончился для него неудачно. Разбив пруссаков 19-го августа 1757 г. при Гросс-Егерсдорфе, Апраксин переправился обратно чрез Прегель и очистил Пруссию. Он был отозван от армии, и граф А. Г. Разумовский вместе с гр. Петром Ив. Шуваловым старались спасти его. Вскоре был арестован и великий канцлер А. П. Бестужев (25-го февраля 1758 г.) и два друга графа Алек. Гр. Разумовского: герольдмейстер В. Е. Ададуров и любимый его адъютант Иван Перфильевич Елагин; затем напали на след переписки канцлера с вел. кн. Екатериною Алексеевной, а граф Петр Ив. Шувалов всячески старался завлечь в это дело обоих Разумовских, пытаясь для этого действовать чрез Сумарокова, адъютанта А. Г. Разумовского. Оба брата Разумовские должны были ожидать ареста. Но беда миновала. Апраксин внезапно умер; Бестужев был сослан в подмосковное свое село Горетово; Ададуров послан товарищем губернатора в Оренбург, и т. д. Разумовских не только не арестовали, но 17-го марта 1758 г. Императрица пировала у гр. Ал. Гр. Разумовского в Аничковском его доме до 2-х часов утра, причем были генералитет, статс-дамы и т. д. Можно предполагать, что кроме брачных уз, соединявших Государыню с Алек. Григ. Разумовским и послуживших ему и его брату лучшею в этом деле защитою, оба они были немало обязаны заступничеству Ив. Ив. Шувалова (большого друга Разумовского) и графа M. И. Воронцова.

В разгар Бестужевского дела приехал в Петербург с блестящею свитою поляков и немцев принц Карл Саксонский и немедленно отправил к А. Г. Разумовскому состоявшего при нем в качестве пестуна генерала Лашиналя и затем сам сделал ему весьма скоро визит. При посредстве В. К. Екатерины Алексеевны сблизился с Разумовскими и Станислав Понятовский, оставивший Петербург в 1758 г. — Императрица Елизавета между тем с каждым годом все слабела, и в 1761 г. не в состоянии была выезжать из дворца. Для развлечения ее переносили в комнаты то Шувалова, то Разумовского, где она или обедала, или ужинала. Летом 1761 г. с большим трудом она переехала в Петергоф, а осенью еле живую ее перевезли обратно в Петербург. Граф А. Г. Разумовский постоянно находился при ней. 24-го декабря вечером Государыня позвала к себе Великого Князя и его супругу (т. е. Петра III и Екатерину II) и, пригласив удалиться всех присутствующих, кроме А. В. Олсуфьева, потребовала от великого князя, чтобы он в благодарность за все, что она для него сделала, обещал ей при ее последних минутах не обижать в особенности графа Ал. Гр. Разумовского и камергера Ив. Ив. Шувалова; также и прочих, находившихся на ее службе особ, считать верными слугами, вообще предать полному забвению все, что в некоторых случаях могло возбудить его неудовольствие против них. Великий Князь, чрезвычайно растроганный, торжественно обещал точно и неизменно исполнить ее последние приказания. После этого 25-го декабря в 4½ ч. пополудни Императрица скончалась. Граф Алек. Гр. Разумовский и его брат не отходили от ее изголовья: слезы их были слезами искренними и скорбь их была вполне сердечная. Покойная Государыня, возведшая их из ничтожества на верх почестей, была к ним постоянно и неизменно добра. Разумовские любили ее всеми силами преданного, простого сердца и в горести их слышалось глубокое, вполне чистосердечное сокрушение о той, которую они оба искренно и неподкупно любили.

Первые минуты нового царствования были тяжелы для графа Ал. Гр. Разумовского. — Друг Бестужева, ненавистник иностранцев, он был постоянно более нежели в холодных отношениях к великому князю и сочувствовал намерению Бестужева удалить Петра III от престолонаследия. Граф Алек. Гр. немедленно покинул дворец и поселился в своем Аничковском доме, где его часто посещал новый Император, любивший по вечерам выкуривать трубку в гостеприимных палатах графа, который по временам давал также праздники и банкеты, очень любимые Петром III. Граф поднес ему богатую трость и просил позволения присоединить к тому миллион руб., чем Император, нуждавшийся в деньгах, остался очень доволен. Граф просил увольнения от службы и 6-го марта 1762 г. последовал указ, чтобы графу А. Г. Разумовскому, генерал-фельдмаршалу, быть уволенным и вечно свободным от всякой военной и гражданской службы, с тем, что как у двора, так и где бы он жить ни пожелал, отдается ему по чину его должное почтение, обещая, что Его И. В. сам сохранит к нему непременную милость и Высочайшее благоволение.

Гр. А. Гр. Разумовский остался жить в Петербурге и продолжал давать обеды в Аничковском дворце, на которых по-прежнему бывал Император. Граф не принимал участия в подготовлявшемся перевороте, и 27-го июня 1762 г. давал в честь Императора и Императрицы великолепный праздник в Гостилицах, на котором Петр III и Екатерина II виделись в последний раз. В ночь с 27-го на 28-е июня произошел переворот, доставивший Екатерине II всероссийский престол. Петр III, узнав, что в Петербурге восстание, поспешил в Петергоф, где его застал Разумовский. Убедившись, что его супруга покинула Петергоф, Петр ІII поплыл со свитою в Ораниенбаум, а оттуда послал в Гостилицы за графом Алексеем Григорьевичем Разумовским. Он немедля приехал и оставался при нем до последовавшей кончины.

Присягнув новой Императрице, гр. А. Г. Разумовский поехал на коронацию в Москву и во время коронования нес корону, а после обряда бросал в народ жетоны. Среди празднеств коронации Разумовский узнал о кончине своей престарелой матери, графини Натальи Демьяновны (12-го сентября 1762 г.) на хуторе Алексеевщине. Он оставался, однако, в Москве во все время пребывания там Императрицы и жил в своем доме на Покровке, близ церкви Воскресения в Барашах. Граф Гр. Гр. Орлов не раз намекал Императрице Екатерине II о тайном браке Елизаветы Петровны с гр. Ал. Гр. Разумовским, и однажды Екатерина II приказала Воронцову написать проект указа о том, что в память почившей тетки своей, Императрицы Елизаветы Петровны, Государыня признает справедливым даровать графу Алек. Григ. Разумовскому, венчанному с Государыней, титул Императорского Высочества, каковую дань признательности и благоговения к предшественнице своей объявляет ему и вместе с тем делает сие гласным во всенародное известие. При этом Екатерина II приказала Воронцову попросить у графа А. Гр. Разумовского все документы, касавшиеся его брака с Императрицею Елизаветою, чтобы по ним составить в законной форме акт. — Воронцов был изумлен этим приказанием, но, получив настойчивое подтверждение, принужден был повиноваться и исполнить его. Он поехал к Разумовскому и сообщил ему Высочайшее повеление и проект составленного указа.

Разумовский пробежал указ глазами, тихо встал с кресел, подошел к комоду, на котором стоял ларец черного дерева, окованный серебром и выложенный перламутром, отыскал в комоде ключ, отпер ларец и вынул из потаенного ящика бумаги, обвитые в розовый атлас. Он развернул бумаги и стал их с благоговейным вниманием читать, не прерывая молчания. Прочитав бумаги, он их поцеловал, подошел к образам, перекрестился со слезами на глазах и с приметным волнением подошел к камину, бросил бумаги в огонь и опустился на кресло. — Помолчав немного, он между прочим сказал: «Я не был ничем более, как верным рабом Ее Величества, покойной Императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодеяниями превыше заслуг моих. Никогда не забывал я, из какой доли и на какую степень возведен я десницею ее… Стократ смиряюсь, вспоминая прошедшее, живу в будущем, его же не прейдем, в молитвах к Вседержителю… Если бы было некогда то, о чем вы говорите со мною, то поверьте, граф, что я не имел бы суетности признать случай, помрачающий незабвенную память Монархини, моей благодетельницы. Теперь вы видите, у меня нет никаких документов. Доложите обо всем этом всемилостивейшей Государыне: да продлит она милости свои на меня, старца, не желающего никаких земных почестей. Прощайте, ваше сиятельство, да останется все прошедшее между нами тайною; пусть люди говорят, что им угодно, пусть дерзновенные простирают свои надежды к ложным величиям, но мы не должны быть причиною толков». — Воронцов возвратился к Императрице, в подробности донес ей о всем происшедшем, и Екатерина II сказала: «Мы друг друга понимаем. Тайного брака не существовало, хотя бы и для усыпления боязливой совести. Шепот о сем всегда был для меня противен. Почтенный старец предупредил меня, но я ожидала этого от свойственного малороссиянину самоотвержения».

Императрица при своем возвышенном уме не могла не быть тронута редким примером полного самоотвержения и благородства. Она всячески старалась делать угодное старику, и когда он в 1763 г. просил заимообразно из банка 80000 руб. с процентами или без процентов по соизволению Государыни, она собственноручно надписала «без процентов» и дала о том указ. До конца жизни графа Ал. Гр. Разумовского Екатерина II оказывала ему знаки особого уважения и обращалась с ним скорее, как с родственником, нежели, как с подданным. Она выходила к нему навстречу при приезде его во дворец, сама сейчас же подвигала ему кресло и провожала до дверей своего кабинета.

Совершая свою поездку по Балтийскому краю, Екатерина в 1764 г. заехала к старику графу в Гостилицы; у крыльца дома встретил ее хозяин со всеми свойственниками, и в честь Высочайшего прибытия из выставленных пред домом пушек производилась пальба. Императрица за обедом пила за здоровье хозяина, играла с ним в карты, каталась с гор и в линее по саду. — Не имея службы, граф Разумовский жил тихо в обширных палатах своих, окруженный воспоминаниями о родине; его стол, привычки, прислуга были чисто малороссийские. Он редко посещал двор, где был, впрочем, всегда отменно принят Государынею, и был очень доволен, когда царедворцы и лучшее Петербургское общество собиралось у него в доме. Он иногда давал пиры Государыне, которая нередко запросто утром его посещала. Разумовский чуждался гордости и ненавидел коварство. Не получив никакого образования, но одаренный от природы умом основательным, он был ласков, снисходителен, приветлив с младшими и любил предстательствовать за несчастных. Он пользовался общею любовью. — С годами он стал хворать и в последние месяцы 1770 года не вставал уже с постели. Сумароков, бывший его адъютант, навестил его и застал его очень плохим. 6-го июля 1771 г. Разумовский скончался в своем Аничковом доме, имея от роду 62 года, 4 месяца и 10 дней. Он погребен в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры в Петербурге, вместе с супругою брата его, Екатериною Ивановною, и над их могилами граф Кирилл Григорьевич воздвиг великолепный мраморный памятник в виде триумфальных ворот с обычною эпитафиею. — Сумароков оплакал смерть своего благодетеля в «Элегии к Степану Федоровичу Ушакову, губернатору санкт-петербургскому, на преставление графа Алек. Григ. Разумовского».

Все состояние умершего графа перешло к родному брату его, гетману Кириллу Григорьевичу Разумовскому, так как Ал. Гр. Разумовский никакого потомства не оставил.

Существуют, однако, легенды, что от брака Елизаветы Петровны с графом Ал. Гр. Разумовским были дети, носившие одни имя князя и княжон Таракановых, о которых писали немало за границею и у нас; другие же известны под разными именами, как, например, старицы Досифеи, присланной по секретному указу Императрицы Екатерины II в Ивановский монастырь в Москве в 1785 г. и там умершей в 1808 году, причем на оставшемся после нее портрете на задней его стороне имелась надпись: «Принцесса Августа Тараканова, в иноцех Досифея, пострижена в Московском Ивановском Монастыре и погребена в Новоспасском монастыре». Другие дочерью Елизаветы считают таинственную старицу княжну Тараканову, жившую отшельницею в Московском Никитском монастыре; также инокиню Аркадию, жившую под именем Варвары Мироновой Назаровой в посаде Пучеже, Костромской губернии; также княжну Баратову, жившую в Казани. Подобные предания сохранились в Екатеринбурге, Уфе, Нижнем, Костроме. Двух сестер Таракановых арестовал Гр. Гр. Орлов в Ливорно; их обеих хотели утопить, но одну спас матрос и она прибыла в Петербург и явилась к подруге своей Лопухиной, которая очень испугалась, дала ей крестьянское платье и вид своей крепостной девушки, под которым Тараканова отправилась в Москву и постриглась в Никитском монаетыре. — Была известная искательница приключений, ничего не имевшая общего с Таракановыми, которая называла себя султаншей Али-Эмене, потом владетельницею Азова, принцессою Володимирскою, принцессою Елизаветою Всероссийской, графинею Пиннеберг, графинею Селинскою и т. д.; она выдавала себя за дочь Елизаветы и казацкого гетмана князя Разумовского, родственника персидского шаха, за сестру Пугачева и т. д. Кастера говорит, что княжна Тараканова (разумея принцессу Володимирскую) была младшая из 3 детей, рожденных от брака Елизаветы Петровны с Разумовским; Дюкло и Гельбиг заявляют, что у Елизаветы Петровны было 8 человек детей, из которых ни один не был ею признан. Все эти друг другу противоречащие известия не подкрепляются ни малейшими доказательствами.

Автор известного исследования «Семейство Разумовских» А. А. Васильчиков приходит к заключению, что у Елизаветы Петровны никогда никаких детей не было. Если бы таковые были, то воспитывались бы во дворце и со временем получили богатство, чины, положение, а не томились бы по разным монастырям. Нельзя допустить, чтобы такой редкий семьянин, такой любящий брат, попечительный дядя, как граф Алекс. Гр. Разумовский, оставил без всяких призрения и присмотра детей своих, никогда не занимался бы ими при жизни и ничего не отказал им по своей смерти. В основании рассказов о схимницах и таинственных затворницах лежат обыкновенно сплетни праздных женщин, желающих придать рельефность своему городу и монастырю, и в России нет женского монастыря, который не имел бы предания о какой-либо таинственной затворнице. Самое имя Таракановых, данное детям Елизаветы и Разумовского, доказывает нелепость басни о их существовании. Сам Ал. Гр. родился в Лемешах и никакой деревни или слободы Таракановки нет во всей Черниговской губернии и не было даже среди имений, пожалованных Разумовскому. К тому же нет слова таракан в малороссийском наречии. Существовала в России еще до Елизаветы Петровны фамилия Таракановых; один из них — Алексей — был генерал-аншеф и александровский кавалер, отличился в турецких походах времен Анны Ивановны, под командою Миниха, получил деревни в Малороссии и умер в 1760 году. С какой стати Государыня дала бы своим детям фамилию, принадлежавшую лицу, ничего не имевшему с ними общего? — Вся эта басня получила начала из автобиографии Шлецера, бывшего учителем при сыновьях гетмана Разумовского, в которой записано следующее: «Раз у нас обедали 4 сына Императрицы Елизаветы (потому двоюродные братья наших графов) под именем T—вых (von T—v.) вместе с наставником, немцем под именем Д—ль (D—l.). Они остались полнейшими невеждами и не по своей вине, а благодаря наставнику». — Кто же были лица, означенные только начальными буквами их фамилии? Письмо действительных племянников графа Алек. Гр. Разумовского, а также двоюродных братьев, детей гетмана к графу Алекс. Гр. Разумовскому от 10-го ноября 1761 г. указываетт, что наставник немец Д—ль был Дитцель, о перемене которого и просили дядю племянники его, в том числе два Дарагана, два Закревские и Стрешенцов. Фамилия Дараган, неизвестная ранее в Петербурге и как-то странно звучащая, была переделана в Камер-фурьерских журналах в Дарагановых и этим именем означали всех племянников Разумовского. Немцы же по свойству своего произношения из Дарагановых сделали Таракановых, а Дотцель для пущей важности пустил молву за границею, что он путешествует с графами von Taracanoff, детьми Разумовского и Императрицы Елизаветы. Таким образом, выдумка хвастливого немца была напечатана, как нечто несомненное, писателями вроде Кастера и из чужих стран проникла и в наше отечество.