Кем был Григорий Андреевич Спиридов

Вся жизнь его сложилась и протекла на море. С десятилетнего возраста (1723 г.) он является уже вольноопределяющимся во флоте — явление довольно обычное в XVIII в. Пять лет подряд Спиридов ежегодно ходил в плавание в качестве волонтера и только в 1728 г. вступил в действительную службу гардемарином. Сведения о первой половине его жизни скудны и сухи: сначала он определен был в Астрахань и несколько лет, командуя гекботами «Св. Екатерина» и «Шах-Дагай», совершал рейсы от Астрахани до берегов Персии. В 1732 г. он переведен в Кронштадт, в 1737—в Азовский флот, и 1741—командирован оттуда в Архангельский порт. Каждый год он делал кампании — сначала на Каспийском, затем на Балтийском и Азовском морях. В то же время идет постепенно его производство. В Архангельске на Спиридова обратил внимание главный командир этого порта, вице-адмирал Бредаль, который, заняв пост главного начальника Азовской флотилии во время турецкой войны (1735—1741 г.), в феврале 1737 г. взял Спиридова к себе и адъютанты «ранга капитанского», и последний сопровождал адмирала во все время продолжения войны, принимая непосредственное участие в военных действиях. Звание адъютанта было за ним сохранено и по производстве в лейтенанты.

С 1741 г. служба Спиридова связывается надолго с северными морями. Два раза (1742—43 и 1752 гг.) он совершает переезд из Архангельска в Кронштадт на новопостроенных кораблях и по-прежнему — ежегодные кампании и плавания с флотом из Кронштадта по Балтийскому морю, иногда по Неве «до Невского монастыря». Вероятно, молодой лейтенант успел выдвинуться и обратить на себя внимание, о чем можно судить по разнообразию и значению даваемых ему поручений: в 1747 г. ему было поручено командование фрегатом «Россия», на котором ехал в Киль принц Голштинский Август; в 1749—он был командирован присутствовать в московской адмиралтейской конторе; в 1750—командовал придворными яхтами.

В 1754 г. Спиридов, произведенный в капитаны 3-го ранга, получил новое ответственное поручение: по указу адмиралтейств-коллегии, велено было ему ехать в Казань — надзирать за отправкою корабельного леса из заповедных казенных дач для петербургского адмиралтейства. Напрасно Спиридов, находившийся в это время где-то около Белгорода, очевидно в отпуску, отговаривался от командировки. Коллегия категорически велела ему ехать «в самой крайней скорости» и не представляя никаких отговорок, пригрозив описью недвижимого имущества и предупредив, что на нем взыщется, если, за нескорым его приездом, выйдет какой-нибудь непорядок и «казне Ея Императорского Величества убыток». В то же время и белгородская губернская канцелярия получила приказ «означенного Спиридова выслать немедленно, не приемля никаких отговорок». Пришлось ехать. По возвращении из Казани, он был назначен в комиссию для рассмотрения регламента и вместе с тем определен в должность ротного командира при морском корпусе.

После нескольких лет однообразных плаваний по Балтийскому морю, Спиридов принял участие в Семилетней войне.Во время Семилетней войны 1756—1763 годов служил на Балтийском флоте, командовал кораблями «Святой Николай» и «Астрахань», совершил с ними несколько переходов в Швецию, в Данциг (ныне Гданьск), Копенгаген и к Стральзунду. В 1761 году руководил высадкой около крепости Кольберг (ныне Колобжег) двухтысячного десанта, в качестве подкрепления осаждавшему её генералу Петру Румянцеву. Последний затем отметил его как «честного и храброго офицера». В 1762 году получил звание контр-адмирала и назначение командующим Ревельской эскадрой; в его задачу входила защита русских коммуникаций на всём Балтийском море. После окончания войны возглавлял с 1764 года Кронштадтский, с 1766 года — Ревельский порт, позже стал командующими Балтийского флота.

Русско-турецкая война 1768—1774 годов

После объявления войны Турции в 1768 году Спиридов, получивший звание адмирала, возглавил экспедицию русского флота, отправленную к островам Греческого архипелага, перед этим будучи награждён орденом святого Александра Невского, выйдя в плавание 17 июля 1769 года.

В феврале 1770 года, несмотря на многочисленные трудности, возникшие в пути и замедлившие продвижение, в том числе плохие погодные условия и болезнь адмирала, эскадра дошла до полуострова Морея на Пелопоннесе, где вскоре соединилась со второй, которую возглавлял Джон Эльфинстон. Чуть позже из Ливорно прибыл генерал-аншеф граф Орлов, возглавивший обе эскадры, после чего начались военные действия. В феврале — мае на Морее было высажено несколько десантов, захвачены Аркадия, Мистра (Спарта), военные базы Наварин и Итилон, из-за чего Османской империи пришлось перевести на морской театр военных действий значительную часть своих сил.

В ноябре 1768 г. началась война с Турцией. Одновременно с движением сухопутных армий кн. Голицына и гр. Румянцева начались приготовления и к морской войне. Сделаны спешные распоряжения о заготовлении материала и постройке судов в Таврове, Павловске и других донских верфях, а адм.-коллегии указано «примыслить род вооруженных судов», коими бы против тамошних морских судов с пользою действовать могли»; к обсуждению этого дела были привлечены адмиралы Спиридов и Сенявин, «ибо первый в нужных местах сам был, а второму действовать». По указаниям Спиридова, решено было строить только небольшие, мелко-сидящие суда (не глубже 9 ф. при нагрузке), maximum на 16 пушек 12 фунт, калибра.

Между тем в Петербурге создался смелый и широкий план действии: по проекту гр. Алексея Орлова, решено было сделать попытку поднять против Турции греков Балканского полуострова, острова Архипелага, черногорцев и других ее подданных-христиан. Орлов жил в Италии и руководил оттуда готовящимся восстанием.

Посылка эскадры была решена, и выбор пал на Спиридова. «Мы поручили нашему вице-адмиралу Спиридову некоторую экспедицию, чего ради адм.-коллегия имеет чинить ему по его требованию всевозможные вспоможения» — гласил секретный указ коллегии от 20 марта 1769 г. Хотели, кажется, сохранить экспедицию в тайне, но слухи о ней распространились по городу; пьяные матросы болтали на улицах — «Идем на Азов». 4 июня Спиридов был произведен в адмиралы и официально назначен начальником вооруженного для похода флота.

Назначение было трудное и ответственное; плавание должно было идти такими водами, где до тех пор не видан был российский военный флот. Флот, никогда не ходивший дальше Балтийского и Немецкого морей, был совершенно не приспособлен к такому дальнему плаванию и находился в весьма печальном состоянии. Многие суда протекали. Было предложено для охранения кораблей от течи обшить подводную часть дюймовыми сосновыми досками с шерстью; работа стала производиться с поспешностью; отсюда вся эскадра получила название «обшивной».

В гавани шла усиленная работа по снаряжению назначенных кораблей в путь; императрица торопила Спиридова выступлением — от Орлова приходили тревожные известия о близости восстания и о необходимости присутствия русской эскадры в турецких водах. Наконец, 18 июня императрица осматривала готовые в путь суда эскадры и собственноручно возложила на адмирала орден св. Александра Невского. В ту же ночь эскадра снялась с якоря и двинулась в путь.Через несколько дней по выступлении эскадры, императрица снова слала Спиридову приказание торопиться и идти без замедления.

Суровая действительность, однако, давала себя знать. Уже 6-го июля самый большой корабль «Святослав», не выдержав шторма, отстал и пошел чиниться в Ревель. Наступили, по донесению Спиридова «столь сильные и мрачные погоды с большой стужею, что редко когда половину эскадры видеть было можно». До Копенгагена добрались только 30 августа, и тут пришлось остановиться до 12 сент. и подождать отставшие суда. «Святослав» так и не поспел. Письмо Спиридова из Гулля (гр. Чернышеву) от 25 сент. носит самый мрачный характер, близкий к отчаянию. «До сего числа еще ни один час не прошел, когда бы я без прискорбности пробыл», жалуется адмирал. Из 15 судов дошло с ним до Гулля только 10, остальные или потерпели аварии и остановились для починки, или просто растерялись. Из матросов лишь единицы были привычны к морю, большинство же вовсе никогда не плавали; от перемены воздуха, от холода, мокроты и качки — на эскадре к 25-му сент. было уже до 600 больных, свыше 100 умерло, да за стоянку в Гулле умерло 83. Недоставало свежей провизии. В Гулле не оказалось лоцманов, и приходилось опять ждать. Англичане, по признанию Спиридова, с улыбкой говорили об этом несчастном плавании.

Императрица, с нетерпением ждавшая прибытия Спиридова на место назначения, была крайне недовольна медленностью движения. «Можно б им прийти из Кронштадта в Гибралтар в 6 недель», писала она Орлову: «Гибралтар нашим казался конец света, и так в знакомых местах и портах мешкали Бог весть для чего; если сие не приписать незнанию, то отчего же произошло, что много больных находится?» Судя по оправданиям Спиридова (донесение им Екатерине от 26 дек.), императрица и ему выразила свое неудовольствие; но упреки эти вряд ли им заслужены. Корабли, данные Спиридову, были совершенно неприспособленны для дальнего плавания и, очевидно, весьма неудовлетворительной постройки; каждая буря выводила несколько судов из строя и заставляла укрываться в портах и чиниться; на нескольких кораблях сломались мачты; Эльфинстон, командовавший второй эскадрой, посланной вслед Спиридову, доносил также о жалком состоянии своих кораблей. Не лучше был и личный состав; офицеры, по донесению Орлова, также не обладали ни знаниями, ни любовью к своему делу.

Говоря короче, у России в описываемое время не было настоящего флота и императрице оставалось одно утешение, — что этот поход поправит дело: «все закоснелое и гнилое наружу выходит…».Сам Спиридов, будучи уже в преклонных летах, чуть не в каждом донесении жаловался на слабость и болезни и униженно оправдывался, извиняясь за медленность движения. «В мыслях припадая к стопам В. И. В., приношу мое рабское благодарение, усматривая из оного письма высокоматерний недостойному мне рабу вашему монарший милосердный выговор и наставление».

Через несколько дней по приходе Спиридова в Порт-Магон, прибыл туда же генерал-майор Орлов, присланный братом с отрядом сухопутных войск. Отношения его к адмиралу вряд ли были официально установлены. Спиридов доносил, что будет поступать «по советам и приказаниям графов, из которых гр. Ф. Гр. по милости своей жалует меня как своими рассуждениями, так одобряет и к будущим действиям».Эскадра, по решению Спиридова и Ф. Орлова, разделилась и приняла участие в осаде крепостей Корона и Наварина, одновременно осажденных и с суши. Спиридов находился в отряде, стоявшем под Короном. Наварин, после нескольких дней бомбардировки с судов и суши, сдался на капитуляцию (10 апр. 1770 г.), но осада Корона успеха не имела. Через несколько дней после взятия Наварина, прибыл к эскадре главнокомандующий, А. Орлов, — и на общем совете решено было снять осаду. Эскадра собралась в Наваринской бухте.

A между тем дела на полуострове шли все хуже; греки-повстанцы, — смелые и жестокие во время первых успехов, — при столкновении с серьезными силами проявили постыдное малодушие и стали разбегаться; слабые русские отряды были разбиты и оттеснены к берегу. Наконец, во время попытки осадить крепость Модан, христиане потерпели полное поражение, и остатки русских войск, потеряв всю артиллерию, едва пробились к Наварину. Этот злосчастный день, по выражению Орлова, «отнял всю надежду иметь успехи на земле». Турки большими массами надвигались к Наварину, и к нему же приближался многочисленный флот, чтобы запереть в бухте нашу эскадру. В это же время, как нельзя более кстати, подошва вторая эскадра, под начальством к.-адмирала Эльфинстона.

К этому времени успели подойти многие отставшие суда из эскадры Спиридова. Русские силы состояли из 9 линейных кораблей, 3 фрегатов и 18 мелких, отчасти наемных судов. Турецкие — из 16 линейных кораблей, 6 фрегатов и около 60 мелких судов. Но если русский флот был далеко не в блестящем виде, то за ним было одно неоспоримое преимущество: и адмирал, и гр. Орлов, и матросы — плохие моряки, но верные и честные воины, воодушевленные и действительно готовые пасть или победить; турецкая же армада находилась в состоянии полного разложения: громадные корабли нелепой конструкции, загроможденные батареями с разнокалиберными орудиями, никакого порядка, никакого знания в морском деле; места капитанов продавались за деньги. По отзыву очевидца, этот флот, годный лишь для взыскания податей, готов был уничтожиться сам собою.

Соединившись с кораблями Спиридова, эскадра снова двинулась разыскивать неприятеля; Спиридов не поднял своего флага, чтобы турки при встрече думали, что имеют перед собою только одну эскадру. При встрече турецкий флот из 18 судов стал быстро отступать. Три дня продолжалась погоня, но безуспешно; турецкие корабли, более быстроходные, в конце концов скрылись из виду. А между тем гр. А. Орлов, теснимый турками, решился покинуть Наварин; он взорвал крепостные стены, а сам с оставшимся у него линейным кораблем и мелкими судами присоединился к эскадре С. и Эльфинстона. Он нашел «командиров между собою в великой ссоре, а подкомандных в унынии и неудовольствии»: англичанин не хотел подчиниться Спиридову, старшему его по чину. Орлов, чтобы примирить их, сам принял главное начальство и повел флот к о. Паросу. Началась опять погоня за неприятельским флотом: единственная надежда была — уничтожить его и овладеть морем. Наконец, 22-го вечером неприятель был усмотрен в Хиостском проливе. На утро разыгрался Чесменский бой.

Чесменский бой

Утром 23-го начался бой. Нападение повели русские. Головной корабль «Европа» отклонился в сторону, и флагманский «Св. Евстафий» очутился впереди. «Поздравляю вас матросом!» крикнул с мостика Спиридов капитану «Европы», когда «Евстафий» проходил мимо него: адмирал заподозрил трусость, не зная настоящей причины отклонения «Европы» от курса. «Евстафий», впереди всех, сближался все больше с турецким флотом, паля изо всех пушек. Спиридов, с полученным от императрицы образом на груди, с обнаженной шпагой, ходил по мостику, наблюдая за боем. На юте играла музыка. Наконец, «Евстафий» столкнулся вплотную с неприятельским адмиральским кораблем. Завязалась рукопашная свалка; на турецком корабле начался пожар, охвативший все судно. Предвидя неминуемую катастрофу, Спиридов и Ф. Орлов на катере покинули свой корабль. И действительно, несколько минут спустя, мачта турецкого корабля, вся к пламени, рухнула на палубу «Евстафия»; огонь попал в крюйт-камеру, и оба корабля взлетели на воздух. Турецкий флот после этого отступил и укрылся в гавани. В следующую ночь (с 25-го на 26-oe) русские, заготовив 4 брандера, атаковали его там. Спиридов, бывший теперь на корабле «Три Иерарха», в рупор отдавал приказания, распоряжаясь атакой. После короткой перестрелки, были пущены брандеры; одному из них удалось зажечь неприятельский корабль; пожар разлился со страшной силон по турецкому флоту, скученному беспорядочно в глубине бухты; взрывы следовали один за другим. К утру все было кончено. Русские успели захватить только 1 корабль и 6 галер — весь остальной флот погиб в пламени.

«Слава Господу Богу и честь всероссийскому флоту! С 25-го по 26-е неприятельский военный турецкий флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили и оставили на том месте престрашное позорище, а сами стали быть во всем Архипелаге, нашей Всемилостивейшей Государыни господствующи» — так доносил Спиридов гр. Чернышеву. Впечатление, произведенное Чесменским боем в России, Турции и за границей, было громадно.

Через несколько месяцев Орлов уехал в Петербург, сдав главное начальство Спиридову; уволен был Эльфинстон, разбивший на камнях свой корабль «Святослав» — и Спиридов остался главою русского флота в Архипелаге. Он занял о. Парос и сделал его своей базой; устроил здесь док для исправления судов, возвел укрепления, сухопутные войска расположил на острове лагерем. Сюда постоянно подходили к нему подкрепления из Кронштадта, и летом 1771 г. эскадра его состояла уже из 10 линейных кораблей, 2 бомбардирских и 20 фрегатов, не считая мелких судов. Небольшие отряды постоянно высылались в крейсерство, захватывая купеческие суда. В январе 1771 г. Спиридов принял в русское подданство 18 островов архипелага; донося об этом А. Орлову, он излагал свой проект — сохранить за собою часть этих островов после мира, перечисляя все выгоды этого дела; англичане, по его мнению, за один такой остров «но один миллион червонцев с радостью бы дали». Суммы, отпущенные Спиридову, были исчерпаны, и он был так стеснен, что пришлось ему занять под вексель на свое имя у одного грека 1000 червонцев.

От времени до времени, предпринимались более крупные экспедиции для нападения на турецкие берега: но эти экспедиции, шедшие с переменным успехом, никогда не давали крупных результатов: среди греков и албанцев, деморализованных первыми неудачами, восстание не разгоралось, а русские десанты были слишком слабы для решительных действий. Все это время здоровье Спиридова было слабо. По его выражению, «последовавшие при старости лет припадки до такого бессилия довели, что совсем одряхлел». Поэтому, когда летом 1772 г. заключено было перемирие, и Орлов, давно уже вернувшийся из Петербурга, приехал к флоту, — Спиридов с его разрешения оставил свой пост и поехал отдохнуть в Ливорно — «в лучший перед Архипелагом климат».

В марте 1773 г. Спиридов вернулся к флоту и вскоре, за отъездом Орлова, снова принял главное командование. Весною и летом он предпринял еще одну крупную экспедицию к берегам Сирии и Египта, для поддержки вспыхнувшего там восстания. Экспедиция сожгла несколько городов, доков и мелких судов, высаживала несколько раз десанты, но успеха не имела, и некоторые высадки стоили довольно крупных потерь, — и Спиридову оставалось лишь утешаться тем, что его движение отвлекло на азиатский берег крупные неприятельские силы. Здоровье его опять расстроилось, и в июне он подал прошение об отставке, жалуясь на постоянные припадки и головные боли. Орлов, дававший всегда самые лестные отзывы о Спиридове, поддержал его просьбу; в ноябре последовал указ, которым Спиридов в силу его просьбы увольнялся от службы; за многолетнюю беспорочную службу и исключительные заслуги ему по день смерти было оставлено, в виде пенсии, «полное жалование его чина».

В феврале 1773 г. он оставил эскадру и уехал в Россию. Несмотря на дряхлость и болезни, он прожил еще 17 лет и умер в Москве в 1790 г. Был женат на Анне Матвеевне Нестеровой (р. 1731 г.) и имел 4 сыновей и 2 дочерей.