Нефть, кофе, диктатура: отголоски Первой мировой войны в Центральной Америке

Кровь войны

В декабре 1917 года, когда чаша весов на изрытых траншеями полях Франции и Бельгии ещё клонилась то в сторону Антанты, то в сторону Германии, французский премьер Жорж Клемансо обратился с посланием к президенту США Вудро Вильсону. В его письме подчёркивалось:

«Нефть столь же важна в грядущих сражениях, как и кровь. Срыв поставок топлива вызовет немедленный паралич наших армий, что может принудить нас к миру на невыгодных для союзников условиях».

Как известно, совместными усилиями стран Антанты удалось преодолеть топливный кризис, и уже после окончания войны лорд Джордж Керзон отметил, что «союзники пришли к победе на гребне нефтяной волны», а оставшийся неизвестным острослов назвал поражение Германии «триумфом грузовика над локомотивом».

Конференции, на которых решался вопрос о послевоенном устройстве мира, не могли не уделить внимания нефтеносным территориям. В 1919 году, когда Великобритания и Франция делили подмандатные территории на Ближнем Востоке, сенатор Анри Беранже, возглавлявший французскую нефтяную комиссию, представил своему правительству меморандум, где говорилось, что

«Тот, кто владеет нефтью, будет владеть миром, поскольку посредством тяжёлого топлива будет править океанами, посредством керосина — небесами, и землями — посредством бензина и осветительного масла. И, кроме того, он будет править своими соотечественниками в сфере экономики — по причине фантастического богатства, полученного от нефти, чудесного вещества, которое имеет больший спрос и более ценно сегодня, чем золото».

Однако ситуация с нефтью к началу 20-х годов прошлого века складывалась весьма непростая. 70% всех разведанных запасов мира находились в недрах стран Ближнего Востока и Карибского региона, где и развернулось противостояние Великобритании и Америки, сильно напоминавшее битву двух бульдогов под ковром.

Нефтяная компания для адмирала Фишера

Принципы, провозглашённые в начале XIX века президентом США Джеймсом Монро, предусматривали, что европейские колониальные державы не имеют права на колонизацию или вмешательство во внутренние дела получивших независимость стран американского континента. Впоследствии республики Центральной и Латинской Америки превратились для США в зону особых интересов, и Вашингтон, к концу Первой мировой войны осуществивший в регионе пару десятков военных интервенций, с крайней нервозностью взирал на попытки других стран утвердиться на своём «заднем дворе».

А повод для беспокойства, безо всякого сомнения, был. Две трети нефтяных месторождений в Центральной и Южной Америке принадлежали английским корпорациям. В руках англичан оказалось подавляющее большинство концессий в Гватемале, Гондурасе, Никарагуа, Коста-Рике, Панаме, Колумбии, Венесуэле, Эквадоре, Тринидаде и Перу.

Особенно активной в проникновении на американский континент оказалась компания British Controlled Oilfields (BCO), созданная в 1918 году. Компания эта формально была частной, однако собственники её деятельностью не руководили — за них это делали семь опекунов-попечителей, в том числе назначенные непосредственно правительством Его Величества. Опекуны-попечители в свою очередь назначали директоров, в рядах которых в описываемый период оказались британский адмирал и член парламента. Интересно, что все концессии BCO располагались либо на побережье, либо в непосредственной близости от него. Злые языки в американской прессе уверяли, что эта компания является детищем адмирала Фишера, а все её концессии — базами и топливными станциями для Королевского флота на случай войны между США и Великобританией.

Большие проблемы маленькой банановой республики

18 сентября 1502 года на безымянном пока ещё побережье Карибского моря Христофора Колумба встречала группа туземцев в богатых золотых украшениях, благодаря которым вновь открытые земли были названы Коста-Рика, что по-испански означает «богатый берег». По иронии судьбы, Коста-Рика оказалась одной из беднейших испанских колоний Нового Света, начисто лишённой полезных ископаемых, включая золото. В результате, в экономическом плане Коста-Рика стала классической центральноамериканской банановой республикой, с тем лишь исключением, что основным экспортным продуктом здесь был кофе, а бананы находились в торговом балансе на втором месте.

С другой стороны, те индейцы, что встречали Колумба, позднее повымерли от эпидемий, что лишило испанских поселенцев бесплатной рабочей силы, которую в соответствии с принципами энкомьенды можно было бы принудить к изнурительному труду в крупных частных поместьях. Это привело к формированию в Коста-Рике относительно эгалитарного общества с абсолютно неожиданными в Центральной Америке демократическими традициями, которые держались на одном фундаментально важном принципе, соблюдаемом до сих пор — не больше одного президентского срока подряд.

Но, как и должно быть в нормальной банановой республике, время от времени в Коста-Рике случались острые политические кризисы. Во время одного из них в январе 1917 года военный министр Федерико Тиноко в ходе единственного за весь XX век и абсолютно бескровного переворота сверг обвинённого в желании переизбраться на второй срок президента Альфредо Гонсалеса, который укрылся от военных в американском посольстве и затем выехал в США.

Причина, правда, была вовсе не во втором сроке. Коста-риканская экономика переживала далеко не лучшие времена из-за нарушения торговых связей, вызванного началом мировой войны. Бюджет лишился таможенных сборов с экспортных и импортных товаров, денег не хватало даже на зарплаты правительственным чиновникам. Президент Гонсалес был вынужден ввести новые налоги — на имущество и на доходы — что, конечно, создало ему много врагов среди местной буржуазии. В этой ситуации появление в Сан-Хосе немецких эмиссаров, пообещавших крупный кредит, выглядело спасением. Заём в 175 тысяч долларов США (порядка $4 млн в ценах 2018 года) был предоставлен через нью-йоркскую компанию, причём треть всей суммы должна была быть негласно переведена на счёт военного министра Федерико Тиноко — для формирования специального фонда на случай экстренной необходимости. В общем, именно на эти немецкие деньги Тиноко и сверг президента — причём, при полном одобрении коста-риканской элиты.

Два месяца спустя, получив на безальтернативных выборах 99,5% голосов, Тиноко стал президентом Республики Коста-Рика, и, вот, тут-то его сограждане и узнали вкус диктатуры. Нет, террора не было, но оппоненты новой власти подвергались преследованиям и избиениям, многим угрожали, некоторых посадили в тюрьмы. Сам Тиноко довольно просто сформулировал принципы работы своей администрации: «Друзьям — серебро, врагам — свинец, равнодушным — палку». Чтобы воплотить это в жизнь, вооружённые силы, насчитывавшие в 1912 году всего тысячу человек (включая 6 оркестров и музыкальную школу), были увеличены до предусмотренных в случае массовых беспорядков 5 тысяч, а в помощь им были развёрнуты группы los esbirros, полицейских агентов. Для большей надёжности вооружённых сил в стены казарм столичного гарнизона были заложены подрывные заряды.

Должность президентского советника занял немецкий плантатор Иоганн Кюмпель, по слухам, получивший подписанный Тиноко мандат, который предписывал всем чинам армии и полиции оказывать его подателю всемерную помощь. На деньги Кюмпеля издавалась газета La Imparcial, материалы для которой передавались через Мексику и Сальвадор по сетям беспроводного телеграфа немецкой компании Telefunken. В Америке жёлтая пресса начала печатать панические статьи, что Коста-Рика тайно обещала свои порты подлодкам кайзерлихмарине, которые вот-вот устроят избиение беззащитных торговых судов в Карибском море.

Не удивительно, что правительство Тиноко не признали ни США, ни страны Антанты. Но Германия была далеко, а американский флот с морскими пехотинцами — опасно близко, деньги кончались, по ранее предоставленным Англией и Францией займам надо было как-то платить. К тому же 21-23 февраля 1918 года сразу в семи коста-риканских городах против режима Тиноко вспыхнули скоординированные восстания, которые, однако, войскам удалось быстро подавить. Мятежники поодиночке и небольшими группами ушли в Панаму, где уже в апреле создали небольшую армию, против которой на коста-риканской южной границе пришлось держать 2000 солдат.

В этих условиях костариканцы решили прибегнуть к радикальным мерам — 23 мая 1918 года, через шестнадцать месяцев после совершенного на немецкие деньги переворота, Сан-Хосе объявил Берлину войну и интернировал всех подданных кайзера, включая президентского советника Кюмпеля. Вступление в Первую мировую войну центральноамериканской державы, конечно, не изменило стратегический баланс сил и даже не смягчило взгляды Вашингтона на политику президента Тиноко. Честно говоря, и ожидать то этого было сложно, поскольку в граничащих с Коста-Рикой странах — Панаме и Никарагуа — у власти были проамериканские режимы, у которых были свои счёты с соседом и которые вполне успешно формировали отношение Вашингтона к нему. Тем более что Тиноко сам принял у себя сторонников никарагуанского экс-президента и ярого антиамериканиста Хосе Сантоса Селаи.

Но там, где закрывается одна дверь, часто открывается другая, а в запасе у Тиноко оставался один крупный козырь — нефть. Точнее, ожидания большой нефти. Ещё в начале второй декады XX века у геологов сложилась гипотеза, что на севере Коста-Рики в кантоне Таламанка находится крупное месторождение с запасами, способными затмить феноменально продуктивные нефтяные пласты в «золотом поясе» у мексиканского Тампико. В 1913 году несколько крупных компаний проявляли интерес к Таламанке, но вскоре началась война, и стало как-то не до того. Однако в 1917 году пробурённые американцами разведочные скважины подтвердили наличие углеводородов, в Нью-Йорке уже стали готовить к отправке в Коста-Рику буровые станки — и вся проблема была лишь в том, что администрация президента Вильсона не приветствовала контактов с режимом Тиноко.

И тут на горизонте появилась British Controlled Oilfields. В ходе переговоров обеим сторонам быстро удалось получить желаемое: правительство Тиноко было признано если не де-юре, то хотя бы де-факто, а английская компания получила огромную концессию площадью в 15,5 тысяч квадратных километров — почти треть всей коста-риканской территории. Для реализации проекта была создана Central Costa Rica Petroleum Company, которой, впрочем, не удалось продвинуться дальше формирования геологоразведочных партий и завоза бурового оборудования, поскольку американцы сделали ответный ход.

Вторжение с севера

2 мая 1919 года отряд коста-риканских революционеров, созданных и вооружённых при заботливой поддержке никарагуанского президента Эмилиано Чаморро, разгромил пограничный кордон войск Тиноко на Рио Фрио, и через несколько дней на территорию Коста-Рики вступили основные силы повстанцев — примерно 350 человек, среди которых было непропорционально много генералов и полковников. Лишь меньше половины мятежников были собственно костариканцами, а большинство составляли разносортные «солдаты удачи» из всех центральноамериканских республик, привлечённые обещанием выплаты двух долларов (около $30 сегодня) за каждые сутки под ружьём в случае победы или индульгенции на грабёж в случае поражения. Шансы на второе были, мягко говоря, существенно выше — Тиноко, своевременно получивший информацию разведки, сосредоточил на севере страны от 5 до 8 тысяч солдат.

Вооружение революционеров было под стать их армии — в никарагуанском арсенале под обещание выплатить после победы 20 тысяч долларов было получено 200 винтовок Remington образца 1864 года. Для командного состава у американских морпехов, охранявших посольство в Манагуа, купили двадцать Кольтов 45-го калибра. Остальным предстояло довольствоваться мачете. В этом отношении, конечно, огромным успехом стал захват небольшого армейского склада в приграничном городке Санта-Роза, где были найдены четыре «картофелекопалки» — пулемёты Colt-Browning M1895.

26 мая повстанцы подошли к городку Эль Хобо, где окопались 800 бойцов правительственной армии. По свидетельству участников, революционеры планировали, что будет достаточно открыть огонь, а там уж солдаты Тиноко сразу сложат оружие и перейдут на их сторону. Половина наёмников, услышав этот план, предпочла сразу же дезертировать и растворилась в близлежащем лесу.

Конечно же, все пошло не по плану — для начала один из командиров повстанческого отряда, находившийся в состоянии крайней алкогольной интоксикации после «освобождения» запасов виски в Санта-Розе, решил в 150 метрах от позиций противника во всеуслышание громко объявить, что он лично возьмёт город и ничья помощь ему не нужна. В ответ правительственная армия открыла огонь из пулемётов системы Максима и чешских горных 75-миллиметровок. После пятичасового боя революционеры отступили обратно на территорию Никарагуа и были разоружены там пограничными частями. Противник их не преследовал.

Бунт студентов и преподавателей

В Сан-Хосе царила эйфория — казалось, что последняя угроза режиму устранена. Однако 4 июня были получены сведения, что у Пунтаренаса на тихоокеанском побережье и у Пуэрто Лимона на карибском замечены американские военные корабли, и десант морской пехоты можно ожидать в любой момент. Как впоследствии выяснилось, никарагуанская разведка своевременно добыла сведения, что коста-риканский Сенат на тайном заседании предоставил Тиноко право объявить войну Никарагуа в ответ на вторжение мятежников — и США решили не бросать своего сателлита.

Но пока американские войска ещё не высадились, правительство Тиноко решило консолидировать поддержку населения страны — все граждане должны были подписать ручательство о лояльности. Против выступили студенты и учащиеся старших классов, а также преподаватели, начались демонстрации, которые разгонялись частями армии и полиции. 12 июня один из студентов-ораторов выступал перед собравшейся толпой с балкона здания, где было расположено консульство США. Полицейские открыли огонь поверх голов, рассчитывая напугать демонстрантов, но под огонь попал американский консул, стоявший на том же самом балконе. Результатом, конечно, стала телеграмма в Вашингтон с просьбой скорее высаживать морскую пехоту — и только вмешательство дипломатов Аргентины, Бразилии и Чили остановило эскалацию конфликта.

Тем временем беспорядки в коста-риканской столице шли по нарастающей, и на следующий день толпой была разгромлена редакция рупора режима, газеты La Información. В ответ войскам и полиции был отдан приказ стрелять на поражение.

Тиноко, однако, понимал, что ситуация тупиковая и сохранить власть уже шансов нет — т.е., подавить восстание в столице, конечно, можно, но США тогда получат ещё один повод для интервенции. Коста-риканский президент вступил в переговоры с представителями европейских держав и, получив от них гарантии безопасности, 12 августа покинул страну и отбыл на Ямайку. К власти в Сан-Хосе пришло проамериканское правительство, быстро отменившее все сделки, заключённые прежним режимом — в том числе, и с British Controlled Oilfields. Великобритания попыталась оказать давление на новые власти, подкрепив свой протест визитом крейсера HMS Cambrian в территориальные воды Коста-Рики. Однако позитивных для британской стороны изменений это не принесло: вскоре концессия была передана американской Sinclair.

Конец этой истории довольно прозаичен. Великобритания обратилась в международный суд, но американский арбитр Уайт вынес решение в пользу Коста-Рики. Неудавшийся диктатор Федерико Тиноко умер в 1931 году в Париже. Почти до самого конца XX века его портрет был единственным из отсутствующих в галерее портретов президентов Коста-Рики в Законодательном собрании страны.

Компания BCO пришла к тяжелейшему кризису в 1925 году: выяснилось, что 30 млн долларов (две трети капитала компании) были потеряны в ходе реализации малопривлекательных венчурных проектов, важных, тем не менее, с политической точки зрения. Отчёт о деятельности BCO показал, что работа компании была исключительно успешной в том, что касалось приобретения потенциальных баз в непосредственной близости от Панамского канала, однако как коммерческое предприятие она продемонстрировала практически полную несостоятельность.

Нефть в Коста-Рике на протяжении последующих 100 лет искали ещё многие компании, но пока коммерческих запасов так и не нашли.