Прерафаэлиты: в чем революционность их искусства?

Трудно представить, что первые картины художников-прерафаэлитов, представленные на выставках Королевской художественной академии, беспощадно критиковали. Самих художников поначалу воспринимали как компанию выскочек и святотатцев, а их творческие принципы высмеивали как средневековый бред, который тормозит прогресс. Да и безусловная, как нам кажется, привлекательность женских образов для современников прерафаэлитов не была такой уж очевидной. Так чем же 20-летние художники вызвали такую волну возмущения со стороны зрителей, уважаемых писателей, журналистов и академиков?

Грязные пятки и руки в мозолях

Первой картиной, на которую обрушились английские критики, была работа Джона Эверетта Милле «Христос в родительском доме». Мускулистые, загорелые руки Иосифа со вздувшимися венами, отекшие старческие руки Святой Анны, босые и не очень чистые ноги маленького Христа и его всклокоченные рыжие волосы, морщины на лбу и неестественно выгнутая шея его Матери — все эти возмутительные натуралистичные детали в образах членов Святого семейства воспринимались как кощунство. Потому что для изображения библейских сцен вот уже 300 лет художники, следуя высоким образцам итальянского Возрождения, использовали безупречный канон. 300 лет уверенных и выхолощенных подражаний.

Сцены из Священного писания в исполнении академических художников, современников Милле, соответствуют всем принятым в то время канонам. Классическая композиция, нейтральные, картонные образы и немного жеманства.

Три студента художественной академии — Холман Хант, Данте Габриэль Россетти и Джон Эверетт Милле — усадили позировать родителей, сестер, братьев, любовниц, домашних слуг, проституток, продавщиц и портних. И начали писать не вариации на темы великих предшественников, а живых людей. Россетти пишет Деву Марию в «Благовещенье» со своей сестры Кристины, Милле для «Христа в родительском доме» позируют кузен, невестка, отец, соседский плотник. Хант ездил в Палестину для того, чтобы отыскать там настоящий местный типаж внешности для картины «Нахождение Спасителя во храме» и уговорил позировать настоящих местных раввинов. Критики обнаружили эту дерзость сразу же — даже ангелы у прерафаэлитов словно крепкие, вполне материальные юноши, под кожей которых течет настоящая кровь, а из-под туники выглядывает бесстыдное бедро.

Прерафаэлиты добиваются практически фотографической точности отдельных элементов, чистоты естественных цветов. Ради этой точности они часто работали над одной картиной по 18 часов в сутки в течение полугода.

Художники не жалеют ни сил, ни здоровья (кстати, здоровье моделей тоже страдало от такой верности делу) — одержимо и честно пишут все как есть: рыжеватые ресницы, которые, кажется, можно сосчитать, выступающие вены на руках, неровные ногти, морщины. Воображение уводит их в библейские и средневековые времена, но они отправляются туда с одной целью: представить и изобразить, как все те события и герои могли бы выглядеть на самом деле. Кстати, о событиях.

Король Артур, Шекспир и другие боги

На самом деле, ничего революционного в выборе сюжетов прерафаэлиты не совершили. Их заслуга, пожалуй, только в том, что художники первыми ответили на запросы времени. И легенды о короле Артуре, и герои Данте и Шекспира, и назидательные библейские аллегории — это настоящий викторианский тренд. С начала XIX века в Англии выходит целых три издания эпоса Томаса Мэлори «Смерть Артура» — после почти 200-летнего забвения. В год создания Братства прерафаэлитов, в 1848, приц Альберт заказывает модному художнику Уильяму Дайсу фрески по легендам о короле Артуре для гардеробной королевы Виктории в Вестминстере. Альфред Теннисон вскоре напишет сборник баллад «Королевские идиллии».

Но дело в том, что практически любая революция в искусстве — это оперативный ответ на запросы времени. Ренуар говорил, что начал писать светлыми красками только потому, что этого требовала эпоха. Пикассо сказал однажды, что он всего лишь «публичный артист, который понимает свое время и использует в своих интересах глупость, тщеславие и жадность современников». Прерафаэлиты — герои своего времени. Переворот в английском искусстве они совершили чуть ли не от скуки: бродить по выставкам Королевской академии и зевать перед жеманными картонными красотками в пудре и париках и рыжими коровами на неопознанных лугах было невыносимо.

В поисках пути вперед они обернулись назад — далеко назад, к эпохе раннего Возрождения, к Фра Анджелико, Пьеро делла Франческа, к искренности, красочности и простоте искусства до Рафаэля.

Уильям Майкл Россетти, брат Данте Габриэля Россетти, объяснял принципы Братства прерафаэлитов: «Среди того, что всем им безусловно нравилось, была убедительная простота раннеитальянского искусства, царивший в нем дух благоговения и благочестия, отсутствие уловок и жестких канонов, но тут следовало бы пояснить, что речь шла о тех канонах, которые с непререкаемой педантичностью насаждались во всех академиях художеств; наконец, прилежное внимание к деталям, свежий и легкий привкус личной пристрастности, лишенный даже намека на стремление блеснуть своим мастерством. А с другой стороны, среди того, что они на дух не переносили, были слабость и невнятность методов современного искусства, его деланые непринужденность и самодостаточность, соскальзывающие в поверхностность и претенциозность; бедность идей, скрывающая за собой невежество: ни глубины чувства, ни богатства воображения, ни изобразительной точности; жеманная бесхребетность и дряблое умничанье; безразличие к логике сюжета и неточность деталей».

Но как и в случае с великим революционером Караваджо, например, который не изобретал новых сюжетов и отвечал на запрос времени (более того, на прямой заказ), важно не то, что они писали, а как они писали. За 20 лет до импрессионистов они пошли мокнуть под дождями и сгорать на солнце, отдавались на съеденье комарам и на скорую руку сбивали хижинки для защиты от ветра. Они пошли на пленэр.

Ботаника, геология и белая краска

Середина XIX века в Англиии — это время свершившейся промышленной революции, пароходов, железной дороги, фабричного производства, роста городов и численности населения. В год, когда Милле написал «Мариану», а Хант «Наемного пастуха», в Лондоне прошла Первая всемирная выставка, на которой представили грандиозные механизмы, пароход, жатвенную машину, ткацкие и печатные станки, дагерротипы, телеграф, гидравлический пресс. При таких значительных достижениях по части больших производств Англия безнадежно отставала в одном важном направлении: в дизайне бытовых предметов. Викторианские дома были уставлены совершенно безвкусной, пошло вычурной мебелью, украшенной жалкими букетами стилизованных роз, сотнями ненужных предметов. И именно прерафаэлитам предстояло навести в этой сфере порядок.

А началось все, как всегда, с протеста. Более того, началось все с протеста против промышленной революции.

Самый влиятельный, молодой и красноречивый арт-критик Англии Джон Рёскин был убежденным противником серийного производства, ненавидел железную дорогу и упрямо путешествовал только на перекладных лошадях, книги печатал на бумаге ручной работы, связывал моральный упадок нации с уродливой архитектурой современных городов, личную неприкаянность англичан — с упадком ремесленного производства, а художников призывал в мельчайших деталях следовать природе, ничего не упуская и не приукрашая. Вместе с покровительством Рёскина прерафаэлиты получили и мощную теоретическую базу для своих поисков, и готовый план действий.

Милле и Хант провели полгода на берегах реки Хогсмилл, тщательно зарисовывая цветы и деревья для будущих картин, изучали структуру и рисунок прибрежных камней. Пейзаж в «Офелии» Милле был таким ботанически совершенным, что один из лондонских преподавателей приводил студентов к картине для изучения растений сельской Англии. Он уверял, что это гораздо эффективнее, чем везти их на экскурсию.

Холман Хант во время работы над «Наемным пастухом» обнаружил, что если покрыть холст белой краской и писать по ней, удастся гораздо точнее передать настоящий живой цвет растений, неба, воды. Поверх белой основы он пишет тонкими акварельными кистями, добиваясь научной точности, присущей ботанической иллюстрации. По ранним работам прерафаэлитов можно составлять травник или каталог растений Англии, не боясь ошибиться. Незыблемое академическое правило писать по темному фону условные деревья и условные цветы трещит — и на его обломках прорастают живые травы и виноградные лозы, залитые солнцем.

С этих полевых натурных зарисовок, тщательно зафиксированных резных листьев и покрытых едва заметным пушком лепестков начнется новая эпоха не только в живописи, но и в дизайне.

Искусства, ремесла и деньги

С поддержкой Джона Рёскина, которому в Англии верили безоговорочно, прерафаэлиты быстро стали знаменитыми, а вскоре и богатыми. Это первая группа художников в Европе, чье искусство стало массовым. Арт-дилеры не только покупали их картины, но и начали устраивать грандиозные выставочные туры по всем городам Англии, а потом и по Америке, Австралии, Канаде и Новой Зеландии, начали печатать тысячи гравюр на основе их самых известных полотен. В 1857 году Хант, Милле и Россетти получили предложение проиллюстрировать издание стихотворений Теннисона — и создали 30 уникальных гравюр, которые положили начало золотому веку книжной иллюстрации в Англии. На прерафаэлитов сыпятся заказы на копии известных картин: Россетти повторяет «Прозерпину» 8 раз, Хант пишет «Свет мира» в трех разных вариантах, а гравюры и открытки с его изображением были чуть ли не в каждом доме. Да что там! Изображение «Пузырей» Джона Эверетта Милле видел каждый англичанин, который уделял хоть небольшое внимание личной гигиене — компания-производитель моющих средств Pears выкупила у художника права на картину и использовала для рекламы мыла. Внук Милле, изображенный на этой картине, вырос и стал адмиралом Королевского флота, а его всю жизнь продолжали называть Bubbles (Пузыри).

Но, конечно, главная заслуга искусства прерафаэлитов не в том, чтоб эффективно рекламировать мыло. Они первыми, задолго до группы «Наби» и расцвета ар-нуво занялись изменением окружающего мира по законам искусства. И работать было над чем: разбогатевшие англичане, утомленные веками строгости и ограничений, одержимо кинулись украшать дома внутри и снаружи. Фабричное производство этому всячески способствовало. Драпировки, ковры, барочные завитки и рокайльные изыски, крашеный гипс, позолоченные элементы, китайские и греческие стилизации, узорчатые обивки и бахрома.

Уильям Моррис, ученик и друг Россетти, младший прерафаэлит, был первым человеком, который назвал себя дизайнером. Он вместе с друзьями основал компанию «Morris, Marshall, Faulkner & Co» и занялся изготовлением предметов быта, обоев, текстиля по собственным эскизам. Над проектами витражей, мебели, гобеленов работали с ним вместе Россетти, Эдвард Бёрн-Джонс, Форд Мэдокс Браун. Вызов, брошенный вульгарному псевдороскошному эклектизму, который в викторианской Англии так обожали, был брошен. И это самый грандиозный и убедительный довод в пользу прерафаэлитского искусства, сначала революционного, потом массового и коммерческого, и снова революционного — но уже в новом качестве. В качестве идей и образов, которые в самом прямом смысле меняли повседневную жизнь людей.