Штурм и осада «крепости Бреслау» войсками 1-го Украинского фронта

Мы уже рассказывали про штурм крепости Позен 8-й гвардейской армией 1-го Белорусского фронта в феврале 1945 года. Свой «крепкий орешек» встретился и на пути войск 1-го Украинского фронта, но его раскалывали несколько иначе.

«Ворота прямо на Берлин»

Две армии разных фронтов перешли в наступление на Позен (Познань) и Бреслау (Вроцлав) практически одновременно, с разницей в несколько дней. Но если 8-я гвардейская армия генерал-полковника В.И. Чуйкова вышла к Позену уже 23 февраля, через девять дней после начала наступления, то путь 6-й армии генерал-лейтенанта В.А. Глуздовского был куда более долгим. Уже с 12 января она участвовала в Сандомирско-Силезской наступательной операции. Следующее наступление — Нижне-Силезская наступательная операция — было запланировано на 6 февраля, практически без паузы. При этом снабжение наступавших советских частей уже было далеко не в идеальном состоянии. Восстановить железнодорожное сообщение с тылом ещё не успели.

Тут стоит заметить, что иногда по 6-й армии приводятся достаточно оптимистичные цифры наличия боекомплектов в частях и на армейских складах, при этом не уточняя, где какая часть боеприпасов находилась. Непосредственно же в дивизиях до уровня 1 б/к удалось довести лишь запасы к 76-мм «полковушкам», ещё одним исключением стали 37-мм зенитные автоматы, имевшие запас в 2 б/к — просто в силу небольшого расхода. При этом к 76-мм дивизионным орудиям в частях имелось 0,6 б/к, к 122-мм гаубицам — 0,4 б/к, к 152-мм пушкам-гаубицам — 0,5 б/к. Схожая картина была и с поставками ГСМ — формально располагая довольно солидными запасами, 6-я армия имела в войсках 0,2 заправки автомобильного бензина, а ещё 1,3 заправки хранились на полевых армейских складах. Проблемы с подвозом в войска признавал сам маршал Конев, 5 февраля приславший шифровку о переносе начала наступления на два дня, с 6 на 8 февраля. Но, как указано выше, даже к этой дате подвезти удалось далеко не всё.

В лучшем положении был 7-й гвардейский механизированный корпус (мк) генерал-лейтенанта танковых войск И.П. Корчагина, которому в этом наступлении предстояло стать главным подвижным соединением армии. Согласно донесению штаба корпуса от 7 февраля, обеспеченность боеприпасами в среднем составляла 1 б/к, для танков и самоходок — 2 б/к, автомобильного бензина 2-го сорта — 0,5 заправки, бензина Б-70 — 0,9 заправки, дизельного топлива — 1 заправка. Корпус, хотя и принял участие в январских боях, представлял собой достаточно внушительную силу — в район сосредоточения прибыло 137 «тридцатьчетверок», 19 ИСУ-122, 21 СУ-85, 20 СУ-76.

Интересна оценка важности Бреслау в корпусных документах:

«Левое крыло фронта отстало от правого и его продвижение задерживалось большим стратегически важным пунктом — гор. Бреслау. До тех пор, покуда Бреслау оставался в руках противника, левое крыло фронта не могло действовать в северо-западном направлении, и, наоборот — с падением или окружением Бреслау открывались ворота вдоль государственной автострады прямо на Берлин».

Вновь переносить дату начала наступления маршал Конев уже не стал. Штаб фронта не без основания рассчитывал, что немцы тоже не успели создать серьёзную оборону на этом участке фронта. Первые часы наступления этот вывод подтвердили — как отмечалось в документах 6-й армии, «оборона противника в этом районе не была заранее подготовлена».

Тем не менее, как это часто бывало, обеспечить танкистам «чистый прорыв» пехота не смогла. Привычно констатировав, что «темп наступления стрелковых частей очень мал», танкисты уже в 12:05 обогнали боевые порядки стрелковых корпусов и вырвались вперёд. В ночь на 9 февраля была перерезана автомагистраль Бреслау — Берлин. При этом танкистов 7-го гв.мк задерживало не только сопротивление противника, но и распутица. Даже танки могли двигаться только по дорогам, а переправа через реку Одер из-за ледохода несколько раз выходила из строя, несмотря на усилия сапёров. В результате задачу первого дня наступления танкисты выполнили к 09:00 9 февраля.

Танковое кольцо

Немецкое командование быстро оценило исходящую от частей 7-го гв.мк угрозу. В следующие дни немцы пытались в районе города Кант отрезать вырвавшиеся вперёд танковые части силами спешно выдернутой из полосы наступления соседней советской армии 19-й танковой дивизии (тд). Эта задача облегчалась тем, что пехота 6-й армии к исходу 9 февраля вышла на рубеж «на 20 км сзади боевых порядков корпуса». При этом захват самого Канта стал серьёзной проблемой для танкистов именно из-за нехватки пехоты в частях. Так, 57-я гвардейская танковая бригада (тбр) доложила, что переданный ей мотострелковый батальон 26-й гвардейской механизированной бригады (мбр) «отстал и за бригадой не пошёл. Все попытки командования и штаба 57-й гв.тбр присоединить 1-й батальон 26-й гв.мбр для совместных действий оказались безрезультатны». Сапёрный батальон 62-й инженерно-сапёрной бригады (исбр) также «совершенно не прибыл в бригаду», и бой за город 57-я гв.тбр вела вместе с 1820-м самоходно-артиллерийским полком (сап). Впрочем, занять Кант получилось лишь после подхода 26-й гв.мбр.

В результате 7-й гв.мк вынужден был пытаться продолжать наступление лишь частью сил — 57-й гв.тбр и 25-й гв.мбр. В то же время 24-я и 26-я гв.мбр, растянувшись, прикрывали правый фланг корпуса. Передать их участки подошедшей 309-й стрелковой дивизии (сд) танкистам удалось лишь к 14:00 12 февраля. При этом передовые бригады как раз в этот день вели тяжёлые бои за Книгниц, Вильштау и Галлен — из этих трёх занятых к середине дня городков к вечеру в руках танкистов остался лишь последний. Интересно, что в донесениях собственно танковых частей факт окружения не упоминается, зато связисты корпуса, желая рассказать о собственных проблемах, записали: «Большой трудностью для радиосвязи было ночное время; в это время приходилось переключать станцию СЦР для связи с бригадами и этим обеспечивать командиру корпуса отдачу приказов 57-й гв.тбр и 25-й гв.мбр, которые на время попали в окружение».

В ночь на 13 февраля высланная из Галлена пешая разведка 57-й гв.тбр в 07:00 встретила части 31-го танкового корпуса (тк) из состава 5-й гвардейской армии. Ещё через полтора часа танковая бригада этого корпуса вошла в сам Галлен. Тем не менее, хотя формально кольцо вокруг Бреслау и сомкнулось, в этот момент ещё трудно было сказать, кто именно попал в окружение. Так, упомянутые выше связисты 7-го гв.мк сообщили, что у них персонал двух контрольных станций трое суток находился в окружении в деревнях Камфельд и Шмольц. Фактически, до подхода стрелковых частей 6-й армии оборона танкистов носила очаговый характер. Другое дело, что в данном случае бездорожье было уже на стороне тех, кто занял узловые точки дорог, а не пытавшихся прорваться на запад немецких окруженцев.

Частям 7-го гв.мк эта неполная неделя боёв обошлась весьма дорого. Потери корпуса составили 72 Т-34, семь СУ-122, 10 СУ-85 и пять СУ-76 сожжёнными, 67 Т-34, семь СУ-122, две СУ-85 и три СУ-76 подбитыми.

На этом для корпуса генерал-лейтенанта И.П. Корчагина первая фаза наступательной операции закончилась. Теперь уже всей остальной 6-й армии предстояли бои за Бреслау.

Город или крепость?

Стоит заметить, что первоначальные оценки обороноспособности Бреслау как у командования 6-й армии, так и в штабе фронта были весьма оптимистичны. Бреслау, конечно, входил в список немецких «фестунгов», но, во-первых, это был уже второй такой список. Предыдущий, утверждённый лично Гитлером 8 марта 1944 года, «не сыграл»: Минск, Орша, Могилев и Бобруйск не стали местами длительных битв, да и Жмеринка не прославилась как украинский Сталинград. Конечно, европейские города в плане возможностей обороны отличались наличием большого количества прочных каменных и кирпичных зданий, но и таких населённых пунктов к началу 1945 года Красная армия взяла немало.

Тем не менее, нельзя сказать, что, рассчитывая быстро взять Бреслау, в штабе генерал-лейтенанта Глуздовского совсем не понимали сложность стоящей перед армией задачи. Уже 17 февраля штабом армии были выпущены «Указания по ведению уличных боёв в городе», которыми предусматривалось формирование типовых штурмовых групп в составе стрелковой роты, двух 203-мм орудий или самоходок СУ-152, батареи 76-мм орудий, группы с фаустпатронами и группы сапёров-подрывников. Включение в штурмовую группу собственных фаустников достаточно красноречиво говорит, что к этому моменту с получением трофейных гранатомётов особых проблем не было. Кроме того, предусматривалось также создание групп разграждения и групп артиллерийского обеспечения.

Согласно сводке разведотдела армии, в состав окружённого гарнизона входили части 269-й и 254-й пехотных дивизий (пд), 20-й тд, 236-й бригады штурмовых орудий (бшо), четыре отдельных полка, 13 батальонов и 10 боевых групп. Общая численность гарнизона оценивалась в 18 060 человек, вооружение — 889 пулемётов, 141 орудие, 45 танков и самоходных орудий, 170 миномётов и 1743 фаустпатрона.

При этом по ведомости боевых частей и соединений 6-й армии на 20 февраля численность имевшихся в армии стрелковых частей составляла 30 228 человек, ещё 2230 бойцов и командиров имелось в приданном 77-м укрепрайоне. С учётом артиллерии, танковых войск и других подразделений общее число личного состава достигало 57 914 человек. Средняя укомплектованность стрелковых рот колебалась от 20 человек в 181-й сд до 59 человек в 273-й сд.

Дополнительным козырем наступавших частей должна была стать артиллерия, особенно крупнокалиберная. В распоряжении 6-й армии, в частности, имелся 315-й отдельный артиллерийский дивизион большой мощности (шесть 280-мм орудий) и 48 203-мм гаубиц Б-4 из состава 164-й и 25 гвардейских артиллерийских бригад большой мощности.

В целом, штаб армии Глуздовского на основании имеющихся данных вполне имел основания 21 февраля вторым пунктом приказа по армии поставить следующий: «Армия уничтожает окружённую группировку противника и овладевает г. Бреслау».

Штурм Бреслау начался на рассвете 22 февраля. Однако вскоре выяснилось, что, несмотря на более чем двухчасовую артподготовку, полностью расчистить дорогу пехоте артиллерия не смогла. После первых успехов продвижение начало тормозиться. Тем не менее, пока ещё дивизии 6-й армии продолжали двигаться вперёд.

Среди достижений первого дня боёв был заявлен захват частями 74-го стрелкового корпуса (ск) крупного склада военного имущества на окраине Шмидфельда: «При позднейшем подсчёте там оказалось 3000 станковых пулемётов, 5400 коробок к станковым пулемётам, 200 крупнокалиберных пулемётов, 1000 магазинов к автоматам, 50 орудий калибра 75 мм, 80 орудий большой мощности, 7000 лагерных палаток, 180 авиамоторов и др.» Выглядит довольно странным, что немцы оставили столько вооружения на окраинном складе, который довольно быстро попал в руки наступавших. С другой стороны, наличие авиамоторов указывает на минимум частичную принадлежность склада люфтваффе — возможно, что и пулемёты были авиационные, а приспособить их к работе на земле просто не успели.

С другой стороны, проведённая 26 февраля офицерами штаба артиллерии 6-й армии проверка выявила, что «большой процент артиллерии, выделенной в состав штурмовых групп, в бою не участвует». Среди причин одним из первых был назван большой некомплект личного состава — например, из девяти «сорокапяток» 1198-го стрелкового полка (сп) в бой пошли только шесть.

Впрочем, заканчивался длинный список выявленных недостатков уже не объективной, а субъективной причиной — «пьянством и барахольством» личного состава артиллерийских частей. Так, в ходе проверки были обнаружены оставленные на улицах автомашины и орудия без единого человека охраны — все разошлись на поиски спиртного и, видимо, успешные, потому что «найти кого-нибудь из расчётов этих орудий и установить их принадлежность офицерам штаба артиллерии армии не удалось».

Тем временем сопротивление немцев возрастало — в отчётах частей отмечалось усиление первой линии противника за счёт переброски резервов. По итогам первых дней боёв разведотдел 6-й армии пересмотрел свою первоначальную оценку численности гарнизона, начитав только в частях первой линии противника 25 710 человек, а всего 30 960. В этот раз большее внимание было уделено частям фольксштурма, в которые, согласно показаниям пленных, «противник мобилизовал всё мужское население в г. Бреслау».

Эта новая цифра фактически означала, что 6-я армия вряд ли имеет численный перевес в активных штыках перед осаждённым гарнизоном. В этих условиях основную роль начинали играть дополнительные факторы. Козырями немцев были многочисленные крепкие здания и продуманная тактика их обороны. Просто взять их обычно не получалось — штурмовые группы 6-й армии шли вперёд, выжигая и разрушая всё перед собой.

Дым, огонь и взрывчатка

Стоит заметить, что к началу марта 1945 года в полосе 1-го Украинского фронта имелись целых две «занозы»: кроме Бреслау в руках противника оставался город Глогау, находившийся севернее.

В этих условиях — особенно, когда штурм Бреслау в конце февраля показал, что первоначальные оценки численности и боеспособности гарнизона были занижены — перед штабом Конева встал довольно непростой выбор. Можно было значительно усилить осаждавшие Бреслау и Глогау части, чтобы раздавить оборону в кратчайшие сроки, однако Иван Степанович предпочёл поступить иначе:

«Оставив вокруг Бреслау только малочисленную 6-ю армию, 1-й Украинский фронт продолжал наносить удар за ударом по немецко-фашистским войскам, оставшимся вне кольца окружения, и упорно продвигался на запад, к Нейсе».

Судя по всему, в начале марта в штабе 6-й армии после февральского «головокружения от успехов» тоже появилось ощущение, что в капкан попал более крупный и опасный зверь, чем предполагалось ранее. Одновременно с подготовкой к новому штурму 6-я армия занялась созданием обороны на случай попытки прорыва немцев из Бреслау — готовились оборонительные рубежи, выставлялись минные поля, было приказано подготовить к взрыву мосты на реке Лое.

Однако прорываться из осаждённого города немцы не планировали. Наоборот, пожалуй, самым существенным подкреплением, доставленным в Бреслау, стало прибытие нового коменданта генерал-лейтенанта Германа Нихоффа (Hermann Niehoff). Интересно, что хотя предыдущий комендант, генерал-майор Ганс фон Альфен (Hans von Ahlfen), по специальности был сапёром, изменения в характере обороны, значительно затруднившие действия штурмующих город советских частей, начали фиксироваться как раз в марте, после прибытия Нихоффа. Впрочем, судя по допросам пленных, не забывал новый комендант и о моральной поддержке: «После принятия под свою команду гарнизона Нихофф издал приказ, в котором «под честное слово» обещал, что гарнизон Бреслау будет выведен из окружения силами извне».

Насколько поверили солдаты и фольксштурм словам Нихоффа, неизвестно, но бои за город в апреле и мае продолжались вестись не менее ожесточённо, чем в марте. При этом, если в начальный период боёв противник старался до последнего оборонять каждый дом, то в дальнейшем оборона приняла более гибкий характер. В отчётах советских частей отмечались такие приёмы, как поджигание верхних этажей и последующий уход в подвал, установка в оставляемых зданиях управляемых мин и фугасов. Нихофф уменьшил насыщенность «первой линии», создав при этом резервы, регулярно пытавшиеся контратаками отбросить штурмующих на прежние позиции.

Советские бойцы и командиры, уже привыкшие за вторую половину войны к темпам наступления в десятки километров за день, теперь вели совсем иную войну. Дивизионный инженер 309-й сд майор М.И. Кудлаев отмечал в своём докладе: «Достаточно сказать, что борьба в большинстве случаев велась не за квартал или дом в целом, а за квартиру, за каждую комнату и стену». При этом немцы начали сооружать внутри помещений дополнительные стены на расстоянии 10–15 сантиметров от основной, «что вынуждало одну и ту же стену подрывать два раза».

Иногда через стены проходили довольно далеко. Например, в ходе штурма квартала №567 удалось взять один из подвалов, а затем сапёры начали подрывать смежные стены подвалов, одну за другой — всего на квартал потребовалось проделать 22 прохода.

Одним из наиболее важных отмеченных немецких новшеств стало расположение огневых точек (стрелковых амбразур и пулемётных площадок) в глубине помещений, во внутренней стене. Это ограничивало видимость и сектор обстрела, но делало такие амбразуры малозаметными и малоуязвимыми даже для артиллерии.

В ночное время немцы, опасаясь разведки и подхода советских сапёров с взрывчаткой, всю ночь жгли костры вокруг обороняемых зданий. Сами здания при отходе также поджигались, что мешало советской пехоте занимать их с ходу. Кроме того, по уже сгоревшим зданиям начиналась стрельба из фаустпатронов с целью обвалить их вместе с красноармейцами. Помимо ставших уже привычными управляемых фугасов в оставленных противником зданиях атакующих бойцов ждали и другие сюрпризы — «фаустпатроны натяжного действия, противотанковые мины, спрятанные под подушками и среди домашней утвари».

Противоположную часть обороняемого квартала немцы приспосабливали как вторую линию обороны. Даже захватив передние дома, штурмовые группы, как правило, получали лишь выжженные или обрушившиеся коробки зданий, насквозь простреливаемые из глубины квартала.

В свою очередь, части 6-й армии, особенно сапёрные подразделения, щедро восполняли нехватку личного состава огнём и взрывчаткой. В ход активно шла «сапёрная артиллерия» — под этим термином понимались трофейные снаряды, отправляемые в сторону противника либо из труб при помощи вышибного заряда чёрного пороха, либо просто из ровиков, зарядами бризантного взрывчатого вещества. Как отмечалось, трубы подходящего размера было трудно найти, но в целом применение «сапёрной артиллерии» себя оправдало, поскольку «в распоряжении наших войск часто бывало большое количество трофейных снарядов». Трофейные снаряды в сторону немцев отправлялись и более традиционным способом — одна из артиллерийских частей 6-й армии была оснащена трофейными 105-мм орудиями.

Ещё одним способом доставить много взрывчатки «на ту сторону» стали танкетки «Голиаф» — в Бреслау их использовали обе стороны. Советским войскам танкетки в большом количестве достались на складах в Лигнице, и уже в марте они применялись сапёрами из 62-й исбр — в трёх атаках было пущено 25 самоходных мин, из которых 10 достигли цели. Впрочем, наиболее успешной была первая атака, когда до противника доехали все запущенные «Голиафы». В дальнейшем немцы стали более бдительны, и при звуке моторов танкеток открывали шквальный огонь из стрелкового оружия «и особенно из фаустпатронов».

Хотя с вооружения частей Красной армии давно пропали 125-мм ампуломёты образца 1941 года, в Бреслау «на коленке» создали устройство для метания бутылок с горючей смесью из гильзы 76-мм снаряда. Конструкция была предложена командиром 62-й исбр майором Д.Г. Новодворским, при этом, как отмечалось в рапорте, «бутылкомёт может быть и пятиствольным». В итоговом отчёте за март именно бутылкомёты названы «наиболее важным из числа средств борьбы», и отмечено, что уже первое их применение показало отличные результаты.

Ещё одной новинкой стала ружейная мортира для метания термитных шаров, предложенная начхимом 955-го сп капитаном Я.А. Фоминым. Метание производилось при помощи холостого винтовочного выстрела, была заявлена дальность до 150 метров. Для метания зажигательной жидкости приспосабливали также трофейные фаустпатроны.

В отличие от бутылкомётов и мортирок, стрельба прямой наводкой тяжёлыми ракетными снарядами М-31 в городских боях применялась и ранее. Однако в условиях Бреслау даже их мощности порой было недостаточно. В ход пошли импровизированные «летающие торпеды ЛТ-6», представлявшие собой ракетные снаряды с наплавленным дополнительным зарядом взрывчатки, которые применялись «с целью разрушения массивных зданий, не могущих быть разрушенных артиллерийским огнём».

Хорошим подспорьем для наступавших могла бы стать бронетехника, но тут 6-й армии было особо нечем похвастать. В февральском штурме принял участие 349-й тяжёлый сап, имевший на тот момент восемь боеспособных ИСУ-152. В первых числах марта к нему присоединились 222-й отдельный танковый полк (тп) с пятью Т-34, двумя ИС-2, одной ИСУ-122, четырьмя СУ-122 и 87-й гвардейский тяжёлый танковый полк (ттп) с 11 ИС-2. Но и их использование сдерживалось массовым применением фаустпатронов, «с которыми не имели опыта борьбы». Не привыкли танкисты не только к массовому применению гранатомётов, но и к городским боям вообще — часть потерь в личном составе была вызвана «пренебрежительным отношением к маскировке и укрытиям (высовывались из люков без крайней на то необходимости, ходили во весь рост по переднему краю в период разведки путей выхода на огневые позиции)».

Одним из способов борьбы с фаустниками стало оборудование танков сетками. Всего было оборудовано 19 машин, при этом в мартовском отчёте записали: «Произведённые испытания действия фаустпатронов на броню, закрытую сеткой, показали, что фаустпатрон разрывается на сетке, и действие его на броню снижается». Однако в более позднем отчёте 6-й армии было указано, что «практика применения сеток себя не оправдала».

Мы считали, мы считали…

Интересно проследить динамику численности немецкого гарнизона по сообщениям разведотдела 6-й армии. Ранее уже упоминалось, что самые первые оценки от 20 февраля составляли 18 060 человек, которую после первого штурма повысили до 30 960.

Сводка за 10 марта оценивала численность гарнизона в 20 320 человек, «выявленных перед фронтом армии», при этом осторожно добавлялось, что в стадии формирования находится до пяти батальонов фольксштурма. Можно предположить, что новая цифры была вызвана желанием как-то увязать прежние данные с цифрой потерь противника в 6760 убитых и раненых за период с 26 февраля по 10 марта, выведенной тем же разведотделом армии.

28 марта оценки вновь поменялись — 13 330 человек в первой линии, а также до шести батальонов фольксштурма общей численностью 10 000 человек в стадии формирования. При этом потери немцев с 10 по 28 марта оценивались в 10 105 человек убитыми и ранеными и 444 пленными.

В сводке за 8 апреля гарнизон снова «просел» в численности до 19 090 человек. Наконец, 27 апреля сводка разведотдела сообщала о том, что выявленная численность противника составляет 15 380 человек. При этом только с 11 по 27 апреля те же разведчики насчитали у немцев 7600 убитых и 1073 пленных. Цифра в последней апрельской сводке очень резко контрастирует с итоговым докладом начальника оперативного отдела штаба 6-й армии, составленным уже после капитуляции гарнизона 6 мая 1945 года. Согласно ему, при сдаче гарнизона было взято в плен 32 673 солдата и офицера, а ещё более 8000 человек отмечены как раненые в госпиталях. При этом было доложено о взятии при разоружении гарнизона свыше 2000 пулемётов и более 30 000 винтовок — не считая прочего вооружения и содержимого складов. Есть и более поздний «Материал по использованию опыта войны войск 6-й армии», где сообщается уже о 44 680 сдавшихся в плен.

В любом случае, даже первая цифра выглядит более чем внушительно, особенно при сравнении с ведомостями личного состава 6-й армии. На 1 апреля численность стрелковых частей 6-й армии составляла 28 582 человека, к 1 мая она просела до 25 069 человек. Разумеется, общая численность войск 6-й армии вместе с артиллерией и танкистами была больше. На 1 апреля в боевых частях числилось 44 034 человека, ещё 2954 человека учитывались отдельно в инженерных частях, на 1 мая эти цифры составляли 34 132 и 2220 человек соответственно.

К слову, одним из мероприятий по усилению стрелковых частей стала как раз «чистка тылов». За апрель «из ресурсов армии» в стрелковые дивизии передали 3974 человека, при этом маршевого пополнения прибыло 3851 человек. Это лишь частично компенсировало потери — в апреле 6-я армия потеряла 2331 бойца и командира убитыми, а общие потери составили 14 252 человека.

Можно достаточно уверенно констатировать, что в ходе боёв за Бреслау части 6-й армии не имели численного преимущества перед осаждёнными. Это позволяет несколько иначе взглянуть как на решение Конева оставить Бреслау в тылу, так и на «перманентный штурм» города. Действительно, кому-то может показаться, что раз уж для Бреслау пожалели ресурсов, чтобы взять город быстрым штурмом, то проще было «сесть в осаду». Однако совершенно не известно, как бы повёл себя «оставленный в покое» гарнизон, имевший численное преимущество. Штурмы города, при всей ожесточённости боёв и контрмерах немцев, велись всё же на условиях советской стороны — командование 6-й армии выбирало место для атаки, обрушивало туда авиационный и артиллерийский кулак, а затем, пользуясь превосходством в огневой мощи, перемалывало немцев в ближнем бою. Реши генерал Нихофф пойти на прорыв или просто начать более активные действия, рисунок боя мог бы стать иным.

Советские генералы также хорошо понимали, что ключ от Бреслау, равно как и от других пока ещё сопротивлявшихся «фестунгов», ждёт своего часа в столице рейха. Так, в апрельских допросах пленных и перебежчиков была зафиксировано следующее: «Командование гарнизона Бреслау намерено продолжать удерживать крепость Бреслау до окончания войны, с расчётом на то, что с концом войны изменится отношение к немцам, и участникам обороны города будет сохранена жизнь».

В этом смысле бои за Бреслау значили много: как в виде инструкций по боям в городе, которые штаб 1-го Украинского фронта подготовил именно по опыту Бреслау, так и в виде отсутствия Германа Нихоффа и других столь же опасных противников в Берлине. Там «пробуксовка» штурма стоила бы значительно дороже.