Что произошло?
Самое интересное, что в точности этого никто не знает, ибо ни одна из версий не выглядит в полной мере убедительной. С определенной долей уверенности мы можем сказать лишь то, что царевич Дмитрий — младший сын Ивана Грозного и наследник царя Федора Иоанновича — видимо, действительно расстался с жизнью. Версия о том, что Лжедмитрий, объявившийся 14 лет спустя, вовсе не был самозванцем, подкреплена некоторым количеством достаточно веских аргументов, и, все же, в рамках данной статьи мы не будем концентрироваться на них и станем придерживаться версии устоявшейся.
Итак, 8-летний Дмитрий Иоаннович, действительно погиб. Было ли это убийство? Ответа на этот вопрос у нас нет из-за недостаточности улик и мгновенной расправы над очевидцами. Вариантов много. Народный: «играл в ножички и напоролся на нож», пушкинский: «убит по приказу Бориса Годунова», средний: «случайно ударил себя ножом вовремя эпилептического припадка». Мать погибшего царевича, Мария Нагая, времени даром не теряла. Узнав о смерти сына, она мгновенно объявила, что это было намеренное убийство, совершенное по тайному приказу из Москвы. Ее призыв, вкупе с боем угличского набата, спровоцировал массовые беспорядки и бессудную расправу над теми, кого Нагая назвала виновниками: Осипа Волохова, сына няньки царевича, дьяка Данилу Битяговского, а также его сына Михаила и племянника Никиту Качалова. Битяговский был не просто дьяком, а доверенным лицом Бориса Годунова, наблюдавшим за Дмитрием и Нагими по прямому царскому приказу. Иными словами, это чиновник, находившийся при исполнении должностных обязанностей.
Для расследования происшествия в Углич была направлена специальная боярская комиссия во главе с Василием Шуйским. Будущий царь всегда умел держать хвост по ветру. Его комиссия практически не занималась расследованием обстоятельств гибели царевича, признав лишь факт его смерти. Шуйский и бояре, выражаясь современным языком, «возбудили дело» о массовых беспорядках. Марию Нагую обвинили в том, что она не углядела за сыном и учинила бессудную расправу над государевыми людьми. Итогом всего этого стала казнь наиболее буйных жителей Углича и ссылка всех имевшихся в городе Нагих в самые разные уголки Московского царства. Саму Марию постригли в монахини. В ссылку загремел и городской набат.
Забегая вперед, скажем, что Шуйский дважды менял свою позицию. Первоначально он объявил Годунову, что царевич мертв. Когда к Москве подступил Лжедмитрий, вельможный боярин передумал. Шуйский тут же вспомнил о каких-то новых обстоятельствах Угличского дела и заговорил о чудесном спасении сына Ивана Грозного, смерть которого была умело инсценирована. Год спустя, когда Лжедмитрий был свергнут и убит, Шуйский, перед которым замаячила перспектива примерить шапку Мономаха, опять передумал. Рассказ о чудесном спасении был признан ошибкой, а царевич объявлен погибшим.
Могло ли быть иначе?
Отметим две важные детали. На момент описываемых событий (май 1591) царь Федор Иоаннович был бездетным. Дочь Феодосия родится у него лишь год спустя и умрет, прожив около двадцати месяцев. Это обстоятельство автоматически делает младшего брата царским наследником. Последним представителем династии Рюриковичей, над сокращением численности которой основательно поработали его отец — Иван Грозный — и дед — Василий III. Но не все так гладко.
Дмитрий приходился Федору единокровным братом. У них общий отец, но разные матери. Жен у Ивана Грозного было много, но не все они являлись царицами или даже просто царскими супругами. Это вопрос православных канонов. С точки зрения церкви повторный брак, худо-бедно, допустим, третий — нежелателен, но может быть признан, а вот дальше? Существует мнение, что для Грозного сделали исключение, позволив ему четвертое бракосочетание. Вот только Мария Нагая, мать Дмитрия, была седьмой женой царя. И это уже ни в какие ворота не лезет. С точки зрения церкви, Нагая не жена, а сожительница, а ребенок от такого брака считается рожденным во грехе. Что это значит? Что у политических противников Нагих был в руках убийственный козырь, позволявший объявить Дмитрия бастардом, не имеющим законных прав на престол. Оппоненты, кстати, были очень сильны, ведь главным из них являлся Борис Годунов.
Отъезд Нагих, вместе с маленьким Дмитрием, в Углич уж очень смахивает на ссылку. Это не значит, что мальчика исключили из числа наследников, но можно сказать, что его задвинули. Услали подальше от двора, с глаз долой, удалив от большой политики и центра принятия решений.
Что изменилось бы?
Федор Иоаннович процарствовал 15 лет. «Постник и молчальник, более для кельи, нежели для власти державной рожденный» — такую характеристику сына дал сам Иван Грозный. Большинство историков сходятся во мнении, что Федор I к управлению чем-либо был в принципе не пригоден. Царь отличался слабым здоровьем и, мягко говоря, не блистал умом, хотя, пожалуй, выражение «умственно отсталый» будет более точной характеристикой. Де-факто правителем был Борис Годунов. После смерти Федора (январь 1598) он стал царем официально, ведь московская ветвь династии Рюриковичей пресеклась. Но вот занять трон при живом Дмитрии Годунову было бы затруднительно. У царевича точно нашлись бы влиятельные сторонники, помимо многочисленных представителей весьма плодовитого семейства Нагих. Возвышение Нагих означало бы непременную опалу Годуновых и Шуйских. Под раздачу могли попасть и Романовы. Глава дома Федор Никитич, будущий патриарх Филарет и отец царя Михаила, в молодости был дружен с Годуновым и числился его сподвижником. Впрочем, Борис вскоре увидел в Романове угрозу и сослал его, заодно добившись и пострига.
В 1598-м Дмитрию стукнуло бы 16. Это молодой, окрепший, полный сил человек, скорее всего, готовый к управлению страной. Историки отмечали, что характером царевич пошел в отца. Мальчик отличался жестоким нравом и, вероятно, мог бы учинить в своем царстве новую опричнину. Давать характеристику человеку, который не дожил даже до девяти лет — дело не благодарное. Нам вообще важно другое. Через Дмитрия род Рюриковичей мог продлиться, причем надолго. А это значит, что не было бы бесконечных конфликтов вокруг престола. Российская история не знала бы чреды самозванцев, польского вторжения и всего того хаоса, который называется Смутой. Марина Мнишек, Годунов, Шуйский — эти люди едва ли вошли бы в учебники истории. А на Красной площади, перед собором Василия Блаженного, вероятно, не стояло бы сейчас никакого памятника. А если бы и стоял, то точно не Минину с Пожарским.