«Божественная комедия»: любовь и смерть по книге

Роман о романе

Красавица Франческа была дочерью Гвидо I да Полента, правителя итальянского города Равенны. В роковом 1275 году отец выдал её замуж за Джанчотто Малатеста, сына правителя города Римини. Брак был как нельзя более выгоден Гвидо — он намеревался заключить династический союз, чтобы положить конец многолетней вражде и приумножить свое богатство.

Все бы ничего, да только Джанчотто был хром, безобразен лицом и жесток нравом. Предвидя протест дочери, Гвидо решился на обман. На первую встречу с Франческой направили Паоло, младшего брата Джанчотто. Юноша являл собрание лучших человеческих качеств: красив, добр, образован, талантлив. Едва увидев Паоло, Франческа воспылала к нему страстью и с превеликой радостью согласилась с ним обвенчаться.

Каков же был ужас несчастной новобрачной, когда наутро она обнаружила в постели злобного урода Джанчотто и узнала, что тот подослал брата жениться от его имени per procura — «по доверию». В то время подобное было в порядке вещей, однако Паоло корил себя за ложь. Гонимый чувством вины и влекомый страстью к Франческе, он зачастил в дом брата.

Маскируя свои чувства, влюбленные часами напролет читали книги. Однажды они принялись за легенду о короле Артуре, королеве Гвиневре и спасшем ее честь рыцаре Ланселоте. Захваченные сценой поцелуя королевы с рыцарем, Паоло и Франческа не заметили, как сами слились в долгом поцелуе. В этот самый момент ворвался разъяренный Джанчотто, тайно наблюдавший за происходящим. Сверкнул меч — и прекрасная Франческа рассталась с жизнью, отважно закрыв своим телом любимого. Паоло был убит вторым ударом меча.

Описанный сюжет получил литературное воплощение в «Божественной комедии» Данте — в пятой песни эпизода «Ад»: «В досужий час читали мы однажды О Ланчелоте сладостный рассказ; Одни мы были, был беспечен каждый. Над книгой взоры встретились не раз, И мы бледнели с тайным содроганьем; Но дальше повесть победила нас…» (перевод М. Л. Лозинского). В интерпретации Данте во втором круге ада, где караются плотские грехи, поэт встречает Паоло и Франческу, осужденных лететь сквозь вихрь в вечном объятии. Франческа рассказывает поэту о запретном чтении романа о Ланселоте, ускорившем развитие романа любовного.

Рисуя книгу

Трагедия пронзенных безжалостным клинком страстных сердец стала «вечным сюжетом» не только в литературе, но и в живописи. Чаще всего изображался ключевой эпизод — чтение Паоло и Франческой захватывающей книги, что воспламенила страсть и ускорила гибель. История запретной любви оказалась как нельзя более органична формирующемуся в начале XIX века западноевропейскому искусству романтизма и неоклассицизма, искавшему в средневековом сюжете ответы на вопросы о несовершенстве человеческой природы.

Одним из первых к этой истории обратился австрийский живописец и рисовальщик Йозеф-Антон Кох (1768−1839). Выполненная пером, тушью и акварелью работа представляет роковую сцену внезапного появления законного супруга, взбешенного поцелуем Паоло и Франчески. В руках у Франчески злополучная книга, раскрытая на эротическом фрагменте.

В акварельной технике запечатлел бдящих над книгой влюбленных и знаменитый французский художник Эжен Делакруа (1798−1863). Ладони Паоло и Франчески трогательно и беззащитно соединяются на развороте книги — словно молодые люди присягают на вечную любовь друг другу. Этот запоминающийся образ становится не только центром притяжения зрительского взгляда. Именно на книгу, освященную сплетеньем рук, устремлен скрываемый занавеской горящий взгляд Джанчотто.

Французский художник Жан-Огюст-Доминик Энгр (1780−1867) подошел к трактовке дантевского сюжета с педантизмом и тщательностью исследователя, изобразив его в семи версиях и подробно описав в авторских «Заметках Энгра». В первом варианте, исполненном в нарочито трубадурском стиле, Франческа еще удерживает в руках средневековый роман, в последующих — роняет на пол, не в силах противиться любовному чувству.

Добиваясь максимальной исторической точности, Энгр скрупулезно собирал информацию об итальянских интерьерах и костюмах XIII столетия. Вдохновленный новым переводом на французский «Божественной комедии» и желанием привлечь к ней внимание искушенной публики, художник помещает персонажей в тесное замкнутое пространство, акцентируя ладони Паоло в порыве нежности к возлюбленной и бессильную ладонь Франчески, по инерции сжимающую роковой томик. Цветовая гамма переплета символически перекликается со зловещей фигурой крадущегося из-за угла Джанчотто.

Среди картин, сосредоточенных на моменте поцелуя и акцентирующих образ книги, примечательна также работа шотландского живописца Уильяма Дайса (1806−1864). Фолиант-искуситель содержит множество закладок — доказательств захватывающего чтения. На присутствие коварного убийцы намекает едва заметная рука на парапете слева от зрителя. Этот эффектный прием был предложен в 1882 году другим шотландским художником, Джозефом Паттоном (1821−1901) в ходе реставрации полотна. Изначально оно включало целиком фигуру Джанчотто, часть которой оказалась испорчена. Паттон удалил испорченный фрагмент за исключением пальцев, подчеркнув напряженность и усилив трагизм сцены.

Позднее и сам Паттон живописал тот же эпизод, изобразив кровожадного Джанчотто заносящим клинок над безмятежными любовниками. Раскрытая книга красиво «рифмуется» с воздушными складками платья Франчески, почти сливается с белоснежным одеянием — словно срастаясь с плотью и врастая в судьбу… Сцена жестокого убийства мастерски удваивается в росписи балюстрады.

Эротика vs целомудрие

Дань бессмертному сюжету отдали и художники-прерафаэлиты. Наиболее известен акварельный триптих Данте Габриэля Россетти (1828−1882), названного в честь автора «Божественной комедии». Художник имитирует упрощенный средневековый стиль в изображении пылких объятий столь же наивных читателей легенды о Ланселоте.

Викторианская эпоха бросала художнику новые вызовы и ставила новые вопросы. Как и почему меняются вековые семейные традиции в результате промышленной революции? Каковы роль и предназначение женщины в новом буржуазном обществе? Черпая сюжеты в искусстве далекого прошлого, художник превращал их одновременно в актуальные и универсальные.

Росетти блистательно справился с этой задачей, сделав книгу-искусительницу центральным персонажем первой части триптиха и вписав в нее по краям строки из произведения Алигьери на итальянском. Миниатюра на левой странице побуждает зрителя пристально вглядываться в разворот старинного фолианта. Всмотревшись, зритель обнаружит условную фигуру Ланселота в одежде того же красного цвета, что у Паоло. Обрамляющие сцену нежные лепестки и колкие шипы роз символизируют опасность торжества чувства над разумом.

Пожалуй, именно к картине Росетти более всего и подходит цитата из Данте в переводе Михаила Лозинского: «Чуть мы прочли о том, как он лобзаньем Прильнул к улыбке дорогого рта, Тот, с кем навек я скована терзаньем, Поцеловал, дрожа, мои уста. И книга стала нашим Галеотом! Никто из нас не дочитал листа». Как известно, Галеот — друг Ланселота — содействовал его сближению с Гвиневрой.

Изначально эта картина была заказана ценительницей искусства Эллен Хитон. Однако она отказалась от покупки после того, как получила письмо от авторитетнейшего викторианского арт-критика Джона Рескина. «Очень мрачный рисунок. Очень величественный, но ужасающий. Данте видит душу Франчески и ее возлюбленного!» Такое описание отпугнуло мадам Хитон — и предприимчивый Рескин приобрел акварель в свою коллекцию.

Близко к стилистике прерафаэлитов исполнена энергичная работа английского художника Фрэнка Бернарда Дикси (1853−1928). Искусствоведы рассматривают ее как попытку возрождения прерафаэлитских тем и мотивов на излете XIX века. Цветовая гамма, тканевые драпировки, оформление книжного разворота — все здесь напоминает работу Габриэля Росетти. Разве что чувственное слиянье губ сменилось нежным поцелуем кончиков пальцев, а книга с колен переместилась на пол — оброненная в порыве страсти.

Возвышенные чувства и печальную судьбу Паоло и Франчески живописали также немецкие мастера. Среди них — выдающийся исторический художник Ансельм фон Фейербах (1829−1880). Вслед за многочисленными предшественниками он изобразил влюбленную пару за чтением средневекового романа, но придал им более целомудренные черты. Под стать застенчивым юнцам и скромный томик, стыдливо скрываемый от посторонних глаз. Заложенный пальцами Франчески, он красноречиво намекает на неоднократное прочтение волнующих эпизодов.

***

Самому Данте изложенные в «Божественной комедии» любовные перипетии могли быть известны от его друзей — отца Франчески и ее племянника Гвидо Новелло да Полента. Но как бы то ни было в действительности, сюжет был явно изменен творческой фантазией и окрашен личными чувствами поэта. И пока ученые продолжают споры об исторической основе этого сюжета — художники не оставляют поиска визуальных образов великой любви, неподвластной смерти.