Эсма Реджепова, ее полсотни усыновленных детей и не ее Нобелевская премия мира

Девочка с улицы

Отца здоровым Эсма не помнила. Ногу ему оторвало, когда Эсмы ещё не было – когда в 1941 году Скопье бомбардировали. Она родилась только через два года после этого несчастья, так что для неё отец был одноногим всегда. Он сидел целыми днями на улице с щётками и баночками ваксы – чистил обувь прохожим. Мама занималась домом и детьми. Детей с Эсмой было уже пятеро и потом родился ещё малыш, да и дом в те времена отнимал много сил – одна стирка невеликого гардероба чего стоила! Добыть уголь или дрова, накипятить воды, целый день внаклон стирать с мылом рубашки и штанишки, платья и простыни, выкручивать, уносить мыльную воду, приносить чистую, полоскать, снова выкручивать, вешать...

Эсма была цыганской девочкой. Вообще, если считаться, то она была наполовину цыганкой и наполовину еврейкой. Но на Балканах в те годы было так: если ты наполовину цыганка, то хоть ты из кожи вылезь, для окружающих ты просто цыганка и все пороки твои – цыганские. Впрочем, никто слишком сильно твоими пороками не интересовался. Просто, в общем, ты была цыганкой, без дополнений, пояснений и реверансов прочим предкам.

Когда Эсма пошла в первый класс (уже были те благословенные времена, когда в школу ходили все, бедные или нет, чёрные или рыжие, всё равно), дети при виде неё сразу закричали: «Цыганка! Тут цыганка!» Никто не хотел с ней сидеть за одной партой. Такое с Эсмой было впервые. Соседние дети с ней играли спокойно, а соседи здоровались с её родителями. Ей пришлось нелегко, тем более нелегко, что на её плечи ложилась не только учёба и не слишком дружелюбное общение с одноклассниками.

Цыганская девочка Эсма, пропечённая солнцем, черноголовая, с малых лет искала, как добыть денег в семью. Работа находилась. То она разносила молоко, то выгуливала собаку богатого и доброго дяди-доктора, то помогла прибраться в квартире. Полдня уходило на перемещения по улицам: то одно, то другое. В некотором роде Эсма была ребёнком улицы. Приходилось мерять город ногами туда и обратно в любую погоду. Но Эсма была крепкой девочкой и обходила улицы и переулки легко. Если заработать больше денег, чем обещала дать маме, то можно сходить в кино. Эсма обожала кино и постоянно напевала песни из фильмов.

Летом улицы Скопье были полны неподвижного раскалённого воздуха. Город лежал между гор, которые не пускали ветер прогуляться среди домов и немного их охладить. Собаки, кошки, птицы и люди – все пытались спастись в тени от летнего югославского солнца, но тень не спасала от самой жары. Её, кажется, можно было даже увидеть глазами – она дрожала в воздухе. И движение сквозь неё чувствовалось кожей. В такую жару нелегко быть ребёнком улицы. Но часто у Эсмы не было выбора. Как и у её отца.

Девочка, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

В девять лет Эсма решила вслед за братом записаться в школе на кружок пения. Пела она отлично – голос звонкий, сильный, по нотам тёк, как ручей по камушкам, вольно и весело. Преподавательница буквально схватилась за юную певицу. Её отправляли на все конкурсы, на какие представлялось возможным. Когда она попала на конкурс от местного радио, ей было неполных четырнадцать. Хотя преподавательница настаивала поначалу на какому-нибудь актуальном, социалистическом репертуаре, Эсма выбрала народную цыганскую песенку «Чяе шукарие» – «Девушка-красавица».

Нельзя сказать, что с цыганской песенкой в югославской Македонии выиграть было нельзя. Всё зависело от настроя жюри. Могли попасться нелюбители цыган, могли – ценители цыганской музыки. В любом случае, Эсма вышла и спела, стараясь не больше и не меньше, чем всегда. Она понятия не имела, что в зале сидит Стево Теодосевски, музыкант и руководитель оркестра, разыскивающий новые имена. Тот конкурс буквально повернул жизнь Эсмы.

Вскоре Теодосевски оказался на пороге дома Реджеповых. Он начал убеждать родителей пустить Эсму в оркестр. Объяснял, что на гастролях она заработает денег больше, чем выгуливая собак. Доказывал, что её талант должен получить признание. Клялся, что в этом давно нет ничего непристойного, за девочку он отвечает головой и в злачных местах с ней не собирается выступать. Возможно, денежный вопрос оказался важным, но вообще в этой семье родители крепко любили детей – будущее и безопасность дочери были прежде всего. После колебаний мать и отец дали согласие.

В книге жизни перевернулась страница, и то, что обнаружила на новом разворота Эсма, было полным восторгом. После уроков девочка мчалась на репетиции. Перед гастролями волновалась, репетировала позы и жесты для песен; с гастролей возвращалась сияющая. Денег на кино теперь хватало, как и на новую (наконец-то!) одежду. Теодосевски настаивал, чтобы за успеваемостью Эсма тоже следила – ну, старательности и ответственности ей всегда было не занимать. А в школе слово «цыганка» быстро начало сменяться словом «артистка». Теперь это стало главнее.

Что особенно нравилось Эсме – ей давали исполнять цыганские песни. В шестидесятые казалось невозможным раскрутиться на этих напевах, которые, как считали многие, годятся только для деревенских свадеб. Эсме было важно, чтобы цыганское считалось наравне с сербским, с македонским. Всю свою взрослую жизнь она посвятит популяризации цыганского фольклора, сохранению и умножению цыганских песен. А девочкой она только хотела ответить своими песнями на крики: «Э, цыганка!», которыми встретил её когда-то первый класс.

Сорок семь сыночков и лапочка-дочка

В школе Эсма училась, на концертах работала. По окончании школы – работала вдвое больше прежнего. Бегать с мальчиками ей было некогда. Удивительно ли, что, когда за ней, уже повзрослевшей, начал ухаживать Стево, она моментально влюбилась? Так начинается много плохих историй, слишком много: руководитель старше на двадцать лет и девушка слишком загруженная, чтобы у неё был выбор и возможность свиданий с кем-то ещё. Но... но эта история оказалась удивительно счастливой.

Как позже вспоминала Эсма, их союз казался чем-то уникальным: Стево практически никогда не поднимал голоса, они редко ссорились и все идеи друг друга им казались замечательными. А идей было много, и не только творческих.
Когда Эсма поняла, что, благодаря своему голосу, получила больше возможностей, чем большинство других цыган и Балкан, и мира, она стала думать, как использовать свою популярность, свою влиятельность, свои деньги. И она нашла множество точек приложения одного, другого и третьего.

Так, вместе со Стево, который её поддерживал во всём, Эсма усыновила по очереди сорок семь мальчиков. Преимущественно цыганских. Штука в том, что цыганский мальчик в детдоме балканской страны – это практически ребёнок без шанса на усыновление; у цыганской девочки таких шансов больше. Слишком шумный, слишком беспокойный, возможно, испорченный, таков цыганский мальчишка – согласно стереотипу. В России фонды подыскивают для таких мальчиков цыганские семьи, но это потому, что в России у цыганских семей нет проблем с усыновлением детей. На Балканах к этому вопросу относятся традиционно более предубеждённо.

Сорок семь мальчиков и – для себя, для души – девочка Элеонора. Многие, прочитав эту историю, комментируют в духе – всё ради пособий. Но Эсма содержала своих детей сама, с концертов. И ещё умудрялась давать благотворительные концерты, собирать деньги фондам, работающим с детьми.

Жизнь Эсмы с совершеннолетия и до смерти в семьдесят три года вообще можно описать очень коротко: работала. Она всё время, бесконечно, работала, как и её муж. Чтобы прокормить, обуть, одеть, поднять свою ораву. Чтобы чужие дети получили ботинки и тетради. Чтобы как можно больше цыганских музыкантов могло получить работу, сотрудничая то с одним её проектом, то с другим. 

Для этого надо было стать очень известной. В нескольких странах. На много лет, на десятки лет знаменитой. И Эсма стала. Она с детства такая была: надо так надо. Приёмную дочку вырастила такой же. В девятнадцать лет Элеонора прочёсывала с концертами – вместе с Эсмой – город за городом и страну за страной. В некоторых странах – бесплатно. Грешно брать деньги с людей, у которых не каждый день есть ужин.

Нобелевская премия?

В 2011 Эсма в третий раз в жизни (после 1971 и 2006 годов) участвовала в отборе исполнителей от Македонии, которые поедут на Евровидении. Для отбора она сняла клип Gypsy dance, где поёт её дочь. Но послали на главный конкурс Европы Эсму только в 2013 году, вместе с Влатко Лозаноски, молодым македонским певцом. В том году Эсме исполнилось ровно семьдесят лет. Кажется, таких возрастных певцов конкурс прежде не знал. Увы, в финал дуэт не прошёл, но зрителям однозначно запомнился.

Именно тогда, в связи с участием в конкурсе, об Эсме писали все СМИ стран-участниц. Если раньше перед её концертами медиа упоминали её только как «королеву цыганской песни» (её неофициальный, но очень устойчивый титул), то теперь вспоминали факты из жизни, и они оказались потрясающими. Выпустила за свою жизнь записи без малого шестисот песен на двадцати языках. Все её приёмные сыновья получили профессию и преуспели в ней, большинство из них связаны с музыкой. Занимается проблемами доступа цыганских детей к образованию, а цыганских женщин – к работе. Проблемами людей, оставшихся без крова из-за войны в бывшей уже Югославии. В Македонии она открыла приют, из-за чего её стали звать «матерью ста детей».

В 1997 году Красный крест Югославии выдвинул её на Нобелевскую премию мира. Но получила премию в итоге американка Джоди Уильямс. Второй раз на Нобелевку её выдвинули уже в нулевых, крупная цыганская организация. Но и тогда нашёлся кто-то интереснее Эсмы, женщины, выкормившей и выучившей множество цыганских (и не только!) сирот на свои и только свои деньги.

Она казалась вечной, но умерла. В 2016 – то есть, в семьдесят три года. Её унесла скоротечная болезнь. Когда завещание было вскрыто, оно поразило Македонию. Всё своё материальное имущество певица завещала родной стране. Не детям, не внукам. Она, конечно, всегда говорила, что любит Македонию, но... «Что ж, такой она всегда была, Эсма», – сказали сорок семь её сыновей и лапочка-дочка. И сто внуков тоже, наверное, сказали. Вот такой она всегда была, Эсма.