Евдокия Ростопчина: в жизни писательницы было много всего, и повесть о ней она назвала «Счастливая женщина» — но счастливой она не была

Умная, талантливая, свободная, красивая Додо (это прозвище, было с ней с десттва) восхищала Вяземского, Лермонтов был в нее по уши влюблен, Жуковский отзывался исключительно с восторгом. Ее салон охотно посещали Гоголь, Глинка, Лист, она дружила с Натали Пушкиной… Она была одной из последних, с кем виделся Пушкин перед дуэлью. Кажется, ее по-достоинству оценили все, кроме любимого мужчины.

Додо

Евдокия Ростопчина (в девичестве Сушкова) родилась в 1811 году. Девочке было шесть лет, когда ее мать умерла от чахотки и ее вместе с братьями отдали на воспитание в богатую семью деда, Ивана Александровича Пашкова. Больше всего на свете Додо любила читать. Французский, английский и немецкий выучились у нее как-то сами собой, и, в отличие от многих барышень своего круга, она отлично знала родной язык.

«Книги заменяли ей воспитателей… Гете, Шиллер… Шекспир, Данте, Байрон… Жуковский, Пушкин… все это любила, знала, ценила она», — вспомнит она в своей книге «Счастливая женщина».

И конечно, юная Додо писала стихи…

Свобода

В 18 лет Евдокию вывезли в свет. Ее бабушка намеревалась найти девушке жениха, но у Додо были другие планы. Она изо всех сил начала знакомиться с известными литераторами. И когда увидела Пушкина, то, наплевав на этикет, подошла к нему и, запинаясь от волнения, начала читать свои стихи.

Пушкин занес этот странный случай в свой дневник:

«Говорит скверно, но стихи пишет сносные».

Так, в балах, творчестве и увлекательных знакомствах Евдокия провела несколько прекрасных лет. Она быстро научилась держать себя в обществе и стала настоящей звездой. Юный Лермонтов после знакомства с ней несколько дней бродил сам не свой и написал ей:

Умеешь ты сердца тревожить, Толпу очей остановить, Улыбкой гордой уничтожить, ​Улыбкой нежной оживить!

Жених

Евдокии было 22 года, когда бабушка нашла ей жениха, девятнадцатилетнего графа Андрея Ростопчина, богатого наследника. Его первое предложение Додо не приняла, и объяснила все в стихотворении «Разговор во время мазурки»:

Я слишком высоко ценю любовь прямую,Любовь безмолвную, безгрешную, святую,Какой нам не найти здесь, в обществе своём!..

Иной я не хочу!.. Друг друга не поймёмМы с вами никогда!.. Так лучше нам расстаться…Лишь редко, издали, без лишних слов встречаться!..

А на второе предложение ответила согласием. С ее стороны это был холодный расчет: все равно отдадут замуж, этот все же богат, знатен… Было горько — при всей своей независимости Додо мечтала о семье, полной тепла и любви.

Муж

«Дай Бог, чтобы были счастливы! От нея зависитъ, надобно держать его в руках. Она умна, будет уметь ладить и с ним, и с графинею полоумною», — писал опекун графа Андрея своему брату.

Почему мать юного графа считали странной: она приняла католичество, и отдавалась вере со всем пылом неофта: считала мужа еретиком, перетягивала в свою веру детей. Дом Ростопчиных был мрачным и неуютным — не дом, а место постоянных религиозных сражений.

«Ростопчина жалуется, что жизнью лишена первого счастья — домашней теплоты…, что сердце ее совсем не создано к той жизни, какую принуждена вести теперь», — переговаривались ее друзья.

А она, как признавалась потом, хоть и «вошла в мужнин дом без заблуждений <…> уже не мечтая о любви, слишком невозможной, но готовая подарить мужу прямую и высокую дружбу».

Но прямой и высокой дружбы не вышло. В своих воспоминаниях Евдокия описывает мужа как ужасно ревнивого, мелочного и злого человека. Но он любил книги, собирал картины, жертвовал деньги на развитие искусства и литературы и понимал, что Евдокия необыкновенно талантлива. Поэтому помогал ей, и даже вел переговоры с издательствами.

Любимый

Но по большей части граф жил своей жизнью, графиня — своей. В доме они занимали разные этажи, и Ростопчин даже не особенно возражал, когда Евдокия полюбила другого. А она просто летала от счастья! Ее роман с Андреем Карамзиным, сыном знаменитого русского историка, был невероятно бурным. Она радовалась каждой минуте с ним, и страшно тосковала в разлуке.

«Когда б он знал, что пламенной душоюС его душой сливаюсь тайно я!Когда 6 он знал, что горькою тоскоюОтравлена младая жизнь моя!»

Любовь стала прекрасным топливом для творчества. Евдокия, не переставая, писала стихи, сочиняла пьесы и повести. Имя Ростопчиной знала вся читающая Россия. Но, конечно, находились недовольные тем, что она занимается «мужским делом». И если Пушкин, например, писал про Ростопчину: «пишет она хорошо», то «поэт радости и хмеля» Николай Языков пренебрежительно называл ее стихи «бабьими».

Замечательную книгу Ростопчиной «Очерки большого света» критики вовсе проигнорировали: она была написана «о женском».

Но отрицать ее сильный талант было уже невозможно…

Аврора

Когда Евдокия забеременела, муж увез ее в свое имение под Воронежем. Там у нее родилась старшая дочь от Карамзина — Анна. Вторую дочь она родила снова от Карамзина, потом сына — от мужа. После рождения младших детей Ростопчины задержались в деревне, и за это время Андрей Карамзин нашел себе невесту — самую богатую в России. Ей стала вдова миллионера Демидова, владельца уральских заводов, умопомрачительная красавица.

Все видели — дело тут не в деньгах. Карамзин и Демидова выглядели бесконечно счастливыми, буквально — наглядеться не могли друг на друга. Сохранились письма Авроры к сестре, где она пишет: в этом браке она впервые поняла, что такое близость, они с мужем не расстаются ни на минуту!

Вы вспомните меня!

Евдокия была подавлена, но не сломлена.

Вы вспомните меня когда-нибудь… но поздно!Когда в своих степях далеко буду я,Когда надолго мы, навеки будем розно —Тогда поймете вы и вспомните меня! — горько предсказывала она Карамзину.

Конечно, он бы вспомнил, но вскоре началась Крымская война. Карамзин отправился на фронт и погиб почти сразу.

«…цель, для которой писалось, мечталось, думалось и жилось, — эта цель больше не существует; некому теперь разгадывать мои стихи и мою прозу…» — написала Евдокия.

Это был ее единственный роман, и это был единственный мужчина, которого она любила.

В Москве

После смерти любимого Ростопчина много писала, путешествовала за границу. После публикации стихотворения «Насильный брак» о политике России в отношении Польши Ростопчиной запретили жить в Петербурге, и они с мужем поселились в Москве. Там Евдокия устроила литературный салон.

«Графиня Евдокия Петровна Ростопчина… была в апогее своей лирической славы и красоты. Её талант, красота, приветливость и хлебосольство влекли к ней и подкупали в её пользу всех, а вдали, как в тумане, мерцал над нею ореол мученичества, испытанного, как говорили, в III отделении за ходившее по рукам стихотворение 'Насильный брак'".

Так продолжалось довольно долго, но началась вторая половина века — она и не заметила, в какой момент все так изменилось. Ушли Пушкин, Гоголь, Лермонтов. Появились какие-то новые писатели. От литературы стали требовать разговора о болезнях общества, и Ростпчину снова стали упрекать в том, что она пишет «по-женски». В сорок семь лет Евдокия узнала, что у нее рак. Она прожила очень короткую, но удивительную жизнь. Перед смертью она мысленно поблагодарила за это не мужчину, которого так сильно любила, а свой талант…