Как мексиканские муралисты влияли на советское искусство

Между художниками мексиканского мурализма и творцами эпохи брежневского застоя общего чуть больше, чем можно подумать. Во-первых, это искусство, пронизанное духом свободы. Во-вторых, оно создавалось людьми, принимавшими активное участие в политической жизни своих стран.

Разница лишь в том, что мексиканская монументальная живопись наиболее активно развивалась в 1920–1930-е годы, а советское искусство времен застоя — в период с середины 1960-х и до начала правления Горбачева. Соответственно, последнее вдохновлялось первым.

В начале была стена

Ярчайшие представители мексиканского мурализма (от исп. muralismo, murо — «стена», mural — «настенный»), основатели грандиозной школы мексиканской живописи, — это Диего Ривера (да-да, тот самый, что был женат на небезызвестной и нынче очень популярной у поклонников искусства XX века Фриде Кало), Давид Альфаро Сикейрос и Хосе Клементе Ороско.

В 1920-х годах Диего Ривера провозгласил курс на новое искусство, главными чертами которого становятся революционность и социальная направленность, массовость и публичность. Живописцы освещают такие темы, как революционное движение, торжество прогресса, разрушающее влияние капитализма.

Обо всем этом говорится в «Декларации революционного синдиката работников техники и искусства», которая была создана и утверждена Риверой, Сикейросом и Ороско.

Новому человеку — новое искусство

Что до художников в России, то главными инициаторами перехода от сурового стиля к искусству, где большую роль стала играть личность, а экзистенциальные проблемы нового человека выносились на первый план, стали художники Илья Правдин («Представление (старая легенда)»), Александр Ситников («Красный бык»), Татьяна Назаренко («Пугачев») и вышедший из сурового стиля Борис Тальберг. Огромное влияние на них оказало искусство досталинской эпохи, живопись экспрессионизма и сюрреализма.

В то же время искусство начинает перестраиваться — от изолированного от внешних мировых колебаний соцреализма и суховатого сурового стиля к сильнейшим по внутреннему эмоциональному накалу сюжетам. Это живопись тех, кто пытается переосмысливать историю и роль человека в ней. Так происходило рождение новой эмоциональности.

Разные страны — одна борьба

Как мексиканские муралисты, так и художники брежневского застоя боролись за свободу. И те и другие были «левым фронтом» в своих странах. И эта борьба за независимость, такая похожая, пусть и в разных концах света, наиболее ярко отражена в двух произведениях: фреске Давида Альфаро Сикейроса «Новая демократия» во Дворце изящных искусств в Мехико и мозаике Бориса Тальберга «Освобожденный человек» на фасаде Дворца культуры в Екатеринбурге (сегодня это место носит название спортивного комбината «Урал»).

О дивный новый мир!

Альфаро Сикейрос создал свою фреску в 1945 году и приурочил ее написание к годовщине Мексиканской революции и победе над фашизмом. Картина, написанная по сырой штукатурке водяными красками, занимает площадь около 100 кв. м.

На фреске изображена женщина, которая, кажется, лишь мгновение назад разорвала кандалы, и стремительно движется на зрителя, держа в одной руке факел — символ света, освещения нового пути — а в другой сорванный цветок. Стоит предположить, что последний символизирует прерванную жизнь, которая еще могла бы цвести.

Женщина, на лице которой можно увидеть целый спектр сильнейших эмоций: сильный порыв, сосредоточение, стремление, — это центральная часть росписи. По бокам Альфаро Сикейрос поместил изображения мертвых матери и ребенка и истерзанного мужчины со связанными руками.

Поражает не только масштаб фрески, но и объемы, передача художником светотени, колорит: композиция построена на сочетании броских локальных цветовых пятен — красных, охристых, глубоких серых и белых цветов, с помощью которых художник создает блики на коже героини и на кандалах.

Роспись «Новая демократия», очень мощную по эмоциональному настрою, можно воспринимать как манифест Сикейроса, призывающего общество создавать новый мир, идти вперед и не оглядываться на минувшее, как не оглядывается на ужасы за своей спиной его летящая, словно желающая выйти из плоскости стены, героиня. Художник призывает оставить прошлое в прошлом, сбросить рабские цепи, освободиться и начать творить.

Неистовый полет свободного человека

Вдохновленный «Новой демократией», художник, вышедший из плеяды мастеров сурового стиля, Борис Тальберг создает в 1968 году мозаику «Освобожденный человек». Это большое этапное произведение в его творчестве. Тема борьбы, свободы появляется в композиции неслучайно: она связана с актуальной на тот момент борьбой африканских народов за независимость (так, можно вспомнить революцию в Конго и провозглашение независимости от Британии королевства Свазиленд).

Но главное здесь — идеи Мартина Лютера Кинга о расовом примирении, запрещающем дискриминацию, и о новой демократии.

Огромная фигура человека, разорвавшего цепи, украшает большую площадь скучной стены типового здания, которое лишено каких-либо архитектурных изысков. Такая архитектура нуждалась в ярких цветовых и композиционных решениях.

Изображение будто наложено на стену: мозаика установлена в блоках, размер которых составляет полтора на полтора метра, а вес — 20 килограммов. Всего таких блоков здесь около тысячи.

Борис Тальберг изображает летящего, делающего прыжок, протянувшего перед собой руки человека. У его ног — разорванная цепь с огромной увесистой гирей, по которой идет трещина. Под левой рукой — шар, похожий на Луну: человек летит вне определенного пространства, в космосе, в вечности. Ведь и правда: стремление к свободе и счастью — вневременное, непреходящее.

Фигура точно выпрыгивает из глубины на того, кто смотрит на мозаику: изображенное тело динамично, мускулы подчеркнуты, пластика энергична. Художник прорабатывает и выражение лица освобожденного человека: его губы плотно сжаты, как будто он не просто нем, но обречен на молчание. При этом герой наполнен страстным желанием говорить: лоб, испещренный глубокими морщинами, напряжен, голубые глаза широко открыты. Это сообщает композиции психологичность и лиризм.

«Суть этой работы, — говорил о своем произведении сам автор, — в том, чтобы подчеркнуть, что человек обладает могущественным потенциалом, что возможности движения общества по пути прогресса безграничны. Мне хотелось создать активное пространство. Это было сложно. Создается впечатление, что композиция, хотя и принадлежит стене, в то же время как бы стремится освободиться от плоскости, вырваться в окружающую среду».

* * *

Так далекие друг от друга Мехико и Екатеринбург оказались городами-преемниками, городами, где воспеты идеи свободы и нового человека, городами, объединенными торжествующей силой искусства без границ.