Как сложились судьбы испанских детей, вывезенных в СССР в 1937 году

«Мы были знамениты так же, как летчик Чкалов и актриса Орлова»

23 июня 1937 года в Ленинград прибыл пароход «Сантай» — на его борту, по советским данным, находилось 1498 детей из Бильбао — столицы Страны Басков, региона на севере Испании. «Мы — чуть больше чем дикари — стали жить жизнью великих сеньоров», — говорил Хуан Родригес, который оказался в СССР в 11 лет. Он вспоминал, что прибытие в Ленинград было похоже на «рай после пребывания в аду».

СССР был не единственной страной, в которую эвакуировали испанских детей. 20 тысяч приняли во Франции, 5 тысяч — в Бельгии, в Великобританию отправились 4 тысячи, а еще несколько сотен приняли в Швейцарии, Мексике и Дании. Но только в СССР их не стали расселять по семьям.

От чего бежали дети

19 июля 1936 года в результате неудавшегося государственного переворота в Испании началась Гражданская война. На одной стороне воевали сторонники генерала Франсиско Франко — его режим иногда ставят в один ряд с фашизмом и национал-социализмом.

Против него выступали левые силы Второй Испанской Республики. Социалисты, коммунисты, марксисты, леволиберальные партии, каталонские и баскские националисты объединились в единый Народный фронт. Поддержку ему оказывал СССР.

Газеты и кинохроника СССР активно освещали события Гражданской войны в Испании, сочувствуя республиканцам. За хрониками сражений и сводками с фронтов увлеченно следили советские дети: в некоторых классах появились доски, на которых они отмечали линию фронта. «Там борются так, как боролись у нас», — так написали ученики одной из ленинградских школ в письме Самуилу Маршаку, которое напечатала газета «Правда» 7 октября 1936 года.

А спустя год несколько тысяч испанских детей приехали в Советский Союз. Они покидали самые опасные регионы Испании, в которых велись наиболее жестокие бои — Страну Басков, Астурию и Кантабрию. За два года в СССР отправили 2859 детей.

Толпа встречающих приветствовала их как настоящих звезд. В своих мемуарах Хосе Фернандес писал: «Мы, испанские дети, тогда были знамениты так же, как летчик Чкалов и актриса Орлова». Многие советские граждане стали оказывать детям материальную помощь: дарили игрушки, одежду. Дети убеждались: они приехали в рай.

«Вся еда в этой стране чёрная»

Эвакуация испанских детей проходила достаточно стихийно: на корабли принимали детей в возрасте от трех до четырнадцати лет и взрослых, сопровождающих их. Для того чтобы уехать, не нужны были специальные приглашения и разрешения. Поэтому некоторые эвакуированные покидали страну просто потому, что думали, что в Советском Союзе лучше живется.

Детей везли без всяких документов, с минимумом вещей. Вспоминая об отъезде, один из «испанских детей» Кристобаль Гарсиа Галан рассказывал: «Я просил, чтобы меня отправили в Россию на 3–4 месяца. Так вот эти 3–4 месяца превратились в целую жизнь».

Порты покидали спешно, не брали с собой никаких документов: франкистская армия и ее союзники обступали территории республиканцев. И дети, и взрослые понимали, что они могут и вовсе не увидеть берегов СССР: по пути следования кораблей встречались фашистские испанские суда, ведущие обстрелы портовых городов.

Александр Мансилья-Круз, внук Анастасио Евстафьевича Мансильи-Круза:

«У нас есть семейный анекдот, который мы всегда пересказываем. Пароход с детьми приплыл в какой-то черноморский порт, там испанцев посадили на поезд, чтобы отвезти в Евпаторию. Угощали гречкой и бутербродами с черной икрой.

Ни о том, ни о другом испанские дети никогда в жизни не слышали и тем более не видели такой еды. Они, напуганные после путешествия, решили, что вообще вся еда в этой стране черная и что есть это ни в коем случае нельзя. Дети бегали в тамбур между вагонами и сбрасывали черную икру на рельсы, чтобы есть только хлеб с маслом».

Предполагалось, что после падения франкистского режима выросшие испанцы смогут вернуться на родину образцовыми коммунистами. В итоге в СССР появилось пятнадцать детских домов, созданных специально для испанских детей: в Москве и Ленинграде, Одессе, Харькове, Херсоне и Киеве. В Евпатории устроили детский дома санаторного типа. Некоторых детей поселили в обычные детские дома.

В тех домах, где с детьми работали советские педагоги, прогресс шел достаточно быстро. Минус был в том, что дети начинали забывать испанский язык: на занятиях с русскими педагогами они изучали советскую, а не испанскую культуру, и практически не читали на родном языке.

Детские дома устраивались, как думали сами дети, в бывших особняках русской аристократии. Новые жильцы описывали здания как огромные и величественные постройки с блестящими полами и множеством элементов декора.

На деле большинство из зданий переоборудовали из домов отдыха. При этом условия очень отличались: в Ленинграде и Одессе детям не хватало помещений, в зданиях не было нормального отопления. Московские воспитанники получали самое разнообразное и качественное питание, в то время как дети в провинции довольствовались куда меньшими благами.

Будущие строители коммунистического общества

Детей в СССР хотели воспитать по советскому образцу, а не просто укрывать от бомбежек в приемных семьях. В детских домах готовили «строителей коммунистического общества, беззаветно преданных социалистическому отечеству трудящихся всего мира — Советскому Союзу, борцов против фашизма, борцов за свободную независимую Испанию» — так задачу учреждений определял Наркомпрос РСФСР в «Положении о детских домах для испанских детей». Правда, в ведомстве не учли, что многие испанские дети были неграмотными.

«В нашем классе было от 18 до 20 учеников, около трети из них не умели ни читать, ни писать. Что же до нас с сестрой, то мы успели закончить первый класс школы», — вспоминала Виртудес Мартинес, оказавшаяся в одном классе с двенадцатилетней сестрой. Безграмотным детям пришлось сначала осваивать базовые знания.

В СССР ехали потомки не богатых испанцев, а шахтеров, рабочих и фермеров. Хотя к семи годам они не умели читать и писать, но советскую идеологию усваивали быстро

Долорес Ибарурри, самая известная активистка испанской компартии, обращалась к воспитанникам харьковского детского дома: «Вы должны много заниматься и учиться у советских товарищей, чтобы в будущем стать полезными демократической Испании».

Образованием детей занимались и советские, и испанские педагоги. Если последние приехали в СССР вместе с детьми, то первых приходилось искать специально, руководствуясь в первую очередь знанием языка. Предполагалось, что в конце обучения дети будут знать и русский, и испанский на уровне литературных.

В специализированных детских домах воспитанников учили по стандартной советской школьной программе, переведенной на испанский язык. Для самих педагогов отечественные учителя проводили своеобразные «мастер-классы» по советским методам преподавания. Тем не менее жалобы на недостаточную трудовую и идеологическую подготовку в испанских детдомах появлялись постоянно. Это списывали на буржуазность страны, из которой приехали и дети, и педагоги.

«Вода в колодцах и фрукты на деревьях отравлены»

Счастливая жизнь кончилась вместе с началом войны. Детские дома начали срочно эвакуировать в тыл. Воспитанников везли в Саратовскую область — оттуда гнали поволжских немцев, которым приходилось бросать зажиточные хозяйства.

Детский дом № 1 уезжал в эвакуацию под руководством директора Николая Паншина. Он брал с собой максимум припасов, которые впоследствии позволили детям легче провести первую холодную эвакуационную зиму. Он же объяснял испанским педагогам: немцев выгнали, потому что они были шпионами Гитлера. И предупреждал детей: «Вода в колодцах и фрукты на деревьях отравлены».

Воспитанники приехали в бывшее немецкое село Куккус. Обезлюдевшее, оно было полно оставленных хозяевами коров. Те мычали в стойлах, давно не доенные и ждущие рук человека. К счастью, среди сотрудников — русских, басков и астурийцев — было много людей, живших в деревне. С их помощью доить коров научились и городские дети.

Запрет на питье «немецкой» воды быстро нарушили. Леонор Эстевес вспоминала: «Ребята постарше поили местной водой котов, птиц и коз и, видя, что ничего страшного с ними не произошло, давали воду младшим. Вода оказалась очень чистой и приятной на вкус. Дети стали ходить по окрестностям в поисках моркови, помидоров и арбузов».

С наступлением холодов выживать стало сложнее. Подросткам и взрослым пришлось заготавливать дрова на зиму: вместе они валили деревья в соседних лесах, а вскоре начали разбирать на дрова деревенские изгороди.

Зимой учеба продолжалась, несмотря на все трудности. В Куккусе уроки продолжали вести на испанском языке, преподавали литературу, географию и историю Испании. Учились в спальнях: в эвакуационных зданиях не хватало классов. В январь и февраль, самые холодные месяцы, занимались на кроватях, укутавшись в одеяла.

Но холод и теснота были не главными проблемами. Куда страшнее оказались инфекционные болезни, которыми маленькие испанцы стали массово болеть зимой. В Куккусе из 358 человек 85 болели туберкулезом, 29 перенесли малярию. И такая ситуация была повсеместной.

Александр Мансилья-Круз, внук Анастасио Евстафьевича Мансильи-Круза:

«Тяжелый период наступил вместе с войной. Евпатория, само собой, закончилась, и дедушку вместе с другими детьми отправили в Поволжье. Там их разместили в пустых домах поволжских немцев, которых выгнали из деревень.

Первое время они жили там за счет оставшихся от немцев припасов. Приходилось самим рубить дрова, привозить их из леса, доить коров. Даже ухитрялись печь хлеб. Хозяйства были зажиточными, так что какое-то время этим можно было жить.

Но все довольно быстро закончилось: тогда, во второй период войны, детей распределили по всяким техучилищам с учетом нужд фронта. Дедушка вместе со своим братом попал в какое-то ПТУ в Саратовской области и закончил его токарем 5-го разряда. Оттуда он был направлен в Тбилиси на 31-й авиазавод имени Димитрова, где вытачивал детали для самолетов».

Не все испанские дети уехали в эвакуацию. Несколько десятков из них, вывезенных из Испании подростками, отправились защищать Ленинград и оказались в 3-м Выборгском стрелковом полку Ленинградской дивизии народного ополчения (ЛДНО). Так вышло, потому что у большинства юношей к 1941 году так и не появилось советского гражданства, да и призывной возраст еще не наступил. Приходилось выбирать, куда идти: либо в партизаны, либо в добровольческие дивизии народного ополчения.

Исследователи пишут о 19 испанцах, работавших на заводе «Электросила». Многим из них не было 18 лет. Придя к секретарю парткома своего завода, они узнали, что списки заводского полка уже отправлены в Московский штаб народного ополчения. Испанцам в некотором смысле повезло: в Выборгском районе формирование списков еще не закончили, поэтому записали туда всех желающих с завода «Электросила».

История мгновенно расползлась по городу, и вскоре в штаб Выборгского района пошли записываться все испанцы города — с завода «Красный инструментальщик», из техникумов и ремесленных училищ. В итоге в полк было дополнительно зачислено около 74 человек.

«Мы встретились с новой войной, когда еще не забыли ужасы нашей войны, испанской, — рассказывал Анхель Эрреро Альварес в письме в Испанский центр. — Наше желание сражаться за свободу против бесчеловечности и варварства нацистов, против диктаторских режимов, которые шествовали по Европе, заставило нас защищать последнюю крепость, которая стояла на их пути к власти. Мы хотели продолжить ту борьбу, которую годом раньше завершили наши отцы и братья в Испании».

Анхель Эрреро Альварес был репатриирован в Испанию из финского плена в феврале 1943-го: вместе с ним на родину выехали еще несколько его сослуживцев по 3-му ЛДНО. Некоторые из его выживших однополчан вернулись в Испанию уже в 90-х, после развала СССР.

Жизнь после войны

Еще в июне 1940 года секретариат ВЦСПС принял постановление о «переростках» — подростках старше 16 лет, окончивших седьмые классы средней школы и уже поступивших в техникумы или другие заведения. Постановление гласило, что таких субъектов можно исключать из детских домов, отправляя в самостоятельную жизнь. Испанских выпускников снабжали комплектом одежды и белья, а потом выпускали из мест, в которых они прожили три года.

Тем не менее испанцы не рассеивались среди обычной советской молодежи как до, так и после войны. В техникумах — а чаще всего подростки поступали именно туда, чтобы когда-нибудь вернуться на родину с полезными для хозяйства навыками, — организовывались испанские группы.

В Московском текстильном техникуме испанцам каждый вечер выдавали большую кастрюлю пюре, которую те везли в общежитие на трамвае

Приехав, молодые люди собирались в общих комнатах и пели народные песни. Так даже появился хор, участвовавший в городских конкурсах творческих коллективов.

С одной стороны, испанские группы помогали сохранять традиции и привычки, язык — это было продолжением политики воспитания в детских домах. С другой, это служило не самую добрую службу тем, кто хотел остаться в стране. «Русский мы знали очень плохо, потому что почти не общались с русскими. Наши учителя были испанцы. Я, например, выучил русский, когда вышел из детского дома и попал в народ», — вспоминал Франсиско Мансилья Карамес.

О себе давала знать двуязычная система образования: испанцы с трудом адаптировались к советской жизни вне своего сообщества. Некоторые из «испанских детей» ходили в лохмотьях одежды, когда-то выданной в детском доме.

Часть молодых людей стремилась окончательно обосноваться в Советском Союзе, другая ждала возвращения на родину. Возможность вернуться появилась уже во время Второй мировой войны: с ее начала и до января 1947 года 150 детей уехали в Мексику, откуда легко можно было перебраться в Испанию.

Оставшиеся в СССР впервые получили возможность отправиться в Испанию благодаря генералиссимусу Франко: его режим устоял после войны. В 1957 году советское и испанское руководство договорились о возвращении «испанских детей».

412 испанцев отплыли обратно на пароходе «Крым» 21 января того же года. За восемь экспедиций из СССР уехало около 1900 человек. Но некоторые из них вернулись обратно.

Уехать на родину мужчины могли со своими советскими семьями, а вот женщины имели право взять с собой только детей. Выросшие в советской системе, они не приживались на исторической родине, где в небольших городках были сильны католические обычаи и нравы. Менталитеты не совпадали, люди ехали обратно.

Так, из Страны Басков вместе с матерью Кармен Ориве-Абад вернулся знаменитый хоккеист Валерий Харламов

«Дети» помладше возвращались взрослыми людьми, окончившими университет или получившими рабочую специальность. Но их не брали на работу и из-за идеологических опасений, и потому что советский диплом в Европе не котировался.

Следующая волна эмиграции началась после смерти Франко, во второй половине 70-х: в Испанию возвращались старые коммунисты, которых авторитарная диктатура была не готова принять в 50-х. В стране уже работало ЦРУ: сотрудники службы хотели узнать детали работы советских военных заводов и потому подробно опрашивали всех «испанских детей».

Последние эмигранты, хотевшие вернуться на родину, уехали после распада Советского Союза.

Александр Мансилья-Круз, внук Анастасио Евстафьевича Мансильи-Круза:

«В 56-м году многие испанцы были репатриированы. Моя бабушка, родом из Киева, предложила Тасио (сокращение от Анастасио. —Прим. ред.) уехать в Испанию. Он отказался, сказав, что ему там делать будет нечего. К тому времени он уже был советским экономистом, которого вряд ли приняли бы во все еще франкистской Испании.

Несколько советских испанцев были направлены на Кубу в качестве специалистов в помощь кубинскому правительству. Одним из них был мой дедушка, который преподавал кубинскому правительству политэкономию. Встречался с Че Геварой, Кастро. Прожив на Кубе около двух лет, дедушка вернулся в Москву.

Дедушка долго не мог попасть в Испанию. В 1966 году его пригласили на съезд компартии, но опять же не в Испанию, а в Париж. Оттуда, в перерыве между заседаниями, он съездил в Тулузу и нашел там свою сестру, которую отправили во Францию во времена Гражданской войны.

Уже после смерти Франсиско Франко дедушка несколько раз бывал в Испании, а в 1981 году впервые привез туда бабушку. В 1985 году Испания и Советский Союз разрешили репатриироваться не только самим испанцам, но и их потомкам. Тогда в Мадрид уехал мой дядя, уже женившийся на девушке из такой же испанской семьи. Она уже скончалась, а он со своими дочерьми и внуками живет в Мадриде. Мы поддерживаем с ними связь и регулярно туда ездим».

31 октября 2007 года конгрессом депутатов в Испании был принят Закон об исторической памяти. Согласно ему, дети и внуки испанцев, покинувших родину из-за Гражданской войны и режима Франко, могут рассчитывать на испанское гражданство.