О чем молчал Юрий Васнецов, или Какую «антисоветскую» тайну хранил всю жизнь любимый иллюстратор-сказочник СССР

Юрий Алексеевич Васнецов состоял в родстве с двумя другими русскими художниками – Виктором Михайловичем и Аполлинарием Михайловичем Васнецовыми, однако в дальнем. Родился он в Вятке, в 1900 году, в семье священника. В зрелом возрасте вспоминал о том, как сильно на него повлияли традиционные промыслы Вятской губернии, яркая и простая дымковская игрушка, резные наличники, пестрота народного праздника… В юности рисовал вывески для местных лавок, в двадцать один год оставил родной дом и перебрался в Петроград, мечтая стать живописцем. В то время там кипела жизнь, велись творческие споры, создавалось новое искусство… Молодой художник вскоре стал студентом Петроградских государственных свободных художественно-учебных мастерских (в дальнейшем ВХУТЕИНа). Учеба там далась ему нелегко – как сын священника, он вечно ходил по краю, и даже вынужден был прилюдно отречься от «всяких связей со служителями культа». В дальнейшем курс, на котором учился Васнецов, завершил обучение без защиты диплома. Год он отдал преподавательской деятельности в ленинградской школе, а затем судьба свела его с Казимиром Малевичем.

Сказочные персонажи, русские дали, всадники на дымковских лошадках и крошки-зайчата с их увлекательной жизнью… Удивительно, но создатель этих слегка наивных иллюстраций был учеником отца супрематизма. Это были фантастические два года. Если учеба во ВХУТЕИНе мало дала Васнецову, то ученичество у Малевича стало для него откровением. Он заново открыл для себя цвет, заново взглянул на форму и фактуру предметов. И в то же время увлекся изучением народного, «органического» искусства.

В 1925 году Юрий Васнецов пришел работать в редакцию детской литературы при Государственном издательстве - в доме Зингера. Явился он туда со своими закадычными друзьями, тоже художниками – Евгением Чарушиным, уроженцем Вятки и в дальнейшем выдающимся анималистом, и будущим классиком плаката Валентином Курдовым, все – в клетчатых гольфах, с провинциальным говором и задиристым смехом… Трудились они там под началом Самуила Маршака и Владимира Лебедева.

Книжная иллюстрация, как ни удивительно, не сразу покорилась Васнецову, и первые его работы были топорны и неуклюжи. Но в скором времени он нашел собственный путь.
В 30-е годы экспериментальный стиль «детгиза» вызвал шквал обвинений в «формализме». Лебедев потерял издательство, хотя и остался добрым другом своим подопечным, был арестован и любимый учитель Васнецова – Казимир Малевич...

Самому же Юрию Васнецову удалось пережить эти сложные времена и остаться востребованным художником, но и его ждала череда жестоких разочарований. Ему доверили иллюстрировать «Конька-Горбунка» Ершова – мечта для человека, чей художественный язык опирается на традицию лубочного рисунка и народной орнаментики. Он самозабвенно работал над этим заказом, ради него освоил технику цветной литографии, но… книга так никогда и не вышла. Все его эскизы были отклонены, камни для оттисков уничтожены. Тогда он от отчаяния чуть не разорвал помолвку со своей любимой женщиной…

Тогда все обошлось, он получал все новые заказы, иллюстрировал сказки, хоть и жил в постоянной тревоге, пытаясь найти баланс между требованиями руководства и творческим самовыражением. И все же раз за разом Васнецов, сам того не желая, заглядывал в пропасть. Однажды режиссер Алексей Дикий пригласил его в качестве сценографа для постановки пьесы «Мещане». Васнецов создал вызывающе «мещанский», гипертрофированно вульгарный сценический интерьер… Отзывы были резко отрицательными. Дикого арестовали, а Васнецов больше не работал для театра. Театр стал его «подпольным» увлечением. Он делал наброски декораций, ставил домашние спектакли. Но – не более.

Он не мог и не хотел рисковать, у него подрастали дочери (коллеги однажды в шутку изобразили Васнецова «кормящей матерью», иронизируя над его родительской вовлеченностью).

И все же каждый раз его уютные, теплые, полные чарующих деталей иллюстрации становились жертвами бесконечных правок… Но у Васнецова вообще плохо складывались отношения с официальным, политизированным искусством. В годы войны его в числе других художников привлекли для создания открыток и плакатов с изображением советских солдат. И Васнецов… не смог. Просто физически не смог рисовать то, к чему не лежала душа. Пока он был в эвакуации (жену и дочерей он смог отправить в Пермь еще раньше), в дом, где семья Васнецовых жила в Ленинграде, попала бомба. И… чудом сохранился весь его творческий архив.

После войны Васнецов с головой ушел в иллюстрирование детских книг, в основном – русских сказок. «Сорока-белобока», «Теремок», «Ладушки»… Пусть завистники писали, что очеловеченные животные Васнецова «пугают детей», маленькие читатели не могли оторваться от этих книжек с картинками. Со временем он начал работать со шрифтами, оформлять буквицы и заголовки в своей узнаваемой манере.

В жизни сказочного иллюстратора Юрия Васнецова была одна и еще одна большая «антисоветская» тайна. Будучи еще молодым, но уже известным художником – чуть за тридцать – он создал несколько живописных полотен, где соединил лубочные образы и приемы европейского модернизма. При жизни такие художественные опыты Васнецова нигде не экспонировались. Он, ученик Малевича, не мог и не хотел творить по законам соцреализма – но, уже неоднократно столкнувшись с разгромной критикой и ядовитыми памфлетами, скрывал, что пишет. Лишь в конце 70-х годов, после смерти художника, примитивистские работы Васнецова увидели свет.