Родом из придуманной страны: невероятная и странная история принцессы Карабу

На дворе стоял апрель 1817 года. Не зная, к кому обратиться и как помочь растерянной незнакомке, сапожник отвел ее к приходскому попечителю по призрению бедных Самюэлю Уорэллу. Уорэлл привык иметь дело с нищими, но такой случай был и для него в новинку: девушка не знала ни слова по‑английски, зато узнала нарисованный ананас. Она указала на него пальцем и четко произнесла: «ananas». Это следствию не слишком помогло, ведь так это растение называется на многих языках.

Все, что Уорэллу удалось понять, так это то, что девушку зовут Карабу и она явно не англичанка. Понятия не имея, что делать с Карабу дальше, Уорэлл передал ее властям,а те, в свою очередь, поместили ее в больницу Св. Петра, предназначенную для бродяг и бедняков.

Судьба потерянной могла бы сложиться совсем печально, если бы ее лепет случайно не услышал португальский моряк. «Я знаю, что она говорит!» — сказал он и перевел слова Карабу. Она рассказала, что она принцесса крошечного королевства, затерянного на острове в Индийском океане. Ее пленили пираты, но в Бристольском заливе девушке удалось прыгнуть за борт. Проделав долгий путь до берега и выбившись из сил, она все-таки спаслась.

Позже ее историю записали так: «Принцесса Карабу родилась на острове Явасу в Индийском океане. Она была дочерью некоего высокопоставленного лица, китайца по происхождению, и „модинки“ (малайской женщины), позже убитой во время столкновения „бугу“ (каннибалов) с малайцами.

Однажды она прогуливалась в саду своего отца на острове Явасу, когда её выманили наружу несколько „самин“ (женщин), а далее она оказалась в руках пиратов под командованием некоего Чи-Мина. Связанную принцессу отправили на корабль, причём отец пустился за ней в погоню и сумел поразить стрелой одну из женщин-пираток. Сама принцесса, освободившись, расправилась с двумя из похитителей, заколов одного из них насмерть малайским крисом и серьёзно ранив другого. Жизнь ему смог спасти только местный „джасти“ (врач).

Через несколько дней пленная принцесса была продана капитану Таппа Бу. Шлюпкой её доставили на бриг. Корабль этот плыл затем в течение четырёх недель, потом в каком-то порту принял на борт четырёх женщин-путешественниц и высадил их ещё через пять недель в другом неизвестном порту. Потом корабль отправился в Европу и добрался до берегов Англии ещё через одиннадцать недель, но принцесса, доведённая до отчаяния дурным обращением, прыгнула за борт и вплавь сумела добраться до берега.

Далее она сумела обменять (видимо, на еду) свою украшенную золотом одежду и тюрбан у английской женщины, живущей в зелёном доме, и получила вместе с тем рубашку и шаль, в которой она явилась в Глостершир. И вот, наконец, после шести недель скитаний она обрела крышу над головой».

Ее высочество

Власти, узнав, что в их руки попала королевская особа, пусть даже с далекого безымянного острова, быстро выпустили ее из тюрьмы. Так как поселить ее было негде, девушку взял под свое крыло Уорэлл. Миссис Уорэлл быстро окружила Карабу своей заботой. Она познакомила ее с местными джентри, и принцессу приняли тепло.

Ей принесли ткани, и принцесса соорудила себе причудливую одежду с рукавами до земли, широким вышитым поясом и тюрбаном.

Всех завораживали ее странные привычки, совершенно не характерные для девушки XIX века. Она отлично стреляла из лука, умела фехтовать, нагишом плавала в озерах, молилась «Аллах Таллах», одной рукой закрывая свои глаза, и пила и ела только из посуды, которую вымыла своими руками.

Слуги дома Уорэллов, да и не только они, поначалу скептически отнеслись к незнакомке, считая ее не больше чем авантюристкой. Но принцесса играла свою роль блестяще: она ни разу не перепутала слова и не сбилась на другой язык, даже во сне она бормотала на своем наречии.

А еще ее возили в Лондон, где художник написал ее портрет. Который и стал причиной ее разоблачения.

Из принцессы в нищую

Судя по всему, Карабу все же боялась разоблачения, потому что однажды даже пыталась бежать из дома Уорэллов. Безуспешно, впрочем. А после побега она заболела тифом и несколько дней находилась между жизнью и смертью.

В это время ее портрет появился в газете, и его узнала некая миссис Нил. Женщина рассказала, что на портрете никакая не принцесса, а Мэри Уиллкокс, по мужу — Бейкер. Обыкновенная дочь нищего сапожника из Девоншира. Мэри, по ее словам, служила в нескольких домах и снимала комнату у миссис Нил, развлекая ее детей языком собственного сочинения.

Деваться было некуда, и Мэри Бейкер созналась в своей выходке. Интересно, что она никогда не использовала свою ложь ради наживы, потому что во время побега даже не пыталась забрать с собой дорогие подарки или драгоценности из дома Уорэллов. Все говорило о том, что Мэри просто была наделена удивительной фантазией, из-за которой весь окружающий мир казался ей тесным.

Мэри неохотно говорила о своей жизни с прислугой и каждый раз меняла свой рассказ так, что даже тем, кто знал ее, не удавалось определить, где правда, а где вымысел. Скорее всего, Мэри была дочерью нищего сапожника, и в самом нежном возрасте ей приходилось работать, не покладая рук. Когда Мэри подросла, она нанялась прислугой в богатый дом. Работа показалась ей слишком тяжелой, и она даже собиралась повеситься, но «голос свыше» остановил ее.

Рассказы Мэри пестрели яркими подробностями, и отличить правду от вымысла было невозможно: в них появлялись бандиты и клятва на кинжале, внебрачный ребенок и цыгане. Ее бывшие работодатели называли ее девушкой «необузданной и странной».

Торговка пиявками

Рассерженные и опозоренные, мистер и миссис Уорэлл отправили бывшую принцессу на корабле в Америку. Спустя несколько лет девушка вернулась в Англию и пыталась зарабатывать публичными выступлениями в роли принцессы. Но интерес к Карабу успел улетучиться, знаменитой Мэри так и не стала. В конце концов Мэри осела в Бедминстере и вышла замуж.

«Последнее, что мне довелось о ней слышать, — отметил городской библиотекарь Джордж Прайс, — было то, что она вышла замуж и окончательно осела в этом городе, где провела остаток жизни, окончательно остепенившись и сделавшись поставщицей пиявок в Бристольскую больницу, причем сама же и ставила их по желанию пациента».

В наши дни Мэри могла бы стать писательницей, актрисой или режиссером — ее фантазия не знала границ. Родись она в другую эпоху или в другой семье, все могло бы сложиться иначе.