«Французский Ангел»: ускользающая красота Мориса Тийе

Великан был среднего роста. И всё равно производил убийственное впечатление – человек ли это? Когда великан вам улыбался, хотелось отойти на пару шагов, а лучше совсем. Он был борцом-тяжеловесом, этот Морис Тийе, притом имел внешность, от которой ойкали даже собратья по рингу. Уже сам вид его был – хук. Родители пугали детей «Тийе-людоедом» и сами боялись – а вдруг проголодается? Таков был его сценический образ. 

Человек он был редкостный, просто коллекционный. Сегодня его бюст в натуральную величину хранится в двух американских музеях – антропологическом и спортивном. А в Международном музее борьбы есть и небольшая, около минуты, видеозапись одного из его выступлений. Говорят, он был хорош в «медвежьих объятиях», которые применял к противникам по рингу, сжимая их до тех пор, пока в лёгких не кончится воздух. Это качество – силища монстра – тоже являлось уникальным, как и его внешность. Поскольку редкая болезнь, которой с юных лет страдал Морис, по свидетельствам врачей, никогда не меняет человека в лучшую сторону. Здоровья не добавляет, красоты и силы тоже. Тийе же был необыкновенно силён, даже не с кем сравнить. Глазастые весельчаки в интернете как-то подметили его сходство с нашим современником, тоже спортсменом и тоже удивительным на вид. Тийе даже пару раз называли дедушкой нашего Валуева. Глупости, конечно! Валуев в принципе не мог породниться с Тийе. У Мориса Тийе не было и не могло быть детей. К сожалению, его непростая внешность была не чем-то естественным, а лишь порождением редчайшей болезни – акромегалии, при которой вообще-то здоровье страдает не меньше, чем красота и психологическое равновесие. Тийе никогда не был женат в отличие от своего супер-эго (вот это уже не про Валуева, нет). Его жизнь, полная внутреннего конфликта (он так и не сумел привыкнуть к себе в зеркале), могла стать поводом для новеллы, а не для продолжения рода. Ну и почти стала, если учесть Шрека, сказки о котором полюбили и дети, и взрослые. Хотя впрямую с Тийе история сказочного великана не связана. Жизнь нашего героя не была сказкой. И новелла эта несёт неожиданную мораль – не всё то, что выглядит монстром, ревёт монстром и пахнет монстром, на самом деле является монстром. Бывают в жизни исключения. 

Шрека придумал писатель Уильям Стейг – по совместительству художник-карикатурист, долгие годы украшавший своими рисунками передовицы самых массовых американских изданий и пополнивший американскую литературу кучей детских книжек, которые в России никто и никогда не думал переводить. Стейг прославился ещё и тем, что сумел войти в десятку запрещённых в США писателей. В конце 70-х американское общество ополчилось на невиннейшую книженцию «Сильвестр и волшебный кристалл» – жизнеописание одного смышлёного осла по имени Сильвестр (ничего святого!). Писателя подставили собственные свиньи-персонажи. Повесть прокляли члены ассоциации полицейских, обидевшиеся на карикатурные изображения полицейских в виде свиней. Метафора их разозлила. Они добились своего, изгнав бесов из библиотек.

Шрек же появился на свет намного позже, никому не перешёл дороги, и это был совсем небольшой рассказик, всего-то около тридцати страничек, иллюстрированных самим писателем, человеком больших и разных талантов. «Шрек» лёг на полки книжных магазинов в 1990 году. Эпоса не было, масштаб ничтожный. Это была байка о приключениях существа, в европейской мифологии именуемого огром – великаном-людоедом. История о том, как живущий на болоте молодой великан, пугающий своим видом окрестных людишек, оказывается настолько добр, что просто неспособен причинить никакого зла, кроме устрашающего рычания. В поисках впечатлений великан Шрек отправляется в путешествие, которое заканчивается для него женитьбой на прекрасной принцессе, такой же великанше, как он сам. «Ужас!» – так переводится с идиша имя, данное писателем своему персонажу. Ничего странного нет в том, что писатель выбирает это знакомое ему с детства слово – именно так на жизненные коллизии реагировала его родная бабушка. Стейг был выходцем из польско-еврейской эмигрантской среды. Детство его прошло в Бруклине. В начале прошлого века там на каждом шагу случался какой-нибудь шрек.

Но Шрека-огра если он сам и придумал, то как минимум имел для этого прекрасный повод. Шрек существовал! Его вообще не надо было придумывать, только описать. И уж конечно задолго до рождения мультфильма Стейг уже встречался со своим будущим литературным чадом. Знакомство с прототипом персонажа по имени «Ужас-ужас» состоялось на почве любви к спорту. Любви не заниматься, а смотреть. Стейг в молодости посещал излюбленные места скопления граждан – борцовские арены. В те времена, когда на них блистал великан-людоед, он же Французский Ангел, именно так Тийе объявляли в разные годы. Реслинг – вид состязаний, в которых он участвовал, более всего популярный в Америке, только потом стал продажным зрелищем, в котором от начала до конца цирковая составляющая заменила спорт, по сути, не сама борьба, а её имитация. В прежние времена подлинная состязательность ещё была не чужда реслингу. Иной раз боролись всерьез. А глазеть на бои ходили и богатые, и бедные, которым нечем было заняться, особенно во времена Великой депрессии, и долгое время после неё, когда делать было нечего совсем, хоть вешайся. Страсть спортивного мира привлекала и заряжала адреналином, делая иные из впечатлений незабываемыми. Да и впечатления молодости остаются свежими надолго. 

Будущий писатель не мог выбросить из головы удивительного борца – непобедимого Мориса Тийе. Кстати, по возрасту Тийе и Стейг были почти ровесниками. Писатель родился в 1907 году в Нью-Йорке. А Шрек, то есть, конечно, Тийе – в 1904 году… на Урале. Этот любопытный факт его биографии не так давно был открыт докопавшимися до истины журналистами после того, как открылась «тайна рождения» Шрека. В американских журналах 40-х годов нашлись интервью Тийе, в которых он сообщал читателям подробности своей биографии, ныне давно забытые. Оказывается, своё детство он провел в Санкт-Петербурге. Правда ли это? Вполне возможно, что и нет. Биография Тийе – давно забытого реслера – полна пробелов. Ведь далеко не всё, что рассказывают журналистам медийные персоны, стоит доверия. И семьдесят лет назад всё было точно так же – звёзды врут, зеваки верят. Иногда врут бескорыстно. Стоит ли объяснять поклонникам, что ты родился в городе N, N-ского уезда, Заэнской волости, если все эти названия ничего их уму и сердцу не скажут. А вот Петербург – ага, парень из России!

Парень из русской преисподней

На самом деле Морис Тийе родился не в столице, а на Урале, где по сей день существуют населённые пункты, помнящие французские имена и фамилии. На Урале всегда было хорошо с французами. Там даже есть деревушка Париж (говорят, так пошутили казаки, поселившиеся в тех краях по дороге с войны 1812 года). А Тийе вовсе не был русским – точно известно, что его родители имели французское происхождение. Они были теми самыми иностранными специалистами, которых так обожали в дореволюционной России, любовно выписывали из-за границы – всех этих «мисюсь», «мосье» и «мусью» – воспитателей к деткам, компаньонов к взрослым. Мать Тийе была учительницей. Очевидно, гувернанткой. А отец – железнодорожным инженером. Кстати, Тийе всю жизнь тщательно скрывал сведения о своих предках, но вовсе не потому, что относился к ним хуже, чем следовало. Наоборот.

Морис Тийе был ведь ангел. И не напрасно его так называли на ринге – Французский Ангел. Как бы в компенсацию его внешности, он был декорирован чертами характера самыми красивыми и прекрасными, какими только можно найти в человеческом существе. Он был добр, умён, нежен сердцем, хорошо образован, очень культурен и нечеловечески порядочен. Каждая мать мечтает о таком любящем сыне – заботливость была ещё одним его похвальным качеством. И он очень не хотел, чтобы его бедную мать беспокоили журналисты в связи с его спортивными достижениями или занятной внешностью. Морис Тийе стеснялся сам себя и намеревался оградить от своей славы семью. Правда, отец его умер ещё до отъезда семьи из России и до того, как мальчик обнаружил, что болен. Папе повезло, он умер, не узнав, что породил балаганного огра, так считал Морис. 

Мама «огра» родилась в Париже. Быть француженкой в русской провинции – её личный ад, выбранный добровольно. Мадам изо всех сил старалась хоть сколько-нибудь обрусеть. Отправляясь в Россию вслед за папой Мориса, едущим по контракту, она не догадывалась, что придётся вписываться в весьма морозные узоры. Молодым французам обещали золотые горы, но забыли рассказать о той русской действительности, которая не оставит равнодушным европейца, будь он хоть Вольтер, хоть Теофиль Готье. Мама Тийе так и не смогла привыкнуть к дорогам, мощёным жидкой глиной, к квасу вместо кофе, к варенью вместо конфитюра, к солёным огурцам, к отсутствию в аптеке жидкости от блох, к пустой пудренице, ну и так далее. Мало ли чего может не пережить женщина. В 1917 году она заметила, что ей уже совершенно негде, а главное, не на что купить себе перчатки, подхватилась и вместе с несовершеннолетним сыном покинула Россию. На этом русские корни Мориса Тийе навсегда обрубились. Если не считать одной истории, как потом оказалось, намертво привязавшей его к России. Историю эту он как-то рассказал на досуге одному из своих немногих близких друзей, сражаясь с тем в шашки-поддавки. Или в шахматы – не суть.

Ангелочек

Ничто не предвещало, что из этого славного и улыбчивого 13-летнего мальчика вырастет такое!

Ангелочек – так называли маленького Мориса все тётушки, его увидевшие. Мама тоже звала его ангелом. «Пойди сюда, ангелочек…» В детстве он и вправду был очень хорошенький мальчик. Сохранилась, кажется, лишь одна его фотография, на которой он запечатлен в матросской курточке – сразу видно, хороший мальчик из приличной семьи. В России была устойчивая мода на матросские костюмчики, носили все, начиная с наследника престола. В этом-то матросском костюмчике он и уезжал из России летом 1917 года навсегда. Ему запомнились берёзовые рощицы, монотонно, в ритме вальса мелькавшие в окне поезда, в котором мать везла его на родину, и придорожные харчевни, в которых путники вынуждены были останавливаться, чтобы утолить голод. Все эти заведения были похожи одно на другое, в каждом из них покупались «пи-ро-ги» с картошкой или капустой, чтобы не отравиться, покупалось самое простое блюдо, которое можно захватить с собой, завернув в бумажное полотенце. В одном из таких заведений, расплатившись, выходя, мать забыла зонтик. Вслед им закричали, чтобы вернуть, но мать спешила – поезд на перроне, не заметила зов. Незнакомая старуха, случайно оказавшаяся в зале, шмыгнула догонять. Неся в руках потерянную вещь, в суете отъезда старуха совала зонтик в окно, а мать никак не могла взять в толк, зачем скребётся и почему стучится зонтиком, что пытается прокричать беззубым ртом – самое отталкивающее зрелище, от которого никак не могли отвести глаз, чтобы сообразить – бабка всего лишь возвращает забытый зонт. Наконец, разобрались. Поезд ещё стоял на станции, и мать послала Мориса забрать потерянное добро – зонтик хороший, даже ценный, оставили благодаря дождю, переставшему лить. Старуха же явно понадеялась на материальную компенсацию своих хлопот. Она протянула костяную ручку зонтика мальчику, но не отдала, потянула назад, к себе, как бы намекая на то, что взамен требуется… неплохо бы… Но в вокзальной суете мать не вспомнила о чаевых. Она забыла дать ему мелочь. В результате Морис стоял на платформе, как овца, и глупо тянул зонтик к себе, тогда как старуха не отпускала, что-то бормоча и начиная злиться. Морис смотрел на эту бедно одетую пожилую женщину, не умея скрыть эмоций. Его охватила брезгливость, свойственная юности по отношению к посторонней старости. Морис вообще легко переходил от одного настроения к другому, часто противоположному, он смущался, ситуация с зонтиком ввергла его в тревожное стеснение. Справа от него поезд уже шипел, плюясь на рельсы, секунды бежали, казалось, этому не будет конца. Однако поняв, что от подростка она ничего не добьётся, и, выпуская из рук зонтик, старуха крикнула ему обиженно (может, он неправильно ее понял?): «Противно тебе на меня смотреть? Ты будешь таким же, как я, ангелочек!» В этот момент поезд тронулся, грохнув железом, и Морис навсегда остался с зонтиком в руке и отпечатком беззубого оскала чужой старухи в глазах. Ночью, лёжа на качающейся кровати, он так и этак пытался сообразить, что же именно она хотела ему сказать – «Будешь таким, как я». Старым, что ли? Её слова стояли у него в ушах, пока мальчик не заснул. Матери он ничего не стал рассказывать. Она и так разволновалась, когда поезд дёрнуло. Морис забыл о противной старухе – дорожные впечатления на тот момент полностью закрыли от него этот эпизод. Вспомнил он о нём лишь через несколько лет, когда...

Париж, Реймс, Нью-Йорк

Маленькой семье, состоящей из матери и сына, очень повезло, что они вовремя успели вернуться на родину. Кто знает, чем бы обернулась для них эта тяжёлая страница в истории России. Покинув так и не ставший родным Урал, они вернулись сначала в Париж, а позже поселились в Реймсе, где у любого аптекаря лучше винные закрома, чем у русского помещика. Но их жизнь не стала от этого богаче. Мать продолжила учительствовать, сын – учиться в католической школе, где она преподавала. Он был удивительно способным ребёнком, этот малыш Тийе. И хотя они всегда находились в стеснённых обстоятельствах, он учился, упорно добиваясь самых лучших знаний, собираясь продолжить образование – Морис твердо решил стать адвокатом. Увы, судьба посмеялась над его мечтами. 

Началось всё с неудачного прыжка в школе. Морис любил спорт, отличался среди своих сверстников отличным телосложением. Был шире в плечах, чем любой из сверстников. Примером для себя считал людей из аристократических кругов, ставивших физическую культуру на один уровень с интеллектуальным развитием. Однажды после интенсивных занятий спортом он заметил неприятные ощущения, которые связал лишь с чрезмерным усердием на тренировках. Однако ни через неделю, ни через месяц дискомфорт его не покинул – сперва опухали конечности, потом он с ужасом заметил, у него начало распухать лицо. 

«Вы не должны тратить хорошие манеры на людоеда. Он всё равно их не оценит... Мне кажется, сейчас самое время убежать» - мультфильм «Шрек»

В возрасте семнадцати лет он впервые обратился к врачу, ничем не сумевшему помочь. Его ещё пытались лечить от артрита, когда стало понятно, что суставы не причина, а следствие. И лишь через два года ему окончательно поставили диагноз – акромегалия. Болезнь поразила его в самом опасном возрасте, когда тело юноши растёт с самой интенсивной
скоростью. Эти два года, пока он не мог понять, что происходит с его несчастным телом, он невыразимо страдал. Он стал бояться зеркал. Ночами ему казалось, что кости его трещат, телескопически раздвигаясь. Через 70 лет в мультфильме про огра будет правдиво показано, как прекрасный принц превращается в Шрека и наоборот. Вот только юному Морису Тийе – будущему Французскому Ангелу – было не до мультфильмов. Ведь не Даки-Дак, не Микки-Маус, а он сам на глазах становился огром. Как будто злая колдунья наложила на него проклятие: «Исполнится тебе совершеннолетний год, ты станешь монстром».

По ночам в слабом свете луны он рассматривал свои запястья, к 20 годам ставшие вдвое шире, чем у обычного человека, и пытался понять… всё ломал голову, за что же его постигла жестокая участь. Однажды он даже вспомнил «злую ведьму» с её проклятием. Как будто выскочившую к нему со страниц сказки: «Ты станешь таким же, как я!» Страшная сказка на глазах обрастала плотью. 

Акромегалия и ничего другого! У доктора, сообщившего эту новость молодому человеку, было открытое добродушное лицо обывателя, который недавно пообедал и намеревается, закончив с пациентом, отправиться в клуб. Это был уже десятый врач, к которому мать отвела своё дитя. Доктор подробнейшим образом рассказал Морису, отчего с ним случилось подобное, открыл ему глаза на механизм «колдовства». Оказывается, болезнь вызывается доброкачественной опухолью на гипофизе, в результате которой человеческий скелет утолщается, кости больного начинают неудержимо расти, особенно в черепной части. И никто не может предсказать, когда этот процесс остановится и остановится ли вообще. Акромегалы растут всю жизнь, до самого того момента, когда болезнь одолеет их. Как именно? Доктор посмотрел на своего столь ещё юного пациента, раздумывая, стоит ли сообщать ему правду, лишённую прикрас. Ведь акромегалы умирают, не дожив до пятидесяти лет, как бы раздавленные собственным весом. Чаще всего у них просто отказывает сердце. Приятно ли жить, зная, от чего умрёшь?

Можно сказать, что Морис был раздавлен уже самой этой новостью. Никакой надежды доктор ему не оставил, сообщив, что современная медицина ничего не может предложить больному, кроме «пилюли № 7», помогающей от всего. К слову, почти на том же месте она остаётся и сегодня – лечение акромегалии, или гигантизма, как его ещё называют, остаётся  недоступной мечтой медиков. И лучшее, что они могут предложить ныне живущим акромегалам, – это сердечные стимуляторы на батарейках, вживлённые внутрь тела. Каждые пару лет батарейки приходится менять, разрезая и вновь сшивая кожу, продлевая жизнь. И они живут, чаще всего стараясь спрятаться от лишних глаз. Между прочим, самым известным великаном в мире является наш бывший соотечественник Леонид Стадник, проживающий в Житомирской области на Украине. Фактически это наивысочайший на сегодняшний день человек на планете, рост которого составляет 2 метра 53 сантиметра – приблизительно, поскольку с некоторых пор великан послал куда подальше любителей лазать по нему с линейкой из Книги рекордов Гиннесса, которые повадились посещать Леонида с тоскливой регулярностью. Так вот, с тех пор как Стадник в духе Шрека закрыл дверь перед носом у представителей обмерной комиссии, Гиннесс от него отвернулся, заменив китайцем Бао Сишунь, тоже довольно высоким и тяжёлым, но, конечно, не то, что наш. Стадник завязал с этим балаганом – ведь далеко не у каждого великана такой мягкий характер, как у нашего главного героя Тийе, оказавшегося одним из немногих, сумевших обратить болезнь себе на пользу, ну, насколько вообще можно представить пользу болезни, несущей раннюю смерть.

Как уже упоминалось, великан был среднего роста. При росте 170 см и весе 122 кг. Морис был не столько высок, сколько широк и огромен. Слово «огромен», кстати, однокоренное с «огр». Болезнь обрушилась на него со всей силой, почему-то обратившись вся в ширину, а не в длину. Самое ужасное во всей этой истории было то, что совсем ещё молодому человеку пришлось отказаться от всех претензий на человеческую социализацию. Он мечтал стать адвокатом и с этой целью поступил в университет. Он изо всех сил осваивал умения, необходимые, чтобы его приняли как равного в этой социальной нише. Не имея никакой финансовой поддержки из семьи, он собирался со временем сам встать на ноги. Известно, что Морис был прекрасным математиком и полиглотом и свободно говорил на 14 иностранных языках. И он был аристократом от спорта – играл в регби, в поло, в гольф, но не бесцельно, а понимая, что спортивные площадки представляют удобное поле для дружбы, для общения и налаживания деловых отношений в мире, в который он собирался войти. За спортивные успехи в регби ему как-то раз пожал руку сам английский король Георг V. Но юридический факультет в Тулузском университете Тийе пришлось оставить из-за болезни. Юридическая практика немыслима без респектабельности.

Адвокатура, в которой он так преуспел на факультете, никак не могла стать его жизнью. Если кто-то думает, что главный инструмент адвоката – его мозг, то это ошибка. Голос! Вот чем работает адвокат, выступая в суде. Тийе потерял то главное, чем ему предстояло зарабатывать себе на хлеб – голос. Болезнь сказалась на голосовых связках. Через двадцать лет после краха своих амбиций в интервью одной из нью-йоркских газет он скажет: «Может, с таким лицом я и смог бы стать адвокатом, но мой голос, похожий на ослиный рёв, просто невозможно слушать». Он ещё попытался что-то изменить, пил какие-то порошки, полоскал горло, практиковал ораторские упражнения, но с каждым днём всё отчетливее понимал: ему никогда не стать красноречивым. Адвокатура шла лесом. Куда было отправляться самому молодому великану?

Во французской армии он прослужил около пяти лет, но покинул вооружённые силы по неким личным обстоятельствам, вернувшись домой. Однако штатская одёжка внезапно оказалась ему не по росту. Он ещё не знал, что социум не так легко впускает людей, ни на кого не похожих. И он начал длительную череду мытарств, пытаясь трудоустроиться. Он работал и грузчиком, и библиотекарем, и сценическим монтировщиком в театре и даже продавал лекарства в аптеке, стараясь быть поближе к спасительной медицине. И отовсюду его рано или поздно просили убраться, поскольку не существует такого места в социуме, где не кишели бы нервные люди, пугающиеся лица и голоса огра – человека, похожего более на злого великана-людоеда, чем на вашего доброго дядюшку. Из аптеки его выставили после случая с маленькой девочкой, полчаса подряд визжавшей не умолкая, впавшей в нервное заикание после встречи с Морисом. Его угораздило вынырнуть из-под прилавка, под которым он завязывал шнурок. К тридцати годам он смирился с тем, что первая реакция на встречу с ним почти всегда означает «Ой!».

Зиму 1937 года Тийе встретил в фойе синематографа. Там он стоял, наряженный Франкенштейном, – огромный, смущённый, голый, в каких-то лохмотьях на волосатом торсе, в гриме и парике. Костюм на нём выглядел живенько, даже отчасти компенсировал его подлинное уродство, поскольку было непонятно, где там грим, а где реальное безобразие. Он проверял билеты, зарабатывая свои честные и кровные, достаточные, чтоб прожить. В образе средневекового урода он ловил детей-безбилетников. Именно там его увидел человек по имени Карл Поджэлло – профессиональный реслер, пришедший смотреть довоенную комедию. Он довольно долго стоял, любуясь неожиданным зрелищем, после чего подошёл к Морису познакомиться. И в тот же вечер судьба представила Тийе свой совершенно новый, дружелюбный интерфейс. 

Новые товарищи засели в кафе, где за кружкой пива Поджэлло открыл Тийе самые радужные перспективы. Поджэлло убедил его заняться ранее не испробованной профессией. Все отговорки, что, мол, всё уже пробовал, везде провалился, что, стоя на кассе, он зарабатывает свои твёрдые копейки и не намерен бросать с таким трудом найденную работу, откуда его не гонят за внешность, он отмёл одним предложением: «Шестьдесят??? Я же предлагаю вам тысячу!» Тийе согласился. В конце концов, он всё ещё был совсем молодым человеком, не чуждым авантюризма. Утром следующего дня новые друзья выехали в Париж, а через неделю приступили к тренировкам. Морису на тот момент исполнилось тридцать лет. Для карьеры начинающего спортсмена он был, мягко говоря, староват. Но это не остановило его новоявленного продюсера – во Франкенштейне он увидел нечто восхитительное, как золотой портсигар в плевательнице. Морису оставалось только подавить в себе тяжёлые мысли о том, что он по доброй воле становится балаганным чучелом. Всё-таки реслинг всегда был цирком. Вот тогда-то он раз и навсегда отрезал все разговоры о своей матери – не хотел связывать её с собой, добровольным компрачикосом ринга. 

Через два года Англия и Франция уже прекрасно знали нового борца. И лишь Вторая мировая война ему помешала снискать в Европе мировую славу, победив там все живое. Войны не способствуют развитию интереса к спортивным зрелищам. Ему пришлось переехать в США. Морис упорно тренировался, наверстывая навыки, которых был лишён, и не прошло и трёх лет, как ему удалось завоевать титул чемпиона мира по борьбе. Это произошло вскоре после того, как он стал полноправным гражданином Америки – получил гражданство. Впрочем, мировое чемпионство тогда присваивалось за здорово живёшь в любом городе, где только собиралась арена для реслинга. Полтора года подряд Тийе ездил в турне по Америке, подтверждая свою славу непобедимого и доподлинно ужасного.

Его карьера развивалась стремительно. В годы Второй мировой войны, в Бостоне (Массачусетс), промоутер Пол Боузер представлял Тийе благороднейшей публике под псевдонимом Французский Ангел в качестве собственного открытия, суперстар. К этому моменту Тийе уже освоил все правила игры, в которой ему следовало поддерживать свой имидж злобного и коварного малого, способного, не моргнув глазом, откусить кому-нибудь оба уха вместе с головой до пояса. Он рычал, плевался, издавал нечеловеческий вой, дотоле не слышанный ни от кого на ринге, он вёл себя как настоящий сказочный великан-людоед. Или как Шрек, когда тому придёт охота испугать людей. Смотреть на Тийе ходили толпы. Весной 1940 года он выиграл бостонский чемпионат мира и удерживал свой титул непобедимого два года подряд, после чего точно так же уделал всех соперников в Монреале. Как следствие, у Тийе появились подражатели-ревуны, прихватившие себе и его прозвище ангела, только с модификациями вроде Шведский Ангел или Берлинский Ангел. Этих он валил одной левой.

Увы, сказочные огры не выдерживают столкновения с реальной жизнью. Спортивной карьере Тийе не суждено было длиться долго. Уже через несколько лет после победного шествия по Америке он слёг с навалившимися на него мигренями. Он перестал спать – его мучили ночные кошмары. Карл Паджэлло, его единственный ближайший друг, не раз выслушивал жалобы на сновидения, во время которых бедняга видел всё новые трансформации своего тела. Потом однажды прямо на ринге он внезапно перестал видеть. Зрение вернулось после отдыха, но стало понятно, что дальнейшее участие в спортивной жизни невозможно. И хотя он всё равно продолжал время от времени развлекать публику своими людоедскими шутками, рёвом и агрессивными выпадами, выходя на ринг, но это была уже скорее показуха, нежели серьёзная претензия на победу. Вот когда он и вправду стал балаганным огром. В последний раз он вышел на ринг в 1953 году в Сингапуре, проиграв бой не менее знаменитому тогда борцу Берту Ассирати. 

И так бы он и канул в небытие, этот «людоед арены», если бы не чикагский скульптор Луис Линк, заинтересовавшийся внешностью Тийе настолько, что налепил с него бюстов. Уцелевшие из них сохранились в истории. Например, один хранится в чикагском Международном музее научной хирургии как напоминание об игре природы, однажды посмеявшейся над хорошим человеком. Скульптор Линк сумел передать в своих произведениях не только знаменитое уродство Тийе, но и его доброту, его обаяние и мягкость, сокрытые в складках его огромного лица – голова Тийе в среднем была раза в три больше обычной, человеческой. Он был вылитый великан из средневекового эпоса. 

Он умер, как и было предсказано добрым доктором, едва достигнув пятидесятилетнего возраста, от сердечного приступа, настигшего его после известия о смерти самого дорогого друга – того самого Карла Паджэлло, сделавшего из него реслера, «великана-людоеда» и Французского Ангела. И возродился к жизни в виде смешного и трогательного Шрека – более чем через полвека после смерти. Между прочим, студия DreamWorks, некогда представившая миру своего обаятельного Шрека, тщательно скрывает происхождение персонажа. Видимо, чтобы не повадно было наследникам, буде такие отыщутся, поживиться за счёт доброй памяти. 

Тийе не оставил наследства, только память о себе – новеллу о том, как самые плачевные обстоятельства подвластны силе человеческого духа. Дружеская же память о Морисе Тийе осталась только самая добрая. Те немногие люди, которых он называл друзьями (вот кто мог быть уверен, что любят его не за красоту), успели рассказать о нём только самое прекрасное и даже романтическое. Он любил жизнь, не считал ее жестокой, даже наоборот – приписывал своей судьбе свойство «эксклюзивности» и был этим доволен. И друзей своих любил без преувеличения смертельно. Карл Паджэлло, лучший друг и промоутер Мориса Тийе, скончался от рака в 1954 году, в этот же день 4 сентября от сердечного приступа умер и наш герой. Сбылось предсказанное добрым доктором «максимум пятьдесят лет, голубчик». Сердце пятидесятилетнего «огра» не выдержало потери друга. «Смерть не в силах разлучить друзей» – написано на надгробии их общей могилы, которую сегодня частенько показывают любопытным как «могилу Шрека». Вот так хороший, но некрасивый человек стал ужасным, но очень привлекательным великаном. Поистине, в большом уродстве, как в великой красоте, есть что-то колдовское, навсегда привлекающее людей.