Величайшие минареты, замки, храмы, площади и целые города: 15 самых красивых кирпичных строений

Минарет Мальвия в Самарре, Ирак, 849–852 годы

Минарет Мальвия в Самарре

Самарра находится на берегу реки Тигр, в той местности, где возникла древнейшая на Земле цивилизация. По местным меркам минарет — сравни­тельно молодое сооружение: зиккурат в Уре, например, датируется XXI веком до н. э. Но месопотамские памятники строились из необожженного кирпича: в те времена между Тигром и Евфратом не хватало не только камня, но и де­рева, которое можно было бы пустить на топливо. Поэтому сооружения легендарных Ура и Ниневии археологи нашли в виде оплывших груд глины. Другие подобные постройки были основательно разрушены. Например, Вави­лон времен Семирамиды, где уже отчасти использовался обожженный и даже глазурованный кирпич, подвергался разрушениям и в древности, и потом, в XIX веке, а в своем сегодняшнем виде достопримечательность была отстроена уже в 1990-х годах при Саддаме Хусейне.

Минарет выглядит как архетипическая Вавилонская башня, но это уже исламское сооружение, часть комплекса Большой мечети. Построены они по приказу халифа аль-Мутаваккиля, внука Гаруна аль-Рашида, героя «1001 ночи». Халиф, слывший поклонником прекрасного — женщин, роз, а также архитектуры, — старался сделать Самарру, ставшую на полвека столи­цей Аббасидов, прекраснее Багдада. О великолепии дворца халифа теперь можно только догадываться, и даже от мечети, вмещавшей 80 тысяч моля­щихся, остались только наружные стены. Остальное в 1278 году разрушили войска монгольского хана Хулагу. Минарет же оставался целым до 2005 года, когда на его верхушке взорвалась бомба. 

Башня высотой 52 метра устроена по тому же принципу, что древние зикку­раты: она состоит из сплошной кирпичной кладки, и только наверху есть небольшое цилиндрическое помещение. В основании башни — квадратный подиум со стороной 33 метра, а дальше конус обвивает открытая спиральная лестница, из-за чего минарет и называется Мальвия — «Спиральный». По ши­ро­ким (в два метра) ступеням наверх поднимались муэдзины, но главное назначение минарета — славить Аллаха необычайной для своего времени высотой.

Замок Мариенбург в Мальборке, Польша, основан в XIII веке

Замок Мариенбург в Мальборке

Когда замок на фотографии похож на картинку в книжке со сказками, это обычно значит одно: его основательно отреставрировали в XIX веке. Это верно и в случае с Мариенбургом. Позже ему сильно досталось во Вторую мировую, так что пришлось заново отстраивать, и тут очень кстати пришлась докумен­тация, оставленная первыми реставраторами. Тем не менее замок включили в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, и совершенно справедливо: это самый грандиозный образец кирпичной готики в мире. 

Активно использовать обожженный кирпич начали римляне, придумав надежный связующий раствор. После падения Римской империи технология была в основном утрачена на территории Западной Европы, но кирпич продолжали использовать в Византии, откуда его переняли арабы. В Балтий­ский регион его принесли из Святой земли крестоносцы Тевтонского ордена. Рыцари, уже вытесненные к тому времени из Иерусалима и остановленные Александром Невским на пути в русские земли, во второй половине XIII века сосредоточились на христианизации прусских и литовских язычников, а заодно на захвате земель польских христиан. Тогда и был построен на реке Ногат замок, названный в честь Девы Марии, покровительницы Тевтонского ордена.

Первоначально Мариенбург предназначался всего-навсего для главы регио­нального подразделения ордена — комтура, но и на первом этапе он строился с большим размахом: в хозяйственных ведомостях за 1278–1280 годы значится 4 480 000 единиц кирпича и черепицы. В 1309 году в замок переехал из Вене­ции высший руководитель ордена — великий магистр Зигфрид фон Фейхтван­ген. Естественно, за сменой статуса последовало заметное расширение, в резуль­тате которого крепостные стены охватили площадь 210 тысяч квадратных метров. 

Мариенбург состоит из трех частей: Верхнего, Среднего и Нижнего замка. В Нижнем под защитой крепостных стен жил обслуживающий персонал и крестьяне; в Среднем в XIV веке размещался богато украшенный дворец великих магистров; самое заметное здание Верхнего замка — костел Девы Марии. С воды все это складывается во внушительную композицию из прямо­угольных и круглых объемов, остроконечных шатров и щипцов. 

Стены не выглядят особо высокими, но построены по всем правилам форти­фикационной науки и окружены водой со всех сторон. Осадившие замок в 1410 году польско-литовские войска не смогли его взять, но вскоре после осады ордену пришлось отдать его за долги богемским наемникам, а те уже продали его в 1457 году польскому королю Казимиру IV. Тевтонская столица переместилась в Кенигсберг, а Мариенбург превратился в резиденцию поль­ских королей. Перестраивать его не стали: дворец великих магистров с анфи­ладой просторных и высоких залов под нервюрными сводами не уступал великолепием королевскому дворцу в Кракове.

Пьяцца-дель-Кампо в Сиене, Италия, 1279–1349 годы

Пьяцца-дель-Кампо в Сиене

Кирпич для Сиены — основа идентичности города. Мягкий оттенок, полу­чающийся при обжиге местной глины, дал название краске: «сиена жже­ная». В XIII–XIV веках, когда Сиенская республика переживала расцвет, производство строительной керамики находилось под строгим контролем. Были установлены единые размеры кирпича (примерно 30 на 15 на 7,5 см) и изготовлен мраморный эталон, с которым каждый желающий мог свериться в зале городского совета.

Стандартный кирпич не только обеспечивал высокое качество строительства, но и символизировал высокий уровень благосостояния всех граждан респуб­лики. Ансамбль главной площади Пьяцца-дель-Кампо, выстроенный на месте разросшихся древних поселений, стал красноречивым тому свидетельством. 

Площадь имеет форму раковины или неглубокого амфитеатра, спускающегося к мягко изогнутому фасаду палаццо Публико, где заседало городское прави­тель­ство — Совет девяти. Сходящиеся к площади улицы разделяют ее прост­ранство на десять секторов равного размера, и это членение подчеркнуто мощением: девять, по числу членов совета, полос травертина разделяют плоскости уложенного елочкой кирпича.

Обрамляющие площадь дворцы знатнейших семейств имеют равную высоту и не спорят друг с другом пышностью убранства. Выделяется только палаццо Публико, нижний ярус которого выстроен из камня, и дозорная башня Торре-дель-Манджа, у которой, наоборот, кирпичная стена с каменным заверше­нием. 

Пространство площади, свободное и одновременно защищенное, как бы приглашает проводить на ней больше времени. Увы, завершение ансамбля совпало с началом упадка республики: за год до замощения площади, в 1348 году, чума унесла жизни двух третей из 50-тысячного населения Сиены, после чего город навсегда уступил первенство в Тоскане своему сопернику — Флоренции.

Собор Сен-Сесиль в Альби, Франция, 1282–1492 годы

Собор Сен-Сесиль в Альби

Структура готического храма — каркасная система стрельчатых арок, пере­дающих распор свода на контрфорсы с помощью аркбутанов — рассчитана на свойства камня, способного выдержать значительное давление. Кирпич же под действием сжатия крошится, поэтому кирпичная готика, используя принцип распределения распора по отдельным точкам, нуждается в более массивных контрфорсах и вынуждена обходиться без воздушных аркбута­нов, и поэтому не может освободить в стенах место для больших витражей. Эти «недостатки» переработались в особый образный язык, и один из самых успешных примеров его использования можно увидеть в соборе Сен-Сесиль.

Город Альби на юге Франции, в Окситании, был в раннем Средневековье одним из центров еретической христианской секты — катаров (или альбигойцев). Против альбигойцев был направлен Первый крестовый поход в христианских землях (1209–1229), после которого Окситания была аннексирована Францией.

Собор, символ победы над местной ересью, начали строить по поручению главы альбийской инквизиции епископа Бернара де Кастане (время епископ­ства — с 1277 по 1307 год). Здание строилось в новом французском стиле — готическом, но с использованием местного материала — кирпича. Главная идея готики — претворение тяжелой материи в визуально легкие конструкции с помощью духа — наилучшим образом иллюстрировала пункт, в котором католическая церковь расходилась с катарами: для тех материальный мир однозначно связывался со злом.

Необходимые для кирпичной кладки широкие контрфорсы сделаны в Альби полукруглыми, из-за чего собор стал восприниматься как нерушимая крепость веры — метафора, важная в эпоху религиозных войн. Впрочем, это не только метафора: собор вполне приспособлен для нужд обороны, а его крипта 12-мет­ровой глубины могла служить укрытием для церковных ценностей. Внутри же здание церкви, обращенное к прихожанам, просторно, светло и нарядно. Зальное пространство не имеет столбов и перекрыто высоким, 30-мет­ровым сводом.

Строительство вчерне закончилось в 1383 году, на полвека позже, чем был сожжен на костре последний катар, а в 1492-м была достроена мощная 78-мет­ровая колокольня, окончательно утвердившая торжество католичества, которому уже очень скоро придется отвечать на вызов Реформации.

Мечеть Селимие в Эдирне, Турция, 1569–1575 годы. Архитектор — Синан

Мечеть Селимие в Эдирне

Мечеть в Эдирне — вершина эволюции типа купольного здания, восходящего к римскому Пантеону. Постройка большого купола всегда сложная инженерная задача, ведь его свод давит не только вниз, но и в стороны, грозя обрушить стены. В константинопольском храме Святой Софии (532–537) грандиозное подкупольное пространство (центральный купол диаметром 31 метр поднят на высоту 51 метр с помощью системы полукуполов), но распор сводов удержи­вают колоссальные массивы кирпичной кладки, так что снаружи собор выглядит бесформенной глыбой.

Захватившие в 1453 году Константинополь турки были потрясены величием Святой Софии. Она стала образцом для новых османских мечетей, но архитек­торы старались дать купольному внутреннему пространству достойную внеш­нюю оболочку. Больше всех в этом преуспел зодчий Синан, испробовавший несколько комбинаций куполов, полукуполов и арок, чтобы добиться нужного эффекта. Построив мечеть Селимие в Эдирне, он достиг своей цели. Полусфе­риче­ский купол диаметром 31,25 метра опирается на восемь столбов, встроен­ных в стены квадратного основного объема. Тяжесть распределяется через стрельчатые арки в восьмигранном барабане, а распор передается небольшими полукуполами на наружные стены окружающей центральный куб галереи. Углы восьмигранника поддерживают ступенчатые контрфорсы, заканчиваю­щиеся невысокими башенками (достижения готики Синану были известны), а завершают стройную композицию четыре высоких минарета по углам квадрата.

Один мощный купол, определяющий силуэт мечети вместо обычной «горки» небольших куполов, выражает идею единства, важную для утверждения могущества султана Селима II, заказчика Синана. С ритуальной точки зрения у Селимие есть большое преимущество перед традиционными мечетями: михраб (ниша, указывающая направление на Мекку и, соответственно, служащая фокусом молитв) виден из любой точки внутреннего пространства.

Город Шибам, Йемен, XVI–XIX века

Город Шибам в Йемене

Кирпичи, из которых построены дома йеменского Шибама, сделаны из смеси глины с соломой и высушены на солнце, а не обожжены на огне, для которого требуется слишком много дефицитного в этих краях дерева. Дожди в Южном Йемене — редкость, так что постройки из сырцового кирпича если и немного подмокнут, то быстро высыхают и стоят веками.

Главная опасность для них — разлив реки Вади-Хадрамаут, откуда жители берут воду для сельского хозяйства. После крупного наводнения 1532–1533 годов город пришлось отстраивать заново. Тогда и возникла уникальная планировка, из-за которой Шибам называют «Манхэттеном пустыни»: прямоугольная сетка улиц, застроенных башнями, высоко поднимающимися над плоской речной равниной. С помощью системы дамб и каналов удалось защитить от паводков небольшое возвышение, на котором образовалась сверхплотная среда из примыкающих друг к другу башен высотой пять-семь этажей. Помимо воды, обитателям грозила не менее сильная опасность — нападения соперничающих племен. Поэтому город обнесен укрепленной стеной с узкими воротами, а на первых этажах жилых домов нет окон и очень мало дверей, зато между дружественными домами устроены переходы в верхних уровнях. Высота дома определяет престиж рода, так что для семей сыновей часто надстраивали этаж над жильем родителей. Общее население города колебалось от 5 до 13 тысяч человек.

Большинство сохранившихся домов относится к концу XIX — началу XX века, когда торговля с Азией принесла жителям Шибама новые доходы. Однако тогда еще точно соблюдалась традиционная строительная технология, и поздние дома не отличаются от самых старых. Выстроенная из кирпича-сырца башня покрывается слоем штукатурки из пережженного известняка, а поверх еще обмазывается слоем глины. Благодаря часто поновляемой обмазке дома не выглядят ветхими, а город в целом смотрится как единая глиняная скульптура.

Церковь Покрова в Филях в Москве 1690–1694 годы

Церковь Покрова в Филях в Москве

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Филях — эталонный образец «московского барокко», стиля рубежа XVI–XVII веков, отличающегося эффектными объемными композициями и сочетанием красных кирпичных форм с белокаменным декором. Этот стиль называют также «нарышкинским» по имени важного заказчика, Льва Кирилловича Нарышкина, дяди Петра I. Имение Фили было пожаловано дяде племянником в вотчинное владение в 1689 году. Боярин Нарышкин построил там церковь в благодарность за свое спасение во время поднятого царевной Софьей стрелецкого бунта и в память о погибших братьях. Церковь, таким образом, получила свойственный мемориальным храмам центрический план, а также башенную композицию: друг на друга поставлены зимняя (отапливаемая) и летняя церкви, а над ними — колокольня.

Эта церковь воспроизводит тип идеального храма итальянского Ренессанса с четырехлепестковыми ярусами храма. В свое время его привез в Москву Алоизио Ламберти да Монтиньяна, построивший в 1514–1517 годах собор Петра Митрополита в Высоко-Петровском монастыре (этому монастырю также покровительствовали Нарышкины).

Но поскольку в 1690 году времена Ренессанса уже прошли, композиция усложнилась: четырехлистник поделен на два яруса по высоте, над ним поднялся кубический объем летней церкви, а еще выше — три последовательно уменьшающихся восьмигранных яруса колокольни. Самый нижний уровень, подклет, в котором находится нижняя церковь, опоясан галереей, с которой на три стороны расходятся открытые крыльца, каждое из которых завершается полукруглым выступом, вторящим рисунку основного объема. На выступаю­щих полукружиях (экседрах) на стройных барабанах установлены граненые луковичные купола, вместе с центральным образующие традиционное русское пятиглавие. Еще больше силуэт усложняют завершающие ярусы парапеты, в формах которых, как и в «разорванных» фронтонах над окнами, узнаются отблески европейского барокко, пришедшего в Россию через Польшу.

Новая Голландия в Санкт-Петербурге 1770–80-е годы Архитекторы — Савва Чевакинский, Жан-Батист-Мишель Валлен-Деламот

Новая Голландия в Санкт-Петербурге

Торжественный ансамбль Новой Голландии — это всего-навсего склад для хранения корабельного леса. Вскоре после устройства Адмиралтейской верфи (1704) на левом берегу Невы образовались склады, в 1717 году параллельно руслу реки был прорыт Адмиралтейский канал (сейчас большая его часть засыпана), а между Невой и Мойкой — Крюков канал. В 1732 году остров, образованный каналами и рекой Мойкой, передали Воинской морской комис­сии, которая сосредоточила там лесные склады. К началу 1760-х пришла пора заменить первоначальные деревянные сараи на каменные. Созданная в 1762 году Комиссия о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы требовала, чтобы облик сооружения был достоин столицы, а Адмирал­тей­ство — чтобы строения были функциональны.

Главный архитектор Адмиралтейств-коллегии Савва Чевакинский, только что закончивший барочный Никольский морской собор, придумал систему вертикального хранения бревен в так называемых конусах — нишах, имеющих в поперечном разрезе форму усеченных треугольников. По утвержденному в 1765 году проекту предлагалось построить по периметру острова кирпичные галереи с 63 такими конусами разной высоты, рассчитанными на разной длины бревна, — это отразилось в ступенчатом построении корпусов. Внутренний двор с каналом и гаванью предназначался для разгрузки и загрузки барж, а также обтесывания деревьев.

Оформление фасадов Чевакинскому не доверили, а поручили модному иностранному архитектору Жан-Батисту-Мишелю Валлен-Деламоту. Француз владел новым классическим стилем и вместо нарисованной Чевакинским барочной лепнины окружил высокие арочные окна рустом, а ключевые места — угол на слиянии Крюкова канала с Мойкой и арку над отходящим от Мойки внутренним каналом — оформил гранитными колоннами тоскан­ского ордера и выдвинутым вперед антаблементом. 

Склады начали работать в 1773 году, но проект так и остался незавершенным. Не была построена часть корпусов, не получила архитектурного оформления арка с Крюкова канала, и, что немаловажно, стены не были покрыты штука­туркой. Со временем эта недоделка стала восприниматься как самостоятельное эстетическое качество, немаловажное для романтического облика Новой Голландии.

Вокзал Сент-Панкрас в Лондоне, Соединенное Королевство, 1866–1868 годы Архитектор — Джордж Гилберт Скотт, инженер — Уильям Генри Барлоу

Вокзал Сент-Панкрас в Лондоне

Великая французская революция и Наполеоновские войны подтолкнули многие страны севера Европы к мысли о том, что готика им роднее клас­сицизма. В викторианской Англии «готическое возрождение» пропаганди­ровали влиятельнейший теоретик искусства Джон Рёскин и автор нового здания парламента Огастес Пьюджин. Оба утверждали, что готические формы, во-первых, христианского происхождения и морально превосходят «языче­ские» классические, а во-вторых, ажурные стрельчатые арки могут легко быть приспособлены для любых современных типов зданий. 

Вокзал Сент-Панкрас предельно убедительно демонстрирует второй тезис, соединяя самую передовую инженерию, новые функции и эффектную готическую декорацию. Крупнейший на момент постройки металлический свод дебаркадера, перекрывающий пролет 74 метра, отгорожен от Юстон-роуд четырехэтажным зданием гостиницы с башней высотой 82 метра. 

Грандиозные для XIX века масштабы отзываются на стремительную урба­низацию — за первую половину столетия население Лондона выросло больше чем вдвое, достигнув 2 300 000 человек, а за вторую утроилось. Рост населения повлек за собой беспрецедентное увеличение объема строительства, и именно поэтому привычный для английской архитектуры камень пришлось заменить на кирпич. 

Джордж Скотт, один из самых плодовитых архитекторов викторианской готики, и не думал маскировать «неблагородный» материал: наоборот, он выбрал максимально яркий оттенок, чтобы еще больше выделить свое здание из окружения. За отсутствием прецедентов в отечественной архитектуре, он обратился к северогерманской кирпичной готике и типологии ратуши, предполагающей несколько ярусов стрельчатых окон над галереей и башню над порталом. Он с легкостью дополняет красный кирпич не только серым и светло-песочным камнем, но и новыми материалами — чугуном (из него сделаны балконы и «парящая» парадная лестница) и бетоном, использованным для противопожарных полов.

Модернистская критика XX века очень осуждала такое несоответствие между средневековой формой и современным наполнением. Сент-Панкрас чуть было не снесли, но в 1967 году Обществу защитников викторианской архитектуры удалось поставить его на охрану. С тех пор вокзал стал принимать скоростные поезда из Франции, отель был полностью модернизирован, а нарядный кирпич­ный фасад тщательно отреставрирован.

Конторское здание Чилихаус в Гамбурге, Германия, 1922–1924 годы. Архитектор — Фриц Хёгер

Конторское здание Чилихаус в Гамбурге

Кирпичная архитектура пришла в Гамбург еще в XII веке. Большой товаро­оборот одного из важнейших городов Ганзейского торгового союза требовал крупных — и желательно пожаропрочных — складов. После образования в 1871 году единого германского государства, лишившего Гамбург таможенной автономии, городу удалось сохранить себе зону свободного порта. В конце XIX — начале XX века на берегу Эльбы был выстроен грандиозный складской комплекс, определивший лицо нового Гамбурга. Суровую функциональность многоэтажных складов смягчали черты традиционной северогерманской архитектуры, такие как ступенчатые фронтоны и круглые лестничные башни. 

Чилихаус — одно из первых крупных зданий, построенных в Германии после Первой мировой войны. Заказчик, Генри Сломан, разбогател на ввозе из Чили селитры, используемой в производстве пороха. В 1921 году, на пике гипер­инфля­ции, он смог приобрести в зоне свободного порта участок площадью 6000 кв. м и за три года выстроил на нем 11-этажный дом.

Такая уникальная ситуация позволила появиться крупнейшему сооружению кирпичного экспрессионизма. Это направление в архитектуре 1920-х годов не опиралось на машинную эстетику, как интернациональный модернизм, а заостряло выразительность, присущую утилитарным кирпичным постройкам.

Ключевое слово тут — «заостряло». Чилихаус острый и в буквальном смысле: Хёгер максимально использовал особенность конфигурации участка, придав острому углу здания сходство с носом корабля. Но еще он поменял восприя­тие материала: для облицовки наружных стен архитектор выбрал клинкерный кирпич, изготовленный из огнеупорной глины (шамота), прессованный и обожженный при высокой температуре вместе с торфом, — темный и плот­ный. Такая техника сама по себе дает вариативность оттенков, позволяю­щую избежать монотонности, но в Чилихаусе еще использована фигурная кладка — мерно-ритмичная на основном протяжении стен и весьма прихотливая в уровне галерей и обрамлении порталов, что никак не дает отвлечься от материальности и скульптурности здания.

Дом Мельникова в Москве 1927–1929 годы. Архитектор — Константин Мельников

Дом с мастерской архитектора Мельникова

Из всех архитекторов русского авангарда Мельников — самый большой оригинал. Для каждого проекта он придумывал новый прием, не всегда реализуемый (как, например, бассейн под раздвижным полом фабрики «Буревестник»), и ругал «тугое младенчество техники». Большинство своих коллег он не жаловал, зато очень ценил инженера Владимира Шухова, вместе с которым построил два крупных гаража в Москве: Бахметьевский и на Новоря­занской улице. Шухов изобрел несколько видов сетчатых конструкций из ме­талла. Возможно, они и подсказали Мельникову конструктивное решение дома, который он построил для себя в Кривоарбатском переулке. Мало того, что межэтажные перекрытия держатся на решетке из поставленных на ребро досок, — сетчатую структуру имеют и кирпичные стены.

Построить собственный дом в центре советской столицы Мельникову разре­шили под предлогом проведения общественно-полезного эксперимента: его семья должна была на себе проверить, как жить в доме, составленном из двух врезанных друг в друга цилиндров, и можно ли в будущем строить такие многоквартирные многоцилиндровые дома для пролетариата. Эксперимент ему позволили потому, что он в этот момент был абсолютной звездой и вел строительство сразу пяти рабочих клубов необычайной архитектуры. Но при всех мельниковских гонорарах бюджет на строительство дома был очень скромным, и, чтобы извлечь из него максимум, требовалась особая изобре­тательность. Экономии материалов служила, для начала, сама придуманная форма: цилиндр охватывает максимальный объем при минимальной поверх­ности стен. Но еще большую экономию давала конструкция стен: кирпичи укладывались со сдвигом таким образом, что в поверхности осталось 124 шестигранных проема, причем равномерно распределенная нагрузка обеспечила достаточную прочность. Половина проемов была затем превра­щена в окна, другая — заполнена строительным мусором и заштукатурена.

В то время как мельниковские современники-конструктивисты страдали от невозможности строить дома с плоскими крышами и ленточными окнами, потому что в стране не хватало металла для железобетона, и заменяли горизонтальные ленточные окна вертикальными, Мельников по максимуму использовал возможности обыкновенного кирпича.

Церковь Христа-труженика в Атлантиде, Уругвай, 1952–1960 годы Архитектор — Эладио Диесте

Церковь Христа-труженика в Атлантиде

Атлантида — центр сельского прихода в 45 км к востоку от Монтевидео. В 1952 году местный предприниматель Альберто Гвидиче решил построить для своих соседей новую церковь. Располагая небольшим бюджетом, он решил, что церкви для крестьян архитектор не нужен, достаточно инженера. Однако при­глашенный Гвидиче молодой инженер Эладио Диесте только и ждал возмож­ности проявить себя как художник. Поклявшись заказчику, что эксперименты с формой не помешают вписаться в бюджет, он придумал принципиально новый тип кирпичной оболочки. Стены, прямые на уровне земли и волнистые наверху, гасят распор волнистого свода, работая вместе с тонкими стальными тягами, скрытыми в углублениях крыши и закреп­лен­ными в железобетонных балках, положенных на верх стен. Толщина стен и свода — всего два кирпича: к счастью, мягкий климат не требует серьезной теплоизоляции. 

Диесте выбрал кирпич немного уже и длиннее стандартного, подчеркивая горизонтали, ведущие глаз по поверхности «волн». При всей сложности формы строительство вели неквалифицированные рабочие. Легкие деревянные леса удерживали лекала верхней границы «волн», от лекал к прямой линии низа стены были натянуты веревки, и дело рабочих было аккуратно укладывать ряды кирпичей и раствора, следуя этим направляющим. Конструкция работает таким образом, что ее прочность не страдает от встроенных среди кирпичной кладки небольших окон.

Торцевые стены свободны от нагрузки, так что форма для них могла быть выбрана любая. Задний фасад очень лаконичен; обращает на себя внимание только ниша за алтарем: ее стена наклонена внутрь, чтобы на алтарь, сделан­ный из едва обработанного валуна, падал естественный свет. Главный фасад скульптурен: над ним вздымается вышедшая за пределы внутреннего прост­ранства волна перекрытия, далее следует похожая на плетеную корзину стена, многочисленные отверстия в которой заполнены плитами оникса, пропускаю­щими внутрь рассеянный свет. В нижней же части стены изгибаются, приглашая прихожан войти.

Диесте, профессиональное становление которого пришлось на годы интел­лектуального и культурного расцвета Уругвая, всю жизнь работал с кирпичом, самым характерным для архитектуры этой страны материалом, и изобрел для него столь же новаторские и художественно выразительные конструкции, как в те же годы Пьер Луиджи Нерви и Феликс Кандела создавали из железо­бетона.

Индийский институт управления в Ахмадабаде, Индия, 1962–1974 годы Архитектор — Луис Кан

Индийский институт управления в Ахмадабаде

Самый известный факт из жизни великого американского архитектора Луиса Кана — что он разговаривал с кирпичами. По крайней мере, он советовал своим студентам искать вдохновения таким образом:

«Ты говоришь кирпичу: „Чего ты хочешь, кирпич?“ И кирпич тебе отвечает: „Я хочу арку“. И ты говоришь кирпичу: „Послушай, я тоже хочу арку, но это дорого, и я могу использовать бетонную балку“. А потом ты говоришь: „Что ты об этом думаешь, кирпич?“ Кирпич отвечает: „Я хочу арку“».

В комплексе Индийского института управления множество арок, а также полностью круглых отверстий в кирпичных стенах. Проектируя бизнес-школу нового типа, Кан использовал приемы традиционной индийской архитек­туры — такие, как устройство открытых галерей, предохраняющих от пере­гревания стены расположенных за ними помещений, но при этом и внедрял непривычные для индийцев практики строительства: обычно кирпичные здания в Индии покрывались штукатуркой, скрадывающей погрешности кладки. Кирпич был выбран основным строительным материалом, потому что его изготовление и кладка давали работу большому количеству человек. Но быстро выяснилось, что низкоквали­фициро­ванные рабочие не могут обеспечить качества, которого от них требовал архитектор. Кан же придавал большое значение правде материала, не терпел штукатурки и, кроме того, хотел, чтобы кирпичные стены напоминали о своей физической связи с индийской почвой. Поэтому он проводил много времени на стройплощадке, обучая рабочих правильно выкладывать арки и тщательно исполнять другие детали открытых кирпичных стен. «Они сначала не понимали, что не всякая кривая между двумя точками — арка. Их первые попытки мне хотелось оставить в качестве игровой площадки для детей», — рассказывал Кан впоследствии.

Кан умер на этой работе: его сердце не выдержало нагрузки при очередном сложном перелете из Индии в США, — но он оставил в Ахмадабаде множество хорошо обученных рабочих, а также набравшихся опыта под его руководством архитекторов. Главный помощник Кана в работе над Индийским институтом управления, Балкришна Доши, впоследствии сделал блестящую карьеру и в 2018 году был удостоен главной архитектурной премии в мире, Притцкеровской.

Исторический музей в Нинбо, Китай, 2003–2008 годы. Архитектор — Ван Шу

Исторический музей в Нинбо

Кирпич обычно и буквально — плоть от плоти места. По крайней мере, так было до наступления глобализации, сделавшей привычной доставку чего угодно на любые расстояния. Кирпич, из которого выстроен Исторический музей в Нинбо, вобрал в себя еще и время. Ван Шу использовал материалы из разрушенных при модернизации города исторических строений, а те, в свою очередь, вобрали в себя более ранние фрагменты. Местность на восточном побережье Китая, где расположен Нинбо, подвержена разрушительным тайфунам, и жители уже в давние времена приспособились вторично использовать стройматериалы, складывая из разнородных обломков новые стены. Эта техника называется «ва пан», и она передавалась из поколения в поколение столетиями, если не тысячелетиями, но с приходом индустриаль­ных методов строительства стала забываться. Ван Шу решил, что сохранение этой традиции важно в практическом, историческом и культурном отноше­нии и лучшего повода для этого, чем строительство Исторического музея, быть не может.

Концепция Ван Шу победила на конкурсе в 2003 году, но реализовать ее ока­залось не так-то просто: оказалось, что большинство местных мастеров уже не помнят, как класть «лоскутные стены», и, чтобы восстановить навыки, пришлось разыскивать умельцев, показывая жителям города фотографии кладки ва пан.

Построенный музей выглядит как рукотворная гора со срезами геологических отложений. Кирпичи разных размеров и оттенков перемежаются вкрапле­ниями черепицы и камня: ва пан пускает в дело все. Музей истории сам стал историческим экспонатом. Специалисты различают в его кладке, например, кирпичи династии Мин, то есть сделанные более 400 лет назад — они серые, длиной около 20 сантиметров; самому же старому из идентифицированных в стенах музея кирпичей 1500 лет, он был изготовлен в эпоху Тан. Для полно­стью перестроенного уже в наступившем тысячелетии города эта связь с древностью особенно ценна.

Базельский художественный музей. Швейцария, 2009–2016 годы Christ & Gantenbein

Новое здание художественного музея в Базеле

Проектируя в историческом центре Базеля новое здание художественного музея, бюро Christ & Gantenbein задалось целью создать единый ансамбль с существующим неоклассическим зданием 1930-х годов постройки. Не имити­руя стиль старого здания музея, новое согласовано с ним по высоте, по размеру окон и по форме: выступающему углу одного отвечает заглубленный угол второго, образуя в промежутке общее открытое пространство. Здание 1930-х годов облицовано серым камнем разных оттенков, и для фасада нового архитекторы подобрали сходный по тону кирпич: длинный и узкий, всего четыре сантиметра в высоту, он уложен чередующимися выступающими и заглубленными рядами, что подчеркивает материальность стены. Широкие полосы кирпича слегка отличающихся оттенков — внизу темнее, наверху светлее — придают фасаду подобие традиционных членений: цоколь, основная стена, фриз, аттик. При этом в трехметровой высоты фриз вмонтированы в зазорах между кирпичами подсвечивающие их светодиоды. Подсветка используется для проекции на фасад названий текущих выставок. Этот неожиданный прием напоминает о современности здания, которое иначе можно было бы принять за древнее сооружение, лишившееся своей облицовки и декора.

Объем здания выполнен из бетона, но кирпичный фасад — не облицовка, а «честная» самонесущая стена. Предъявляя новую работу на Венецианской биеннале 2016 года, швейцарские архитекторы объясняли, что они так понимают важнейший для современной архитектуры принцип сбережения ресурсов: самым экологичным будет здание, которое простоит века — и потому, что хорошо построено из прочных материалов, и потому, что деликатно вписывается в существующую ситуацию, так что ни у кого не возникнет желания его побыстрее снести.