Как в царской России решали жилищный вопрос: бараки, кровати по часам, доходные дома, больницы для рабочих

Квартирный вопрос

Проблема с жильём в Российской Империи тесно связана с историей крестьянства. Точнее, двумя процессами в его жизни: сведением лесом во многих областях России и тем, как воплотили в жизнь отмену крепостного права. Со сведением лесов всё просто: крестьянским семьям стало не из чего строить или расширять дома, и в избах становилось всё теснее. Отмена же крепостного права привела к тому, что многие помещики назло выделяли положенные бывшим холопам аршины земли в тех местах, где выращивать хлеб и другие культуры было невозможно: на песке, камне, болоте.

Чтобы не умереть с голоду, крестьяне массово подались в город или на активно строящиеся в то же время заводы вне городов. Всю эту резко сменившую место жительства массу народа надо было где-то и как-то расселять. При этом, понятное дело, никаких государственных жилищных программ не было, а с общей дешевизной труда быстро добыть денег себе на покупку квартиры или домика было невозможно.

Кроме крестьянства, крова лишились многие женщины, которые прежде жили у родственников, крёстных и просто благодетелей, как считалось, из милости. Считалось — поскольку на многих из них взваливали обязанности, подобные тем, которые исполняли приглашённые за деньги экономки или свои же холопки бесплатно.

Пришлось податься в города целыми семьями бедным дворянам, которые раньше жили за счёт своих немного численных крепостных — в городе грамотный человек мог найти хоть какую-то работу. Наконец, именно в шестидесятые годы девятнадцатого века юноши и девушки из разных городов массово подались в Санкт-Петербург, Москву, Казань, Киев для того, чтобы учиться. Умы молодёжи захватили идеи народников либо нигилистов, и эти идеи включали в себя необходимость образования.

Если посмотреть литературу двадцатых-сороковых годов девятнадцатого века и шестидесятых-восьмидесятых, мы увидим разницу в том, кто чаще всего снимает какие-нибудь «комнатюрки» и насколько обычным это становится со временем — сдавать и снимать комнаты, чуланы, чердаки, подвалы и углы, строить под сдачу многоквартирные доходные дома. В начале века съёмные каморки — удел молодых писарей из государственных контор, в конце таким образом живут студенты, просто бедные и образованные люди, целые семьи.

Бараки как решение вопроса

В больших городах активно создавались ночлежные и доходные дома. Жизнь в них была относительно дёшева. В то же время очень часто они представляли собой улей из крохотных каморок, с нужниками на улице (хотя унитазы со смывом были уже изобретены, они оставались дорогим удовольствием), часто без кухни или с одной кухней на несколько семей, с крохотными окнами в каморках. Владельцы домов часто заселяли всё, что только возможно заселить, включая затопляемые подвалы и тесные чердаки.

Пытались решить жилищную проблему и хозяева фабрик, в меру своей жадности и гуманности. Порой бараки для рабочих представляли что-то вроде хлева, только без перегородок — длинное помещение с парой буржуек, топить которые рабочие должны были за свой счёт, и соломой для сна прямо на земле. Чаще рабочие бараки представляли собой дом с одной общей комнатой, в которой тесно стояли кровати или нары. На этих постелях спали по часам, по очереди, из расчёта 4-8 часов на человека подряд. Дело в том, что часто на одного рабочего полагалось две смены по 6-8 часов в сутки, с перерывом на чужую смену той же или меньшей длины. Это очень мешало нормальному режиму дня.

Надо сказать, самая длинная продолжительность рабочего дня была на фабриках, где активно использовался женский и детский труд, вроде ткацких, фарфоровых и тому подобных. Дети и женщины считались вроде животных, более покорными и менее требовательными, чем «настоящий человек» мужчина. Им и платили меньше за более длинный день — мол, есть им надо меньше.

«Рогожники г. Рославля, например, встают в час полуночи и работают до 6 часов утра. Затем дается полчаса на завтрак, и работа продолжается до 12 часов. После получасового перерыва для обеда работа возобновляется до 11 часов ночи. А между тем, почти половина работающих в рогожных заведениях — малолетние, из коих весьма многие не достигают 10 лет» — пишет очевидец о совсем уж людоедском графике. Кстати, за рабочие часы не засчитывалось время, которое работник тратил на обслуживание рабочего места, а в тех местах, где работали почти круглосуточно, не делали спален — и на своём рабочем месте поспят.

В остальное нерабочее время — которого было не так уж много — рабочий мог сидеть за общим столом или, если погода хорошая, шататься по улице. В начале двадцатого века нередко специальный инспектор следил за тем, чтобы рабочие не разговаривали больше чем по двое — во избежание «политики». Женские общежития ничем не отличались от мужских. Были ещё семейные, с широкими нарами, на которых можно было спать вповалку с детьми. В семейных могла быть общая кухня с буржуйкой, но чаще готовили на личных керосинках, которым много места не надо, или питались всухомятку.

В образцовых рабочих общежитиях, как правило, общая комната убиралась по графику и хорошо проветривалась, кровать полагалась на одного человека и к каждой кровати прилагалось хозяйское одеяло. Такие общежития были похожи на спальни в пионерлагере, но вместо тумбочек вещи хранились в сундуках или узлах прямо на полу под постелью. В хорошем семейном общежитии кровати семей отделялись занавесками, было просторное общее пространство.

Наконец, некоторые фабриканты строили настоящие рабочие городки, в которых, в зависимости от квалификации работника и представлений хозяев о гуманности, рабочий мог выкупить в кредит домик или половину домика или мог жить в общежитии с общей кухней, но отдельными, пусть и небольшими, комнатами с простой мебелью и кроватями, отдельными для взрослых и детей. Такие общежития обязательно инспектировались: жёны рабочих, часто сами — такие же работницы, должны были держать их в чистоте, не допускать порчи имущества.

Самые гуманные фабриканты строили для рабочих клубы самодеятельности, библиотеки, школы, больницы, устраивали детские комнаты. К сожалению, закон никак не регулировал социальное обеспечение рабочих в городах или на предприятиях вне городов, так что это оставалось на доброй воле фабриканта. Увы, у большинство предпринимателей такой доброй воли не было. Очевидцы вспоминают, что фабричных работников всегда легко было узнать по худобе, анемии, порой налёту вынужденной неопрятности.

«При всяком заводе имеются рабочие избы, состоящие из помещения для кухни и чердака. Этот последний и служит помещением для рабочих. По обеим сторонам его идут нары, или просто на полу положены доски, заменяющие нары, покрытые грязными рогожами с кое-какой одежонкой в головах… Полы в рабочих помещениях до того содержатся нечисто, что покрыты слоем грязи на несколько дюймов…. Живя в такой грязи, рабочие распложают такое громадное количество блох, клопов и вшей, что, несмотря на большую усталость, иногда после 15–17 часов работы, не могут долго заснуть… Ни на одном кирпичном заводе нет помойной ямы, помои выливаются около рабочих жилищ, тут же сваливаются всевозможные нечистоты, тут же рабочие умываются…» — свидетельствует всероссийская фабричная инспекция 1900 года.

Надо сказать, что, по оценкам 1913 года, чуть меньше трети рабочих жили в условиях, сопоставимых с условиями жизни мещан, которых сегодня бы причислили к среднему классу, разве что питались похуже, почти без животных продуктов, и по-другому организовывали быт. Однако, увы, больше половины работниц и работников жили в условиях в лучшем случае «коммуналки».