О краже стало известно на следующий день, когда художник-реставратор пришел в Лувр, чтобы сделать копию «Моны Лизы», но картины на привычном месте не обнаружил. Все выходы из Лувра тут же перекрыли, провели обыск, который, увы, не дал результатов. Дело поручили одному из лучших французских сыщиков – Альфонсу Бертильону. Подозрение пало на работников музея, в том числе на директора, утверждавшего в недавнем интервью, что украсть «Мону Лизу» так же нереально, как похитить колокола собора Парижской богоматери. Шутники язвили: «Теперь на очереди Эйфелева башня!».
Бертильон использовал антропометрический метод: каждому подозреваемому измеряли рост, объем головы, длину рук и ног и т.д. Показатели сравнивали с занесенными в картотеку данными преступников – и таким образом определяли злоумышленника. Если, конечно, он был рецидивистом. Было и еще одно но: в картотеке Бертильона было около 100 тысяч преступников, и на обработку данных требовались месяцы.
При этом основатель антропометрического метода Бертильон дактилоскопию считал лженаучным методом, что сыграло роковую роль в этой детективной истории. Дело в том, что на боковой лестнице, которой пользовались лишь служители Лувра, обнаружили пустую раму «Джоконды», на ней был виден след краски с отпечатком пальца. И в полицейской базе данных по этому отпечатку можно было найти злоумышленника, ранее имевшего проблемы с законом.
Однако в одном Бертильон был прав: к похищению «Моны Лизы» действительно был причастен работник Лувра. Молодой итальянец Винченцо Перуджа незадолго до происшествия устроился в музей сезонным рабочим. Он был стекольщиком и изготовил защитный экран для великого полотна да Винчи. А после, в понедельник, когда в Лувре не было посетителей, проник в зал, снял картину со стены, вышел на боковую лестницу, вынул из рамы, завернул в куртку и спокойно вышел из музея.
Французская пресса обвиняла немцев в провокации: якобы кайзер приказал украсть «Джоконду», чтобы продемонстрировать слабость Франции. Немецкая пресса в ответ обвиняла французов, стремившихся развязать войну. И те, и другие были далеки от истины. Так же, как и те, кто обвинял художников-авангардистов во главе с Пикассо, заявлявших о том, что классическая живопись никому не нужна. В числе подозреваемых был также аргентинский коллекционер Эдуардо де Вальфьерно, который незадолго до похищения заказал 6 копий «Моны Лизы». Все копии он продал, выдавая их за украденный оригинал. По некоторым данным, именно он и организовал похищение картины, а Перуджа стал всего лишь исполнителем. Заработав миллионы на подделках, Вальфьерно скрылся – оригинал был ему больше не нужен.
Кто бы ни был истинным организатором преступления, избавляться от украденного исполнителю пришлось самостоятельно. Вот тут-то все и раскрылось. В декабре 1913 г. флорентийскому антиквару пришло письмо из Франции с предложением купить «Джоконду» да Винчи. Антиквар предложил ему встретиться, и вскоре во Флоренцию прибыл молодой человек, заявивший о том, что решил вернуть на родину произведение итальянского искусства, похищенное французами. Антиквар провел экспертизу и, убедившись в подлинности картины, обратился в полицию.
Винченцо Перуджа не отрицал своей вины и признался в том, что совершил кражу с единственной целью – восстановление исторической справедливости. Он хотел вернуть итальянцам то, что принадлежало им по праву. И поскольку суд проходил во Флоренции, его аргументы возымели силу: преступника приговорили всего к одному году заключения. «Мону Лизу» еще полгода выставляли в музеях Италии, а затем вернули во Францию. Вот только до сих пор находятся те, кто сомневается в том, что в Лувр вернулся подлинник, а не копия знаменитого шедевра.