В первые дни после 25 октября даже многие большевики не верили в успех переворота. Газеты вовсю издевались над восстанием РСДРП (б) и называли его «солдатским бунтом», авантюрой «рыцарей на час» и «мыльным пузырём», который вот-вот лопнет с прибытием в столицу войск с фронта. Но прошло ещё несколько дней — и «буржуазных» газет в Петрограде не стало. Революция позволила случиться многому, что до последнего казалось немыслимым. Александр Керенский и другие министры вплоть до 25 октября считали большевистский мятеж невозможным.
Временное правительство — от кризиса к краху
История Временного правительства — словно неудержимый забег от триумфа идеи свободы к «падению и позору России» (по выражению В. Д. Набокова). Обречённые министры с марта по октябрь 1917 года шли от кризиса к кризису. Пока существовало самодержавие, составлявших Временное правительство политиков объединяла по меньшей мере одна идея — свергнуть тиранию. Когда Николай II наконец отрёкся от престола, в считанные недели обнаружилось, что российские партии договориться в отсутствии общего противника не могут.
Россия готовилась к освобождению почти два столетия, но теперь уникальный исторический шанс ускользал от неё. Бесконечные дискуссии, заседания и склоки не дали правительству решить ни одной из самых насущных проблем русской жизни. Вопрос о земле оставался открытым, вопрос о мире даже и не ставился всерьёз — ещё весной министр иностранных дел П. Н. Милюков подтвердил курс России на «войну до победного конца». Даже «первая любовь революции» Керенский (министр, а затем председатель правительства) терял популярность из-за уговоров воевать и летнего наступления русской армии. Вопросом о власти также не успели заняться — Керенский осмелился лишь объявить Россию республикой в обход Учредительного Собрания, выборы в которое, как и само Собрание, всё откладывались.
Однако время работало против правительства и на радикализацию общества. Социальная база умеренных политиков стремительно сужалась. Росло число сторонников реставрации и ещё сильнее — большевиков и эсеров. РСДРП (б) с апреля по октябрь выросла с 80 до более 200 тыс. человек. Партийные газеты к осени расходились огромными тиражам в почти полтора миллиона экземпляров в неделю. Большевизировались солдаты петроградского гарнизона и моряки Балтийского флота.
Самое худшее — Керенский больше боялся угрозы «справа», чем «слева», и после провального июльского путча не воспринимал Ленина всерьёз. За несколько дней до 25 октября он столкнулся с В. Д. Набоковым, который описал ту беседу: «За четыре-пять дней до октябрьского большевистского восстания, в одно из наших свиданий в Зимнем дворце, я его прямо спросил, как он относится к возможности большевистского выступления, о котором тогда все говорили. «Я был бы готов отслужить молебен, чтобы такое выступление произошло» — ответил он мне. «А уверены ли Вы, что сможете с ним справиться?». «У меня больше сил, чем нужно. Они будут раздавлены окончательно».
Реальная политическая ситуация ускользнула от Керенского. 31 августа и 5 сентября Петроградский и Московский Советы поддержали резолюцию большевиков о необходимости взять власть в руки Советов. Вскоре РСДРП (б) получила в этих Советах большинство. 15 сентября Ленин начал призывать своих сторонников к вооружённому восстанию. Многие не хотели рисковать — ведь позиция набирающей влияние партии гораздо лучше перспективы поражения и ареста. Но за три недели Ленину удалось убедить их, что правительство к борьбе не готово. 10 октября ЦК принял решение о мятеже. Против проголосовали лишь двое — Л. Б. Каменев и Г. Е. Зиновьев, которым напоминали это потом так, что, должно быть, они прокляли тот день.
12 октября Петросовет сформировал ВРК (военно-революционный комитет) — боевую организацию, которую возглавил ненадолго П. Е. Лазимир, а затем Н. И. Подвойский. Большевиков поддержали левые эсеры. Большую роль в работе ВРК сыграли Ленин и Троцкий.
Во Временном правительстве знали об угрозе путча. В середине октября можно было легко обезопаситься при помощи генерала Алексеева — в Петрограде насчитывалось около 15 тыс. офицеров, 5 тыс. из которых он предлагал за 1−2 суток привлечь к охране правительства (такой охране действительно можно было доверять). Однако в тот момент Керенский отказался. Верные войска с фронта вызвали слишком поздно, а в самом городе министры начали принимать какие-то меры лишь 24 октября. Зимний дворец стоял беззащитный.
Вооружённое восстание — матросы, беспечность и забытые двери
Днём 24 октября Керенский приказал закрыть большевистские газеты и привести юнкеров на защиту Зимнего дворца, где заседало Правительство. Всё ещё казалось, что ситуация не критическая — большевики едва ли решатся на кровавый штурм, а если что, охрана продержится день-два, пока с фронта не подойдёт подмога. Дворец и ключевые пункты в городе патрулировали в тот момент не подвергшиеся большевизации воспитанники Петроградской школы прапорщиков-инженеров, 2-й Петергофской школы прапорщиков и гатчинской Школы прапорщиков Северного фронта — всего несколько рот, по разным данным, до тысячи человек (их перемещения по городу отследить сложно, некоторые уходили и приходили по разным причинам — офицеры считали, что в текущей политической ситуации только искренняя верность чего-то стоит).
Вечером разыгрался первый акт восстания. Отряды красной гвардии не дали развести мосты и отрезать Дворцовую площадь от рабочих районов Петрограда. Затем небольшие группы захватили Центральный телеграф, почтамт, главную телефонную и электростанцию, Московский и Финляндский вокзалы. Это были рабочие отряды Балтийского и Путиловского заводов (всего более 300 человек), а также других предприятий и некоторое количество большевизированных солдат Павловского, Кексгольмского и Измайловского полков (до нескольких тысяч человек). Патрули юнкеров они выдавливали довольно легко при смене караула. Гарнизон Петрограда держал нейтралитет.
К утру 25 октября Зимний дворец оказался практически в изоляции — вокруг площади собирались большевики. В Петроград подошли матросы-анархисты из Кронштадта и 11 боевых кораблей (всего несколько тысяч человек) — люди Подвойского. Около 10 часов из города сбежал Керенский. Глава правительства почуял, что дело плохо и поехал в штаб Северного фронта в Пскове, чтобы заручиться поддержкой армии. Вместо себя он оставил главнокомандующим министра государственного призрения Н. М. Кишкина. Во дворце имелись свой телеграф и телефон, и министры весь день воззваниями пытались склонить общественное мнение на свою сторону, успокаивая нервы в ожидании помощи с фронта. Город тем временем как будто жил обычной жизнью. О том, что что-то не так, свидетельствовали лишь группы юнкеров у входов в Зимний, наскоро сваленные здесь поленницы дров в качестве баррикад, и красногвардейцы вокруг.
Хотя дворец ещё был не взят, а министры не арестованы, около 14 часов 35 минут Ленин объявил открывшемуся в Петросовете II Съезду Советов о низложении Временного правительства: «Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, свершилась!» Но и он, и Троцкий понимали, что если Зимний не захватить, скоро станет очевидно, что переворота не произошло, и давили на ВРК. Подвойский мешкал — боялся неудачи и прибытия армии и надеялся, что правительство сдастся без кровопролития. Вечером 25 октября прибыло ещё 2−3 тысячи матросов Балтфлота, и численное превосходство большевиков стало многократным и абсолютным. А дворец за весь день пришли оборонять лишь 130 ударниц добровольческого женского батальона, ещё некоторое количество юнкеров и около 40 военных инвалидов во главе с капитаном на протезах — все они решили остаться по своей инициативе. Ещё была сотня казаков с пулемётами, но министры всё ещё пребывали в непонятных иллюзиях о пассивности противника и не решились отдать казакам приказ стоять до последнего. Оставив пулемёты юнкерам, казаки ушли.
Около шести часов вечера начались перестрелки: красногвардейцы стреляли в сторону юнкеров, те отвечали тем же — ружейным огнём. Спустя полчаса или час (сведения разнятся) ВРК предъявил Временному правительству ультиматум: или добровольная сдача, или штурм. Кишкин и остальные министры проигнорировали это предложение. Но защитников у них осталось немного, несколько сотен юнкеров, доброволицы и добровольцы… — этого было мало для такого огромного дворца, а другой реальной помощи ждать уже не приходилось, Кишкин упустил своё время. Кое-как оборону организовали командиры школ прапорщиков подполковник Ананьин и полковник Прюссинг. Женщины охраняли коридоры дворца, юнкера — входы.
Красные стояли на площади. В 9 часов вечера наконец начался штурм. Крейсер «Аврора» и Петропавловская крепость дали по холостому выстрелу в качестве сигнала. Снова стороны стреляли друг по другу из винтовок и пулемётов. Первое нападение юнкера отбили, однако нападавшие стали залезать в окна и через открытый вход со стороны Зимней канавки, о котором оборонявшиеся, видимо, просто не знали, а министры забыли. Солдаты, матросы и рабочие проникли во дворец (в советское время пропаганда изобрела миф, будто двери отворили дворцовые слуги — из ненависти к своим эксплуататорам).
Несколько часов шли коридорные бои. В Зимний ворвались люди самых разных качеств и целей — одни хватали или крушили все ценности, что попадались на глаза, другие с матюгами оттаскивали их от «народного имущества» (после переворота новой власти пришлось предпринять усилия, чтобы остановить грабежи во дворце). Одни убивали, другие указывали молодым юнкерам на выход, когда те сдавались.
Противостояние длилось всего несколько часов. Самые жестокие эпизоды штурма связаны с тем, что в нём помимо идейных революционеров принимали участие откровенные бандиты и хулиганы. Полковник Освальд фон Прюссинг вспоминал о трагедии женщин, которые бились во дворце: «…большинство ударниц попали всё же в лапы разъярившихся бандитов. Всего, что они с ними сотворили, я описать не могу — бумага не выдержит. Большинство были раздеты, изнасилованы и при посредстве воткнутых в них штыков посажены вертикально на баррикады». Погибла и их командующая. Её тело Прюссинг обнаружил в коридоре, когда юнкера покидали здание. Женщина зубами вцепилась в ногу заколотого ею матроса. Рядом лежал труп красногвардейца, который, судя по всему, убил её в этой схватке, но и сам тут же нашёл свою смерть.
Около двух часов ночи большевики арестовали всех министров (Кишкин, Терещенко, Малянтович, Синегуб, Ливеровский, Карташёв и другие, всего 16 человек). Бой прекратился, арестованных доставили в Петропавловскую крепость. Офицеры договорились с красными о свободном выходе юнкеров из дворца и ушли. Часть выживших женщин они увели с собой (Прюссинг увёл 26). Какое-то время в центре города то тут, то там раздавалась стрельба. Очевидно, защитники правительства в пылу штурма разделились и теперь группами уходили самостоятельно. Судьба большинства из них неизвестна, но ясно, что уцелели не все. Утром 26 октября из Мойки или Фонтанки вытащили два женских трупа ударниц без одежды (о иных подробностях и говорить не стоит). Одна из доброволиц, Мария Бочарникова, вспоминала, что 40 или 42 девушки собрались разъехаться наутро по домам, но по пути их захватили кронштадтские матросы и куда-то увезли. Что с ними стало, она так и не узнала. Ещё 35 ударниц солдаты «пощадили» и отвезли в казармы. Подруга потом писала Марии, что «лучше бы они нас расстреляли, чем после всего пережитого отпускать по домам». Подвиг защитников Зимнего до сих пор недооценён потомками.
Большевики объявили, что в ходе столкновений во дворце погибло всего 6 человек со стороны ВРК и что погибших среди юнкеров нет. Очевидно, эти данные не соответствовали действительности, но истинное число пострадавших неизвестно. Должно быть, оно исчисляется десятками убитых и раненых.
В тот же день (26 октября) Ленин ещё раз объявил Съезду Советов, что власть взята. Депутаты приняли его декреты о мире и земле, а также предложение о создании Совнаркома и ВЦИКа. После этого 644 большевистских комиссара отправились по стране — устанавливать советскую власть. В это время в Москве разыгралось первое настоящее сражение белых против красных. Там юнкера сумели оказать более упорное сопротивление, чем в Петрограде. Началась гражданская война.