Литовскому художнику и композитору Микалоюсу Чюрленису пришлось пережить и непонимание коллег, и нищету, и душевную болезнь, а мировое признание пришло лишь только после смерти

Он родился в 1875 году в немецко-литовской семье. Его отец был крестьянского происхождения, мать происходила из семьи евангелистов, бежавших от религиозных преследований в Германии. Отец увлекался игрой на органе, и Микалоюс с шестилетнего возраста начал иногда подменять его в качестве органиста во время церковных служб. Сперва отец обучал его сам, но вскоре решил, что мальчику нужны настоящие учителя. Несколько лет Чюрленис занимался в оркестровой школе М.Огиньского, затем отправился в варшавский Музыкальный институт и окончил его с отличием.

Записи Чюрлениса тех лет показывают, что музыка была не единственной его страстью. Этот юноша, под маской спокойствия и скромности прятавший живой ум и горячее сердце, в годы учебы увлекался одновременно геологией, химией, историей, геометрией, культурами древних цивилизаций, философией, языками (как мертвыми, так и поныне существующими), восточными религиями, геометрией, физикой, астрономией… Невероятно широкий кругозор впоследствии стал основой его музыкального, художественного и философского творчества.

После Варшавы Чюрленис оказался в Лейпцигской консерватории – сначала в качестве студента, а затем – преподавателя. В Лейпциге Чюрленис в возрасте двадцати семи лет переживает первый задокументированный душевный кризис.

Частью творческого наследия Чюрлениса стали его дневники – подробные, содержащие размышления автора о жизни, о его страданиях и радостях, о тягостных размышлениях и духовном опыте. Они сохранились лишь частично, как и его переписка с братом и друзьями. Тексты Чюрлениса часто полны мрачных, минорных оттенков, отражающих настороженное отношение автора к действительности и неуверенность в своих силах.

Первому депрессивному эпизоду способствовало многое. В Варшаве отказались играть лучшее его произведение, преподавание давалось тяжело, будущее виделось неопределенным – несмотря на то, что ему дважды предлагали место музыкального руководителя, достаточно доходное и уважаемое… Свои отказы Чюрленис объяснял несколько необычно – он говорил, что учитель музыки должен обладать чистой и возвышенной душой, а его жизнь омрачена мелочной завистью.

А вот его друзья говорили иное – им казалось, что в его присутствии и сами они становятся лучше и чище, при нем стихали сплетни и пустые разговоры, и все словно проникались светлыми чувствами. Быть может, дело было в гипнотическом даре Чюрлениса? Говорят, он обладал мистическими способностями, но не стремился их демонстрировать…

Чюрленис дает частные уроки музыки, но в нем все сильнее растет тяга к другому средству выражения эмоций – живописи. В те годы он не понимал, как выразить в музыке свои чувства, но при этом испытывал мучительную потребность высказаться и быть понятым.

Чюрленис начал посещать художественную студию.

С 1900-х годов Чюрленис участвовал в выставках, но, постоянно говоря о своей скромности, назначал невероятно высокие цены за свои работы… чтобы их никто не купил. При этом он отдавал свои картины тем, кому, как он считал, они по-настоящему понравились. Такое отношение к деньгам (Чюрленис презирал торговлю) привело его к крайней бедности.

Однажды он получил сильное обморожение, повлекшее за собой сильные боли, потому что у него не было денег на покупке перчаток. Постоянное недоедание, длящееся годами, повлекло за собой сильные проблемы с кишечником.

Из-за этой нищеты Чюрленис не мог – и не хотел – устраивать личную жизнь. Из его писем известно, что первые долгие романтические отношения были разрушены не только и не столько желанием отца девушки устроить ей более выгодную партию, но и нерешительностью самого художника. Он опасался, что постоянные финансовые трудности разрушат то возвышенное, то божественное, что есть в любви – и в искусстве.

Впрочем, спустя девять лет он все же женился на писательнице Софии Кимантайте, с которой был невероятно счастлив. Они сошлись на почве идеи «литовского возрождения», которая в целом в среде литовцев не вызывала особого энтузиазма.

Вскоре после свадьбы они уехали в Петербург, где познакомились с Добужинским, Лансере, Бакстом, Сомовым и другими выдающимися художниками, которые горячо поддерживали и самого Чюрлениса, и его творчество.

Правда, Бенуа писал, что Чюрленис появился в искусстве не в свое время – его бледная, мрачная, дилетантская живопись не была понята ни зрителями, ни критиками.

София вернулась в Литву. Привязанность Чюрлениса к жене была маниакальной, через он не мыслил себя без нее, в моменты разлуки впадал в полную меланхолию и беспомощность. Какое-то время он пытался работать, начал огромное символистское полотно, но у него не было денег даже на краски. Через некоторое время София вернулась за ним и увезла домой.

Чюрленис всегда был человеком с нестабильной психикой, и ни любовь, ни краткий период известности, ни общественная деятельность по возрождению литовской культуры (изучение фольклора, организация творческих сообществ) не могли спасти его от депрессии, а вслед за депрессией пришло тяжелое душевное расстройство.

Чюрленис оказался в клинике для душевнобольных, ему запретили заниматься самыми важными для него вещами – музыкой и живописью. Не выдержав, однажды он сбежал из больницы в лес – в чем был, босиком, - но заблудился и вынужден был вернуться. После побега у художника началось воспаление легких, за которым последовало кровоизлияние в мозг, и 10 апреля 1911 года он скончался.

За десять лет творческой деятельности он создал более четырехсот музыкальных произведений и трехсот картин, писал стихи, экспериментировал с фотографией. Глубоко символичные, утонченные, полные света и торжества произведения Чюрлениса стали невероятно популярны лишь после его смерти.