Мифы и эпосы разных народов, которые подозревают в подделке: Песнь о Гэйавате, Калевала, Велесова книга и другие

Песнь о Гайавате

Индейцы Лонгфелло сильно причёсаны на европейский вкус.

Хотя Генри Лонгфелло с самого начала не скрывал авторства, его поэму многие воспринимают как аутентичный эпос американских индейцев. Или хотя бы очень бережный пересказ индейских легенд, как он сам представил своё произведение. Действительно, главный герой, Гайавата, носит имя легендарного вождя ирокезов, а индейцы в поэме ведут себя именно так, как читатели ожидают от индейцев. Однако бережным отношения Лонгфелло к индейским сказаниям, в один голос утверждают исследователи североамериканского фольклора, назвать трудно.

В поэму втиснуты бродячие сюжеты европейских мифов, которые никогда не имели хождения в прериях и лесах Северной Америки, от Гайаваты осталось только имя и ведёт он себя как английский буржуа, решивший отыграть роль благородного дикаря, вдохновившись рассказами Руссо и его товарищей о близости к природе. В тексте беспорядочно используются индейские слова из разных наречий и демонстрируется полное незнание того, как строятся отношения внутри племени. Что можно сказать о слащавой концовке, описывающий радость от прибытия белых людей на американскую землю, написанной в годы, когда процесс намеренного истребления индейцев всё ещё продолжался?

Форма «Песни о Гайавате» срисована с финской поэмы «Калевала», а целью её создания было не сохранение индейских легенд, а, как признавался сам автор — создание индейского эпоса как такового, поскольку автору было грустно, что у индейцев нет свой «Эдды». То есть Лонгфелло хотел сделать индейцев «более полноценным народом», поскольку в европейском сознании полноценный народ обязательно имеет свою песнь о Гильгамеше или «Илиаду» — вот поэт и подарил такую «Илиаду». В общем, знакомиться с воззрениями индейцев по Лонгфелло не стоит.

Калевала

У финно-угорских народов Севера не было единого большого эпоса, а запрос на него в финском сообществе был.

Ещё одно распространённое заблуждение — считать «Калевалу» народным финским или карельским сказанием. На самом деле у «Калевалы» также есть авторство — её написал финский языковед и врач Элиас Лённрот, но он положил в основу несколько десятков реальных народных сказаний, собранных им в карельских деревнях — именно поэтому, кстати, повествование кажется несколько разнородным по составу.

Вошли в «Калевалу» и героические сказания, и свадебные песни, и рассказы о сотворении мира. Даже недюжинного чувства языка Лённрота — а с «Калевалы», как считается, пошёл именно литературный финский язык — не хватило, чтобы привести такой разный материал к единой стилистике, так что в основном объединяет сведённые воедино части выбранная автором форма.

Далеко не все сказания, собранные Лённротом, вошли в «Калевалу» — он выбирал те сюжеты и их варианты, которые можно было уложить в более-менее единую нить повествования. И тем не менее, общей идеи у «Калевалы» нет, поскольку автор не решился слишком уж лезть с литературщиной. Только часть поэмы можно назвать посвящённой войне карелов с саамами с оттеснением последних на север.

Хотя Лённрот не скрывал, что поэма состоит из разрозненных сказаний, самый частый упрёк к «Калевале» — никто никогда не видел её оригинал полностью. Подразумевается, конечно, запись карельского оригинала. Такие упрёки породили новый миф — о полном отсутствии фольклорных корней «Калевалы».

Однако ещё до создания «Калевалы» Лённрот не раз публиковал записанные в фольклористских поездках песни, в которых легко узнать материал, вошедший потом в поэму. Сам текст «Калевалы» несколько раз дополнялся, пока Лённрот не объявил, что новых песен уже не найдётся. Он ошибся: в начале двадцатого века фольклористы, вместе с вошедшими в поэму, нашли ещё десятки сказаний, не обнаруженных Лённротом.

Кунавинские цыганские сказки

В 1881 году Русское Географическое Общество потрясла сенсация: учёный секретарь Елисеев опубликовал брошюрку с обзором огромного архива цыганских сказаний разных стран, собранных врачом Кунавиным. 123 народных сказки, 80 преданий, 62 песни и более 120 различных мелких произведений цыганской поэзии… Но дело было не в количестве собранного материала (хотя в то время для нарождающегося цыгановедения оно было колоссальным), а в том, что действовали в этих сказках цыганские боги Барама, Джандра, Лаки, которых немедленно отождествили с Брамой, Индрой и Лакшми.

В существование кунавинского архива многие верят до сих пор и апеллируют к нему, хотя уже через пару десятков лет стало ясно, что его не существует, а гимны, воспевающие Бараму — грубое подражание ведическим. Дело не только в том, что Елисеев не смог предъявить ни сам архив, ни его автора, но и в самой странной истории появления этого архива. Якобы за двенадцать лет Кунавин, быстро выучивший цыганский язык, объездил цыган от Германии до востока России, от севера Европы до Турции. Но язык тогда ему пришлось бы учить не просто быстро, а сверхбыстро — цыгане разных стран говорят на разных диалектах и наречиях, и чтобы понимать сказанное ими не на уровне «дай воды, на хлеба, туда не ходи, сюда ходи», приходилось бы каждый раз дотошно вникать в тонкости диалектов.

Впоследствии фольклор цыган исследовали многие этнографы, включая имеющих цыганское происхождение, но ни одному больше не удалось зафиксировать Бараму и Лаки, описанных сюжетов или особых амулетов, посвящённых «цыганским богам». В сказках цыган фигурируют в основном бродячие христианские или мусульманские сюжеты, в зависимости от места проживания, или запечатлены бытовые анекдоты с указанием, с кем и примерно где это случилось.

Схожая история произошла и в Европе, с якобы цыганскими сказками, записанными фон Влислоцким, исследователем из Австро-Венгрии. Серьёзные этнографы обращали внимание на то, что «оригиналы» сказок были записаны с серьёзными ошибками, выдающими плохое знание языка, а детали быта и религиозных воззрений сильно не совпадали с тем, что обнаруживались в ходе исследований в таборах. Тем не менее, сначала под очарование «оригинальной работы» подпали многие, и даже Кун, тот самый, что обрабатывал для советских детей античные мифы, выпустил детскую адаптацию «цыганского фольклора».

Велесова книга и истории о Ладе и Леле

В девятнадцатом веке, особенно его начале, европейский мир был одержим античностью. Всё древнегреческое и древнеримское воспринималось как единственное возможный образец того, как было устроено любое нормальное древнее общество. В общем-то, Лённрот, работая над «Калевалой», очень серьёзно вдохновлялся поэмами Гомера как образцом повествования о богах и героях, но, по счастью, не попытался сделать повествование «Калевалы» более «античным».

Среди славян же было поветрие — не просто отыскать старых славянских богов, а непременно точный аналог греческих и, конечно, чтобы к ним прилагалась иерархия по греческому образцу и такого же греческого образца стройная система мифов. Во внимание не принималось (по невежеству) что вся стройность и единообразность — плод довольно позднего периода языческой истории Греции, когда жрецам пришла мысль об унификации существующих поверий, а в обществе был запрос на обоснование актуального социального порядка с понятной вертикалью власти, когда есть кто-то главный, когда у каждого персонажа — ясная функция. Большинство других народов до такой переделки существующих мифов и сказаний (и самих богов!) в угоду идеологии не дошло.

Но принять факт, что славянские боги могут чем-то отличаться от греческих, «исследователям» начала девятнадцатого века было непросто, и они буквально высасывали из пальца полный аналог Афродиты (Ладу) и Эроса (Леля), строгую иерархию божеств (общество всегда ведь было устроено одинаково!) и так далее. Бережно к теме славянских богов научились подходить куда позже, но до сих пор Лель и Лада как славянские боги любви — популярное заблуждение в народе. А ведь вывели из существование только из песенных повторов «лель, лели-лель!» и «ой, ладо, ладо, ладо».

В двадцатом веке к античности сильно остыли. Новой любовью стали арии и Веды. Неудивительно, что самая знаменитая фальсификация на тему древних славян — Велесова книга — пытается подражать именно ведическим мифам и без обиняков предъявляет индийских богов в качестве древнерусских.

Представление Велесовой книги очень похоже на представление кунавинского архива цыганских сказок: посредники есть, а от оригинальных владельцах никаких следов, да и оригинальных текстов «не осталось». Некий эмигрант Миролюбов предъявил фотографии досок с рунами, якобы оставленных ему туркменом Али Изенбеком в 1919 году. Собственно, изначально вместо названия «Велесова книга» использовалось другое — «Дощьки Изенбека», где «дощьки» означает «дощечки».

Критики от исследователей славянских языков и культур с той поры было опубликовано немало, и нет смысла приводить весь этот массив — тем более, что желающих верить в «изенбековы дощьки» он не убеждает. Просто информация к размышлению: в отличие от «Слова о полку Игореве», в чьей достоверности изначально сильно сомневались, не найдено ни одного аргумента ЗА возможную аутентичность «Велесовой книги». В неё можно, по видимости, только верить.