Почему чиновники закрывали глаза на гарем несовершеннолетних генерала Льва Измайлова: помещик-самодур, который очень «любил» детей

Измайлов запомнился не какими-то военными подвигами, не благотворительными, а своим необузданным, безграничным самодурством. Насильник девочек наказания за все свои злодеяния не понес — сказались обширные связи, взятки, прошлые боевые заслуги и престарелый возраст. Единственное, что коснулось бесчинствующего генерал-лейтенанта - пожизненная опека над его имениями по высочайшему повелению.

Славный военный путь будущего изувера

Дворянин-садист Лев Измайлов.

Историки описывают детство и юношество Измайлова праздным и безотказным. Его досуг не омрачали ни гувернеры, ни режимы, ни книги, что, возможно, и сказалось на будущем безграничном своеволии. На службу Льва Дмитриевича определили в раннем возрасте – в Семеновский гвардейский полк он вступил на восьмом году жизни. Но первый офицерский чин ему присвоили только около 20 лет. Позже, уже в ранге полковника, Измайлова назначили командовать Кинбурнским драгунским полком, а следом - гусарским Шевичевым полком.

Приходилось Измайлову и воевать: при Екатерине II он принимал участие в Шведской войне и за мужество отмечен орденом Святого Георгия. В Польскую войну в 1794-м в он побывал во многих сражениях. Будучи в 1806-м рязанским губернским предводителем дворянства формировал милицию (земское войско) Рязанской губернии, за что награжден орденом Святой Анны. А в 1812-м рязанское дворянство назначило его начальником ополчения, в рядах которого Измайлов совершил поход в Германию, где побывал при блокаде нескольких крепостей. За последние достижения на службе возведен в чин генерал-лейтенанта и награжден осыпанной бриллиантами табакеркой с портретом государя. Сослуживец Измайлова по полку Долгоруков рассказывал, что Лев Дмитриевич был страшно запальчив и не хотел никому покоряться, своевольничая и не боясь никого.

Богатые поместья и громкие попойки

И. Ижакевич. Крепостных меняют на собак.

Позже генерал в отставке удалился в собственные богатые поместья. От отца и дяди он унаследовал больше 10 тысяч крестьянских душ. Несмотря на то, что по этому показателю к особо крупным помещикам его не относили, главные имения были чрезвычайно доходными. По некоторым данным его ежегодная прибыль составляла до 300 тысяч. А учитывая тягу Измайлова к баснословным тратам при условии увесистых остатков на момент смерти, эта сумма вполне реальная.

В одной лишь хитровщинской усадьбе состояла прислуга из камердинеров, лакеев, официантов, поваров, садовников, прачек, кучеров, конюхов, псарей, казаков. Последних выбирали из самых сильных и бойких, вооружали нагайками и сажали на лучших скакунов сопровождать всюду барина, беспрекословно исполняя любые его сумасбродные приказы. Громкою известностью пользовалась измайловская псарня. Она насчитывала около 700 разных пород собак. Они размещались в специально построенных домиках, а на оплату труда псарей каждый год уходило около 10 тысяч рублей. Собак Измайлов ценил намного выше людей.

Измайлова знали как человека злопамятного и мстительного. В 1812-м Балашов, министр полиции, не стал помогать ему в создании ополчения, он отыгрался спустя 6 лет, так и не забыв обиды. Науськанные Измайловым крепостные вырубили на землях Балашова лучший строительный лес, сплавив его в измайловские владения Измайлова. Богатый барин жил, постоянно бросая вызов обществу. Он мог заявиться со своей свитой прямо в Москву, устроив в тамошнем особняке громкую попойку с оргиями. А шокированному высшему свету оставалось только поражаться безнаказанности Измайлова.

Жестокость престарелого Измайлова

Измайлов был не только садистом, но и педофилом.

И если в отношениях с равными по происхождению Измайлов был лишь необузданным и резким, то подвластные крестьяне знали его как жестокого и безжалостного деспота. Он выходил за допустимые рамки даже в те времена, когда помещикам позволялось по отношению к крепостным едва ли не все.

Практиковавшиеся Измайловым наказания состояли из плетей, палок, рогаток, розог и заключений в специальную арестантскую комнату. Рогаток использовалось до 200 разных размеров. Эти тяжелые металлические приспособления надевались на шею провинившегося и запирались на висячий замок или попросту заклепывались на наковальне. Срок ношения порой достигал года, что доставляло крепостному невероятные мучения.

Арестантская ужасала одним своим видом: в ней не убирались, всюду обитали насекомые, отсутствовали окна, а по стенам висели цепи. Расправлялись с провинившимися и в господском доме. Причем наказывали и исполнителей приговора, если те наносили недостаточно сильные удары. Не стесняли Измайлова и гости, которые часто становились свидетелями барского гнева. Смертность среди его дворовых была высокой, лишь единицы его крестьян доживали до седой бороды.

Гарем и подкупы судей

Самой трагичной была роль девушек из измайловского гарема.

Но особенно ужасной была участь крепостных девочек, рождавшихся при господском поместье. В измайловский гарем они поступали с малых лет. Их селили в запертых комнатах с зарешеченными окнами, а выпускали только для недолгой прогулки по саду или похода в баню. Общение с родными исключалось, а всякий, попытавшийся заговорить с «наложницами», сурово наказывался.

Девушки наказывались за малейшую провинность наряду с другим рабочим населением усадьбы. После того, как девушка становилась неинтересной хозяину, ее отправляли на суконную фабрику либо поташный завод, где они жили в холоде, голоде и прочих нуждах. Биограф Измайлова Словутинский в своих работах был вынужден приводить показания обитательниц гарема в иносказательной форме или же вовсе их опускать. Словутинским описаны множественные случаи насилия малолетних девочек как самим Измайловым, так и его гостями.

Слухи об извращениях Измайлова доходили даже до самого государя, и тот отдавал приказы разобраться в ситуации. Но у Измайлова были широкие связи, местные чиновники боялись его, так что дело расследовалось вяло, а результаты и вовсе держались в тайне. Хоть какой-то справедливости удалось добиться только в 1826-м, когда после очередной жалобы пострадавших дело Измайлова для объективности расследования передали в Рязанский суд. В 1826 году над имениями престарелого тирана установили опеку, а его самого ввиду болезненного состояния просто сослали в принадлежавшее ему же село, где он вскоре и скончался.