«Большой старьевщик»: как Эрнест Кокс стал хозяином затонувшего немецкого флота, и чем это все закончилось

Самоубийство

В ноябре 1918 года Германия окончательно проиграла войну. Согласно условиям перемирия весь кайзеровский флот — семьдесят четыре боевых корабля, ожидал своей участи под охраной британских крейсеров в огромной бухте Скапа-Флоу. Однако до официального подписания акта о капитуляции ни один британский офицер не имел права подняться на борт германского корабля.

19 июня акт был подписан, а 20 июня, ближе к полудню на немецком линейном крейсере «Эмден», флагмане контр-адмирала фон Рейтера, был поднят условный сигнал: «Параграф 11. Подтверждаю», заранее оговоренный с командирами плененных боевых кораблей. Послушные сигналу офицеры рванулись в трюмы крейсеров и начали открывать кингстоны, водозаборные клапана и крышки торпедных аппаратов, ломать и курочить механизмы.

Они блокировали водонепроницаемые двери так, чтобы их невозможно было закрыть, выбрасывали за борт рукоятки и маховики управления. Застывшие от неожиданности британские моряки с изумлением наблюдали, как семь десятков могучих боевых кораблей со страшным шумом и грохотом все как один переворачиваются вверх килем и опускаются на дно…

Пришедшие в себя англичане успели спасти и вытащить на мелководье один вражеский линкор, три крейсера и несколько эсминцев, но полсотни кораблей, начиная от миноносцев водоизмещением 750 тонн до линейного крейсера «Гинденбург» водоизмещением 28 тысяч тонн — ушли под воду на глубину порядка 20-30 метров.

Безнадежное дело

Само собой разумеется, британское правительство было в ярости, — после войны в Англии ощущалась острая нехватка металла. Но, что сделано — то сделано и англичанам оставалось думать о том, как достать обратно свою законную добычу и пустить ее на металлолом.

Однако не тут-то было. Официальная комиссия Адмиралтейства провела исследования и представила доклад, в котором дословно говорилось следующее: «В виду непомерной дороговизны операции вопрос о подъеме немецких кораблей полностью отпадает, а поскольку они не мешают судоходству, нет смысла даже взрывать их. Пусть лежат и ржавеют там, где они затонули».

Казалось, что вопрос закрыт окончательно, но через пять лет перед чиновниками Адмиралтейства предстал мужчина лет сорока и предложил для начала… продать ему по сходной цене парочку затонувших германских линкоров и два-три десятка миноносцев, уверяя, что все остальное он сделает сам.

Эрнест Кокс в тринадцать лет забросил учебу и ушел, что называется «в люди», а к тридцати годам, благодаря своей неуемной энергии, организовал фирму, с помощью которой решал только три вопроса: где купить подешевле старую ржавую технику, как разрезать ее на части и кому подороже продать получившийся металлолом.

В жизни своей Кокс даже шлюпку не снимал с мели, не говоря уж о подъеме морских судов, но призрак сотен тысяч тонн ржавеющего на дне Скапа-Флоу железа, способного сделать миллионером удачливого предпринимателя, захватил его разум.

Чиновники честно обошлись с невесть откуда взявшимся дельцом и прежде чем взять деньги, предложили Коксу прочитать доклад высокой комиссии, затем съездить в Скапа-Флоу и проверить все самому. Однако уже на следующий день Кокс снова явился в Адмиралтейство, и после недолгих переговоров сделка была заключена. К слову говоря, Кокс так и не удосужился ознакомиться с докладом, он был уверен, что прекрасно справится с поставленной задачей.

План был прост и гениален с точки зрения дилетанта: за несколько недель поднять сравнительно легкие миноносцы. На полученные от их реализации деньги поднять «Гинденбург», после чего использовать его гигантский корпус в качестве понтона, существенно облегчающего работу по подъему оставшихся крейсеров. По расчетам Кокса вся операция, начавшаяся в марте 1924 года, должна занять несколько месяцев не больше. Он бы не поверил, если бы узнал, что эпопея с поднятием германского флота отнимет у него восемь лет жизни…

Катастрофа

Весь процесс выглядел следующим образом: к месту работ подгонялся имевшийся у Кокса плавучий док, и под днище затопленного судна заводились мощные тросы. Затем водолазы наглухо заделывали в корабле все отверстия, после чего компрессоры наполняли трюмы судна воздухом, и оно всплывало на поверхность. Однако первый блин вышел комом. Вследствие неопытности команды и ее руководителя на подъем первого миноносца ушло целых полгода…

Правда, дальше дело пошло гораздо быстрее. В мае 1926 года со дна бухты был извлечен и продан на лом последний эсминец. Однако расходы намного превышали доход от продажи, и кредиторы уже начали косо поглядывать на дельца. Тогда Кокс вновь обратил свой взор на «Гинденбург», чей гигантский корпус с лихвой перекрыл бы все затраты.

Еще полгода адского труда и тридцать тысяч фунтов стерлингов понадобилось Коксу, чтобы огромное стальное тело крейсера показалось над водой. Уже близок миг триумфа, уже банки вновь готовы открыть кредит удачливому дельцу, но тут в дело вмешивается погода. Внезапно налетевший шторм рвет буксирные тросы и уничтожает все водолазные катера. Вытащенный с огромным трудом на поверхность «Гинденбург» вновь отправляется на дно, оставляя Кокса на грани разорения.

Ситуация выглядела ужасно: денег практически нет и взять их неоткуда, кругом долги, а работа так и не закончена. Кокс решается на крайний для любого дельца шаг: он фактически обманывает кредиторов и умудряется взять деньги в долг под крейсер «Фон Мольтке», к которому водолазы еще даже не подступались. Расчет строился на том, что «Мольтке» меньше и его легче поднять, чем «Гинденбург». Однако если и эта операция провалится или на нее не хватит финансов, то предпринимательской карьере Кокса придет конец.

Печальный сигнал

За 1927 год было предпринято несколько безуспешных попыток поднять «Мольтке». В конце концов, упрямый крейсер «сдался», но «на своих условиях»: по техническим причинам буксировку корабля пришлось осуществлять кормой вперед и днищем кверху, а это было крайне неудобно.

Однако основные приключения ждали впереди. Чтобы доставить «Мольтке» в любезно предоставленный Адмиралтейством док и там разобрать его на части, Коксу необходимо было ввести корабль в реку и провести его под мостом. В самый ответственный момент два нанятых Коксом лоцмана поссорились между собой, капитаны буксиров, не слыша приказов и увидев приближающиеся устои моста, в панике обрубили концы и рванули в разные стороны.

В результате гигантская туша крейсера весом 23 тысячи тонн, никем не управляемая, да еще и кверху днищем своим ходом прошла между быками моста. Волосы наблюдавшего все это Кокса стали седыми. Стоило только кораблю зацепить хотя бы одну опору, и катастрофа была бы неминуема!

Однако на этот раз все обошлось. Последним препятствием стал морской чиновник, заявивший, что не допустит в док корабль «вверх ногами». В ажиотаже Кокс подписал бумагу, где говорилось, что он готов компенсировать любые убытки, которые «Мольтке» нанесет доку.

Работы по превращению германского крейсера в металлолом подходили к концу, когда Коксу принесли из Адмиралтейства «Счет за причиненный ущерб». Дрожащими руками делец распечатал конверт и невидящим взглядом уперся в нижнюю строчку документа. В графе «Итого» была проставлена окончательная сумма «ущерба» — восемь фунтов стерлингов.

Еще четыре года Кокс как одержимый возился со «своим» флотом. Работа шла споро. Один за другим над поверхностью появлялись крейсера «Зейдлиц» и «фон Дер Танн», заградитель «Бремзе» и линкор «Кайзер». В конце концов, команда Кокса справилась и с «Гинденбургом» и отправила его чудовищные орудия туда, где им и следовало быть — в металлолом. Однако не все шло гладко, то и дело возникали чрезвычайные ситуации: к примеру, небольшие пожары и даже взрывы скопившихся в отсеках затонувших кораблей горючих газов.

В конце концов, при подъеме линкора «Принц-регент Луитпольд» произошла трагедия: погиб один из сотрудников Кокса. Это был первый несчастный случай за восемь лет, и Кокс воспринял его как сигнал, что эпопею в Скапа-Флоу пора заканчивать. Он перепродал последний оставшийся на дне линкор «Байерн», все свое оборудование и распустил команду. Затонувший германский флот не сделал его миллионером, Но до самой смерти Эрнест Кокс вспоминал эти восемь лет как самые романтические годы в своей жизни.