О взятии Бастилии: Людовик XVI думал что это бунт, но оказалась революция

Предание гласит, что король Франции Людовик XVI, узнал о взятии Бастилии, воскликнул: «Но это же бунт!». В ответ он услышал: «Нет, Ваше Высочество, это революция!».

Однако дневник монарха свидетельствует о совершенно иной реакции. Запись, датированная 14 июля 1789 года, гласит: «Ничего». Так кратко и емко король оценил события дня, впоследствии вошедшего в учебники истории. К слову, подобные записи периодически встречались в дневнике Людовика. Такой ярлык он вешал на дни скучные и непримечательные. Иногда запись могла выглядеть следующим образом: «Ничего. Не охотился». Охоту король любил, и уж она-то точно становилась для него событием, требующим фиксации.

Во время революции Людовик писал в дневнике о чем угодно, кроме революции. Он удивлялся найденным в ящичке деньгам, подсчитывал, сколько дней в году ночевал не в Версале, вел учет подстреленной дичи. «Доставка фарфора; видел с террасы, как коням давали зеленый корм; смотрел в Малой конюшне, как дрессировали лошадь; фарфор увезли; в зале комедии встретил одного голландского врача», — вот что вносил Людовик в дневник в том же 1789 году.

Насчет дневника Людовика мнения историков расходятся: одни считают, что такие записи говорят о глупости и неотесанности короля, его неспособности предвидеть развитие событий; другие же отмечают, что дневник монарха был своего рода ежедневником, посему не следует искать в нем описаний чувств и размышлений.

Однако позже Людовик понял, что все гораздо сложнее и опаснее, чем кажется. Он пытался заручиться поддержкой глав иностранных государств: «Я узнал через господина Демустье о том интересе, который ваше величество выказали не только лично ко мне, но и к благу моего королевства. Склонность вашего величества проявлять этот интерес во всех случаях, когда это может быть полезно для блага моего народа, глубоко меня тронула. Я заявляю именно об этом в тот момент, когда, несмотря на принятие мною новой конституции, заговорщики открыто обнаруживают проекты разрушения остатков монархии. Я только что обратился к императору, к императрице России, к королям Испании и Швеции с предложением созыва конгресса главнейших государств Европы, опирающегося на вооруженную силу, как лучшее средство остановить здесь заговорщиков, установить более желательный порядок вещей и помешать терзающему нас злу распространиться по остальным государствам Европы. Я надеюсь, что ваше величество одобрит мою мысль и сохранит в абсолютной тайне мое обращение к вам», — писал Людовик в 1791 году Фридриху Вильгельму II. Впрочем, действия это не возымело.

На собственное свержение и последовавшие за ним указы Людовик реагировал холодно — даже когда у королевской семьи решили изъять все то, что хотя бы отдаленно напоминало оружие или могло в качестве него использоваться. «Когда королю был передан этот приказ, Людовик XVI добровольно обыскал себя и передал комиссарам различные предметы, находившиеся при нем, говоря, что это все, что у него имеется; затем, пожав плечами, он заметил, что напрасно его боятся», — было сказано в протоколе Коммуны.

Во время допроса Людовик отвечал коротко, сухо, все обвинения отрицал.

Как отмечали современники, на эшафот Луи Капет взошел с достоинством. По пути к месту казни он спросил у палача: «Братец, скажи, что слышно об экспедиции Лаперуза?». Когда же свергнутому монарху дали последнее слово, он произнес: «Я умираю невинным, я невиновен в преступлениях, в которых меня обвиняют. Говорю вам это с эшафота, готовясь предстать перед Богом. И прощаю всех, кто повинен в моей смерти».