Фанаты фильма «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона: Собака Баскервилей» (1981 год) давно выяснили, какая реальная картина была использована при создании ленты. Однако мы не просто сравним две работы, но и используем их как повод поговорить об истории английской живописи.
Советский реквизитор почти полностью повторил образец, изменив лишь черты лица и сделав живопись более реалистичной, объемной.
Любопытно, что художником фильма был Исаак Каплан (автор «Портрета Клетчатого«), а также его жена Белла Маневич и сын Марк Каплан. Именно Белла, по словам режиссера ленты Игоря Масленникова, и написала портрет .
Однако не менее вероятна другая версия, известная по воспоминаниям студента факультета журналистики, который подрабатывал на «Ленфильме» младшим ассистентом. Он видел портрет своими глазами, когда с Исааком Капланом что-то подбирали в бутафорском цехе для «Пиковой Дамы» Масленникова (1982 год). Каплан показал ему картину со словами, что ее сделал «талантливый парень из цеха» — то ли декоратор, то ли осветитель.
Картина, судя по всему, не сохранилась: Масленников, отвечая на вопросы поклонников, сообщил, что портрет был сделан методом фотомонтажа с последующей подмалевкой маслом, причем на бумаге, которая всегда хранится хуже холста или картона.
Англичанин, одолживший свой портрет Янковскому
Исходная картина, хотя не известна широкой публике, важна для истории культуры Англии.
Кто здесь на самом деле изображен? Его имя известно точно — сэр Генри Ризли, 3-й граф Саутгемптон (1573 — 1624). У этого человека занимательная биография. Он один из покровителей Шекспира, посвятившего графу свои поэмы «Венера и Адонис» и «Обесчещенная Лукреция». Он спонсировал спектакли великого поэта. Подозревают, что вдобавок он — адресат шекспировских сонетов. Жена графа — леди Элизабет, — по одной маргинальной версии была любовницей Шекспира и якобы даже родила от него дочь Пенелопу. Кстати, Пенелопа — в браке Спенсер, прямой предок принцессы Дианы.
Вероятно, именно в книге, посвященной Шекспиру, советский кинематографист и увидел репродукцию этой редкой картины, которая хранится в частном собрании герцога Баклю в Нортгемптоншире. Причем репродукция, что не часто встречалось в ту эпоху, была цветная — красный цвет в «копии» сохранили и книга на столе, и башни замка в верхнем правом углу портрета. Это не просто башни, а изображение знаменитого Тауэра, где граф Саутгемптон просидел долгие годы.
Под картиной на стене начертан текст, относящийся к этому приговору: латинский девиз In vinculis invictus («в цепях не покоренный»), и даты. В Тауэре граф Саутгемптон, видный придворный елизаветинского времени, оказался за участие в заговоре своего друга, бывшего королевского фаворита Эссекса. Он был приговорен к казни, находился в тюрьме до самой смерти Елизаветы I, и вышел на свободу при новом короле Якове. Именно этому заключению — вернее, достоинству, которое граф сохранил в тюрьме, — и посвящен портрет и его символика.
В числе других эпизодов жизни графа Саутгемптона — плавание на Азорские острова и славная смерть за короля в болотах Нидерландов в возрасте 51 года.
Такова реальная история человека, который одолжил свою одежду, тело, кошку и даже герб, написанный на обложке книги, Баскервилю-Янковскому. Теперь настало время поговорить о том, в чем портрет из фильма Масленникова не совпадает с описанием из книги, где в нем с точки зрения искусствоведа ошибки, и как «Хьюго Баскервиль» должен выглядеть при идеальной исторической реконструкции.
Идеальный Хьюго: попытка реконструкции
В тексте Артура Конан Дойля о картине говорится такими словами: «кавалер напротив меня, в черном бархатном камзоле с кружевами»; «по виду он такой спокойный, тихонький. Правда, в глазах есть что-то бесовское»; «я долго рассматривал широкополую шляпу с плюмажем, белый кружевной воротник и длинные локоны, обрамляющие суровое узкое лицо. Это лицо никто не упрекнул бы ни в грубости черт, ни в жестокости выражения, но в поджатых тонких губах, в холодном, непреклонном взгляде было что-то черствое, чопорное, беспощадное». И, самое главное — «сзади на полотне написано его имя и дата — тысяча шестьсот сорок седьмой год».
1647 год создания — это главный факт, от которого мы должны отталкиваться, «реконструируя» портрет сэра Хьюго.
Кстати, прототипом злодея считается сэр Ричард Кэбелл, растерзанный собаками позднее, в 1677 году, но его изображений не сохранилось, так что этим можно пренебречь.
И, увы, «Портрет графа Саутгэмптона» кисти Джона де Критса, использованный советскими кинематографистами, хронологически является ошибочным, поскольку он был написан в 1603 году. Это прекрасный образец елизаветинской живописи — английского Возрождения в эпоху Тюдоров.
В елизаветинское время английская живопись была еще не очень развитой, оставаясь немного провинциальной, «примитивной». Портреты этого времени отличаются плоскостностью объемов и неуверенностью в изображении человеческого тела, слегка напоминающей «наивное искусство». Художники уделяли большое внимание роскошным костюмам и подробно прописывали детали интерьера, однако не разбирались в тайнах перспективного искажения и передачи световоздушной среды. Это происходило из-за того, что Англия тогда находилась на периферии культуры Европы, отставая в развитии живописи от Италии и Нидерландов. По сути, эта стадия развития английской живописи напоминает парсуны допетровской Руси, только, разумеется, более высокого уровня.
Так что, глядя на «Портрет графа Саутгэмптона» 1603 года, знаток искусства видит, что эта работа — неподходящий образец для создания «Портрета Хьюго Баскервиля» 1647 года. Ведь это уже поколение внуков елизаветинцев, два года до казни короля Карла I, и совсем другая эпоха — время господства стилистики Антониса ван Дейка.
Во время правления изящного эстета Карла I английская живопись вышла на новый уровень — во многом благодаря большому количеству профессиональных живописцев из Нидерландов, которые приезжали на остров работать, привлеченные роскошью королевского двора. Художники с континента научили английских мастеров всем секретам объемной реалистической живописи, а также показали им, как придавать картинам изысканность и пышность, которые так любил Рубенс и его ученик Антонис ван Дейк.
Кто же из английских или приезжих художников мог бы портретировать сэра Хьюго в 1647 году?
Из слов Шерлока Холмса мы знаем, что семья Баскервилей предпочитала заказывать свои портреты у художников первого ряда: «Бьюсь об заклад, что вон та дама в голубом шелковом платье — кисти Неллера. А толстый джентльмен в парике, безусловно, написан Рейнольдсом».
Наверняка сэр Хьюго предпочел бы пригласить самого ван Дейка, но, увы, великий художник скончался в 1641 году в возрасте 42 лет. Не успел бы он нанять и Уильяма Добсона — этот британец достиг бы большой славы, если б не скончался в 1646 году всего 35-летним.
Портрет работы Добсона показывает, как охотно английские художники используют все приемы Ван Дейка, создавая роскошные парадные портреты, полные многочисленных атрибутов, кружев и изысканных драпировок. Интерьерные фоны стараются больше не писать: гораздо интереснее изображать небо с мятущимися облаками и кудрявые кроны деревьев. Сэр Хьюго, вероятно, должен быть тоже написан в подобной манере, одетый лишь чуть-чуть по более поздней моде.
Преемником ван Дейка по славе среди английских портретистов стал Питер Лели. Однако в 1640-е годы он еще не прославился и вряд ли бы привлек внимание придирчивого заказчика. Пик славы Лели придется на следующее царствование — эпоху Карла II, когда он разовьет английский вариант парадного портрета ван Дейка. Полотна, которые Лели пишет в нужный нам период, еще пока слишком скромны, не парадны — они не годятся для украшения фамильной галереи в богатом поместье.
Кто же еще известный творил в 1647 году?.. Погодите-погодите! А ведь недаром так мало в британской живописи портретов сороковых годов! Ведь в 1642—1651 годы бушует Английская революция. Сэр Хьюго, кстати, скончался до ее окончания (манускрипт гласит: «знайте же, что во времена Великого восстания…»). И тут мы сталкиваемся с психологическо-искусствоведческой загадкой: а с чего вообще сэр Хьюго заказал портрет в этом году? Как человек его нрава (известного нам по характеру Стэплтона), нашел для позирования свободное время в такую годину бедствий? Летом 1646 года король Карл сдался в плен революционерам, весь следующий год Парламент конфликтует со своей армией, в ноябре король бежит из плена и снова собирает войска… Обе армии маршируют туда-сюда по всей Англии, многочисленные вооруженные столкновения проходят и на территориях Дартмура. В 1649 году Карлу отрубают голову. Как в таких исторических условиях человек со склонностями сэра Хьюго мог сидеть у себя в поместье и охотиться за дочками фермеров, когда можно было грабить и насиловать герцогинь хоть в Лондоне, хоть в Шотландии? Почему он шокирует соседей своим поведением, как будто кругом — мирная страна?
Наконец, почему Конан Дойль указал конкретную дату написания портрета, но при этом не сообщил год гибели сэра Хьюго? На манускрипте стоит дата «1742», то есть он был создан не в столетнюю годовщину трагедии, а всего на несколько лет раньше.
Быть может, разгадка заключается в том, что 1647 год был относительно спокойным периодом затишья: 1-я Гражданская война закончилась весной 1646 года, а 2-я Гражданская вспыхнет в феврале 1648 года. Английский читатель, в отличие от нас зубривший эти даты в школе, легко мог представить вояку, который в мирное время возвращается в поместье, позирует там для портрета — и так скучает, что вместе с беспутными товарищами, наверняка бывшими солдатами, похищает соседку. Логично предположить, что сэр Хьюго погиб вскоре после написания картины — следующий мирный период, между 2-й и 3-й Гражданскими войнами составит всего лишь несколько месяцев 1649 года.
Вернемся к живописи: ни один мастер уровня Неллера или Рейнольдса в 1647 году не работал, поэтому портрет сэра Хьюго «в стиле ван Дейка» мог написать какой-нибудь менее известный живописец, например, Корнелис Янсенс ван Кёлен — гастролер из Голландии, заработавший нормальную репутацию в Англии до Революции. Или же автором картины мог быть Эдвард Бауэр — этот живописец, в отличие от большинства портретистов, писавших аристократов-роялистов, был на стороне Парламента. Если сэр Хьюго тоже был против короля, он мог заказать себя у того же мастера, который писал лидеров восстания — лорда Фэрфакса или Кромвеля. И если сэр Хьюго действительно воевал, то и вправду, наверное, на стороне Кромвеля, на стороне победителей: ведь если твоя армия разгромлена и твой король в тюрьме, то настроение для заказа портрета будет не очень подходящее. Ведь обычно заказ подобного портрета — это акт хвастовства, символ достижений портретируемого.
Примечательно, что, несмотря на то, что лорд Фэрфакс выступал против Карла, локоны и бородку он носил по той же моде, что и король — «по-мушкетерски». Да и художник Эдвард Бауэр при создании его образа не отказывается от приемов парадного портрета.
Автор портрета Кромвеля — художник Роберт Уолкер, тоже не совершает ничего революционного: его лорд-протектор изображен как доблестный полководец из аристократов, в роскошных латах, дорогих тканях и со слугой.
Но при перечитывании текста Конан Дойля кажется, что, описывая картину, писатель вдохновлялся все-таки тем образом английского аристократа с длинными кудрями, который создал Антонис ван Дейк.
Сэр Хьюго Баскервиль: разные версии
Взглянем напоследок, как представляли себе портрет сэра Хьюго в фильмах других стран. При взгляде на них мы убедимся, что советский вариант все-таки оказался весьма-весьма тактичным и уместным!
Недолет: картина-прототип написана в эпоху Марии или Елизаветы Тюдор, причем, судя по весьма характерной стилистике и позе, нидерландским художником Антонисом Мором (иллюстрация справа: Антонис Мор. «Портрет мужчины». 1561).
Перелет: достаточно вольная работа реквизитора без выраженной стилистики. Однако костюм и парик явно указывают на 1750−1760-е годы (иллюстрация справа: Георг фон Преннер. «Портрет М. Ломоносова», 1750-е).
Еще больший перелет: картина-прототип была создана в конце XVIII века, накануне или уже после начала Французской революции, о чем ясно свидетельствует угол наклона локонов парика, узел галстука и рокайльная дымка (иллюстрация справа: Андрей Митрохин (с оригинала Вуаля). «Портрет Павла I», 1790-е).
Недолет поменьше: реквизитор создал неплохую картину, однако такие длинные парики носили при позднем Короле-Солнце и в начале правления его преемника. Это 1710−1720-е годы (иллюстрация справа: Иван Никитин. Портрет канцлера Головкина. 1725).
Почти ура! Картина-прототип, к которой приписано лицо актера, идеально подходит к 1640-м годам. Но, увы, не подходит к тексту — парадные доспехи на портрете положены лишь полководцам, к числу которых сэр Хьюго не относился.