«Тотенкопф» и «Викинг» спешат на помощь: немецкое наступление в излучине Дуная и боевой дебют советской самоходной артиллерийской установки СУ-100

Впрочем, если союзники быстро восполняли понесённые потери в людях и технике, то для Германии даже в разы меньший собственный ущерб теперь был неприемлем. Так было в Арденнах на Западном фронте, так примерно в то же время развивались события в Венгрии, где в первые дни 1945 года танковые дивизии СС попытались деблокировать окружённый советскими войсками 26 декабря 1944 года Будапешт.

Вынужденные наступать

Решение Гитлера о контрударе под Будапештом критиковали очень многие, включая некоторых проводивших операцию немецких генералов. Правда, в начале 1945 года альтернатив у Германии оставалось не так много: пассивное ожидание, пока советские фронты в Польше и Восточной Пруссии накопят силы и перейдут в очередное наступление, выглядело тоже не лучшим выбором. На юге, где кольцо вокруг Будапешта только что замкнулось, была надежда навязать частям Красной армии манёвренное сражение, в которых немецкие танковые соединения традиционно были сильны. Контрудар на излёте вражеского наступления, когда противник истощён боями, его коммуникации растянуты, а время и силы на организацию прочной обороны минимальны, часто приводил к успеху.

В свою очередь, это значило, что силы для контрудара должны были прибыть и вступить в бой буквально «с колёс», что не добавляло их командирам оптимизма. Гонка за время продиктовала и следующее решение — наступать не по удобной для действия танков местности, а по кратчайшему маршруту к осаждённому Будапешту. Блокированный гарнизон венгерской столицы давал ещё один повод для спешки — он оттягивал на себя значительную часть сил двух советских фронтов, но было ясно, что с каждым часом боеспособность окружённых войск будет снижаться.

Основной удар должен был нанести IV танковый корпус СС, переброшенный из-под Варшавы. Для его командира, Герберта Гилле (Herbert Otto Gille), «работа с окруженцами» уже стала чем-то вроде специальности — в феврале 1944 года он руководил прорывом из Корсунь-Шевченковского котла, а весной того же года командовал обороной Ковеля до его деблокады. В этот раз от Гилле требовалось чудо больших масштабов, но и сил ему формально давалось больше. На практике части дивизий «Викинг» и «Мёртвая голова» не успевали прибыть до назначенной даты, а уже находившиеся в Венгрии танковые дивизии были разбросаны по всему фронту и втянуты в бои.

С советской стороны опасный участок фронта занимала 4-я гвардейская армия. Рубеж общей длиной 160 километров для её измотанных в наступлении стрелковых дивизий был велик, и штаб генерала Г.Ф. Захарова это вполне осознавал. Хорошим козырем должен был стать армейский резерв — 41-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора К.Н. Цветкова, 7-й механизированный корпус генерал-майора Ф.Г. Каткова, 9-я артиллерийская дивизия прорыва РГК генерал-майора А.И. Ратова и ряд артиллерийских и истребительно-противотанковых бригад и полков. Командование фронта в свою очередь подстраховало армию Захарова 18-м танковым корпусом генерал-майора П.Д. Говоруненко, из района своего расположения готовым отражать как попытку деблокады Будапешта извне, так и прорыв из осаждённого города.

Впрочем, до последних чисел декабря 1944 года силы немцев перед фронтом 4-й гвардейской армии вполне соответствовали определению «сборная солянка». Даже показания захваченных пленных, рассказавших о скором прибытии дивизии «Викинг», не вызвали особого беспокойства. Штаб армии проверил подготовку своих войск к обороне, обнаружив при этом плохую организацию работ. По большей части, это было вызвано острой нехваткой шанцевого инструмента, который дивизии растеряли в ходе боёв. Изданный по этому поводу 1 января 1945 года приказ «О строительстве главной полосы обороны армии», как водится в таких случаях, предписывал «руководить лично» и «обеспечить выполнение», одновременно запрашивая дополнительные инженерные части и требуя ускорить доставку заказанных ранее 4000 противотанковых мин. Приказ был в целом правильный, но запоздалый.

Отметим, что немцы пошли в бой укомплектованными сверх штатной численности. Так, на 1 января 3-я танковая дивизия СС «Мёртвая голова» бригаденфюрера СС Гельмута Беккера (Hellmuth Becker) при штате в 17 425 человек имела 3238 человек сверх штата. В дивизии был один PzKpfw III, 34 PzKpfw IV, 27 PzKpfw V «Пантера» (ещё два в долгосрочном ремонте) и 17 PzKpfw VI «Тигр», 32 StuG (во многих документах отсутствует разделение на StuG III и StuG IV), 20 JagdPz IV, всего 80 «Ханомагов» разных марок, 16 тяжёлых противотанковых орудий и 58 орудий дивизионного артполка.

Не хуже на 1 января чувствовала себя и 5-я танковая дивизия СС «Викинг» штандартенфюрера СС Карла Ульриха (Karl Ullrich). Сверх штата в ней было 2320 человек — возможно, за счёт усиления 1-м батальоном 23-го полка СС «Норге» и 1-м батальоном 24-го полка СС «Данмарк». Оба подразделения прибыли из 11-й добровольческой панцер-гренадерской дивизии СС «Нордланд». Наличие бронетехники было следующим: 10 PzKpfw IV, четыре StuG (ещё один в ремонте), 22 PzKpfw V «Пантера» (ещё два в ремонте), 175 «Ханомагов», 25 тяжёлых противотанковых орудий и 56 орудий дивизионного артполка.

Впрочем, пленный, захваченный частями советской 80-й гвардейской стрелковой дивизии 31 декабря, показал, что в район города Тата должна прибыть из-под Варшавы танковая дивизия «Викинг», имеющая до 100 танков, из них 25 «Тигров», с задачей пробиться к окружённому Будапешту, а кроме того, в районе Комарно разгружается ещё одна танковая дивизия.

Наступление «Викинга» и «Мёртвой головы»

На первых порах дивизию СС «Викинг» возглавил легендарный оберштурмбанфюрер СС Ганс Дорр (Hans Dorr), так как командир дивизии Ульрих ещё не прибыл. Дивизия наступала бронегруппой 5-го танкового полка в центре и силами 1-го и 3-го батальонов 9-го панцергренадерского полка «Германия» на флангах. Эта группа должна была атаковать по дороге, ведущей от Таты на восток, прорвать советскую линию обороны и добраться до села Агостиан примерно в 4 км дальше на восток в направлении Бичке.

80-я гвардейская стрелковая дивизия полковника В.И. Чижова занимала свой рубеж только с последних чисел декабря и подготовить его толком не успела. Более того, именно 31 декабря у дивизии забрали сопровождавшие её в ходе наступления части усиления. Впрочем, вероятно, слова из протокола допроса пленного «должна подойти» не вызвала у командования дивизии мысли, что немецкое наступление начнётся в ближайшие часы. Позднее в приказе по армии отмечалось:

«Командование дивизии отнеслось к организации жёсткой обороны преступно халатно. К исходу 01.01.1945 окопы и траншеи полностью отрыты не были. Противотанковые районы созданы без учёта возможности обеспечения эффективного огня по танкам противника; увязка одного противотанкового района с другим и манёвр траекториями обеспечены не были. Шоссе Таварош – Агостиан, числящееся заминированным, на деле заминировано не было, а мины лежали не закопанными по краям шоссе и в последующем без труда были обнаружены и обезврежены противником… Исключительная безответственность проявлена была командованием дивизии в деле обеспечения взаимодействия между стрелковыми и артиллерийскими частями. Грубейшие нарушения допущены были в расположении тыловых служб дивизии: все тыловые части, вплоть до медсанбата и хлебопекарни, оказались сконцентрированными вместе с командным пунктом дивизии в с. Агостиан, в непосредственной близости от переднего края».

Возможно, командование 80-й гсд и в самом деле могло успеть сделать больше, но времени им было отпущено совсем немного. Вечером 1 января в 21:30 противник силами «до двух батальонов пехоты» при поддержке артиллерии и миномётов из глубины и 10–15 танков атаковал позиции 1-го батальона 230-го гвардейского стрелкового полка — началась операция «Конрад I». Немцам удалось прорвать оборону, а затем расширить прорыв и зайти в тыл 230-му гсп и соседнему 232-му гсп. К 23:00 прорыв был ликвидирован, но часть прорвавшихся немцев осталась в тылу, и для их уничтожения был введён в бой резерв комдива.

По всей видимости, эта атака, как и последующие против 232-го и 217-го гсп, были разведкой боем. Уточнив силы и систему огня дивизии, немцы в 05:00 прорвали линию фронта, почти сразу же подойдя к селу Агостиан. В документах 80-й гсд об этом обтекаемо сказано:

«Штаб дивизии был вынужден перейти в другое место, причём средства связи и большую часть автомашин со штабными документами, а так же машины дивизионного обменного пункта вывести из Агостиана не удалось».

Штаб армии высказался по этому поводу значительно определённее:

«Оказавшись атакованными автоматчиками противника, офицеры штаба во главе с командиром дивизии полковником Чижовым не организовали оборону расположения штаба, а в беспорядке оставили с. Агостиан, не организовали вывод автомашин, обозов, тыловых частей и, бросив на произвол все штабные документы, укрылись в лесу. Связь с людьми, продолжавшими отражать натиск противника, была потеряна».

В любом случае к этому времени дивизии как соединения уже не существовало, и остатки полков дрались сами по себе. Командование оставшимися в окружении по приказу из штаба корпуса было возложено на командира 217-го гсп. От полного уничтожения полки спасло то, что немецкие подвижные части рвались вперёд по дорогам, не обращая особого внимания на очаги сопротивления в стороне. Тем не менее попытка частей 80-й гсд выйти к своим прорывом через Тардош, чтобы вывести по шоссе уцелевшие пушки, была пресечена немецкими танками. Окруженцам пришлось уничтожить орудия, и группами по лесам, через разрывы в линии фронта, выходить к своим.

Под удар немцев попали также части соседней 4-й гсд полковника К.Д. Парфенова, которая дралась с гренадерами 96-й пехотной дивизии, высадившимися на берег на штурмовых лодках, а также 170-я танковая бригада полковника Н.П. Чунихина, которая до 31 декабря действовала совместно с 80-й гсд. Утром 2 января на помощь 170-й тбр штаб танкового корпуса выделил 1000-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк. Остановить наступление немцев им явно было не под силу, но по крайней мере танкисты и иптаповцы смогли отходить в относительном порядке.

Большой неприятностью для «Пантер» из «Мёртвой головы» обернулась встреча с советской СУ-85 из 1438-го сап полковника Ф.А. Затылкина. Снаряд попал в башню танка командира батальона штурмбанфюрера СС Хуберта-Эрвина Мейердресса (Hubert-Erwin Meierdress), убив троих членов экипажа, включая комбата. Также 2 января погиб и возглавлявший атаку «Пантер» дивизии «Викинг» командир взвода из 6-й роты унтерштурмфюрер СС Хинц.

В штабе 31-го гвардейского стрелкового корпуса, а затем и в штабе 4-й гвардейской армии уже утром 2 января стало ясно, что на месте 80-й гсд в советской линии обороны зияет пробоина, сквозь которую потоком вливаются части противника. При этом резервам и армии, и фронта надо было ещё успеть добраться до места прорыва. Не попавшим под немецкий удар частям 18-го танкового корпуса предписывалось «организовать задержание бегущих с поля боя бойцов 80-й гсд и организовать оборону в районе Толна». Туда же корпус должен был направить полк ИСУ-122. В качестве помощи 18-му тк передавался 1453-й сап подполковника Ф.К. Шийко на новейших противотанковых самоходках СУ-100, но им надо было ещё доехать до места боя. Стрелковая же дивизия, как сообщил в корпус начальник штаба фронта, должна была подойти только к утру 3 января.

Следующий приказ сорвал корпус с места 3 января в 00:10, а уже в 06:00 подошедшие к городку Байна самоходки 363-го тсап подполковника А.Е. Савкина и 110-й тбр полковника И.Ф. Решетникова вступили в бой с танками «Мёртвой головы». Интересно, что если «Викинг» в документах выделяли отдельно, то 3-ю танковую дивизию СС или путали с 3-й танковой дивизией вермахта, или просто не замечали.

Для советских танкистов и самоходчиков и без того тяжёлый бой осложнялся отсутствием своей пехоты и вражеской авиацией. Если в Арденнах немцы специально приурочили наступление к нелётной погоде, то в Венгрии люфтваффе с первых часов активно помогали своим наземным войскам.

Чуть позже к Байне, погоняемая приказами из штаба корпуса, подошла 32-я мотострелковая бригада полковника М.Е. Хватова, и с пехотой стало чуть легче. Попытка вывести на соединение со 110-й ещё и 181-ю тбр подполковника А.К. Кубланова успеха не имела — атака бригады была остановлена сильным огнём и налётами немецкой авиации.

За день боя потери частей 18-го тк составили 20 Т-34, две ИСУ-122 и две СУ-85, а в личном составе — 15 убитых и 51 раненый, при заявленных потерях противника в 20 танков и более 200 человек живой силы. На подходе была уже 49-я гсд полковника В.Ф. Маргелова и несколько иптапов. Однако, хотя штаб корпуса и предупреждал, что «противник предпримет активные действия ночью», измотанные боем танкисты 110-й тбр то ли не уделили этому предупреждению должного внимания, то ли просто уже не смогли отразить ещё и ночные атаки. В итоге немцы ночью захватили Байну, а остававшиеся там шесть «тридцатьчетвёрок» 110-й тбр были сожжены. Соседняя деревня Епел несколько раз за ночь и утро переходила из рук в руки, но 4 января к 10:00 мотострелки из 32-й мсбр были выбиты и из неё, закрепившись на высоте 226 в 5 км южнее Байне.

С точки зрения общей задачи наступления этот тактический успех был серьёзным оперативным проигрышем — целые сутки немецкая ударная группировка фактически простояла на месте. Впрочем, у «Мёртвой головы» ещё оставалась надежда, что стоит нажать ещё немного, и советская оборона снова посыплется. За 3 января её танковый полк безвозвратно потерял две «Пантеры» и один «Тигр», немало техники получило повреждения, при этом информация по танкам PzKpfw IV у автора отсутствует. В целом же за 2–3 января численность боеспособных «Пантер» в дивизии СС «Мёртвая голова» сократилась с 24 до шести. Тогда же, 3 января, советские самоходки сожгли «Пантеру» командира 2-го взвода 5-й роты «Викингов» обершарфюрера СС Маннера.

Попытки розыгрыша стандартных положений

Ещё одним традиционным ходом в немецкой тактике был поиск обхода узла сопротивления. Основные события 4 января развернулись вокруг городка Бичке. До этого момента оборона участка Тарян и шоссе Тарян – Бичке была задачей 12-й кавалерийской дивизии полковника В.И. Григоровича из 5-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта С.И. Горшкова. Кавалеристы, как более подвижное и менее требовательное к дорогам соединение успели раньше других выйти к нужному рубежу, но их шансы сдержать противника более серьёзного, чем ищущие дыры в советской обороне разведгруппы, выглядели сомнительно. Немецкому командованию участок обороны кавалеристов тоже закономерно показался наиболее слабым.

Понимали это и в штабе командующего фронтом маршала Ф.И. Толбухина: 3 января в район Бичке была дополнительно выдвинута 41-я гсд. С утра 4 января дивизии дополнительно придали гаубичный и мотопехотный полк. Основным же козырем должен был стать подвижный резерв командарма — противотанковая оперативная группа генерал-майора М.С. Филипповского (16-я механизированная бригада с частями усиления). Уже в полночь в штабе 16-й мбр полковника М.Ф. Маршева получили приказ — совместно с 78-м гвардейским тяжёлым танковым полком майора Ф.Т. Василенко, 1289-м сап майора Н.И. Болдина и 117-м иптап к утру контратаковать противника в селе Гярмель. Наконец, командование фронта добавило на чашу весов гирю в виде так называемой «группы полков СУ-100» — три самоходных полка из 1-го гвардейского мехкорпуса.

Первые часы 4 января показали, что относительно обороны кавалеристов опасения одних и надежды других были вполне оправданны — на участке одного из полков 12-й кд немцы прорвали фронт. В бой вступила группа Филипповского. Почти сразу стало ясно, что выбить противника из села Гярмель не получится — так, 78-й гвардейский ттп, имевший 13 танков ИС-2, уже в 05:00 был контратакован вражескими танками с севера и запада и, потеряв одну машину, занял оборону на достигнутом рубеже. Впрочем, попытка «Викинга» проломиться к Бичке через позиции 16-й мбр успеха не имела — встретив огонь ИС-2, СУ-85 и Т-34 немцы попытались обойти занятый оперативной группой рубеж, но успеха не добились.

Впрочем, между 16-й мбр и частями 18-го тк всё равно оставался довольно большой разрыв, а управление стрелковыми дивизиями 31-го гск оставляло желать лучшего. Во второй половине дня 4 января командарм 4-й гвардейской армии приказал «за систематическое незнание обстановки и ложные доклады, в результате чего штаб корпуса фактически не выполнял обязанностей управления войсками», отстранить начштаба корпуса и передать его дело военному прокурору армии для расследования. Приказ, возможно, был правильный, но вновь запоздалый — прикрыть разрыв на правом фланге группы Филипповского 41-я гсд в этот день уже не успела.

Непосредственно за 5 января немцы признали потерю двух «Пантер» и трёх «Тигров», информацией о PzKpfw IV автор не располагает. Всего за период 2–5 января немцы понесли немалые потери в танках — в танковом полку дивизии СС «Мёртвая голова» были подбиты девять PzKpfw IV из 29 пошедших в бой, 10 «Пантер» из 24 и четыре «Тигра» из 11, немало техники было повреждено. К 6 января боеспособных «Тигров» было всего четыре, однако уже во второй половине того же дня ещё два «Тигра» и один PzKpfw IV получили тяжелейшие повреждения и были подорваны экипажами.

К 6 января «Мёртвая голова» потеряла убитыми 242 человека, ранеными — 1064, пропавшими без вести — 54. В безвозвратную убыль были списаны 10 PzKpfw IV, четыре «Пантеры», семь «Тигров», две JagdPz IV и один StuG. Кроме того, немало танков получили тяжёлые повреждения, но немцы ещё надеялись вернуть их в строй: в разной степени тяжести ремонте числились 16 PzKpfw IV, 13 «Пантер», шесть «Тигров» и 18 StuG. Боеспособными на утро 7 января оставались восемь PzKpfw IV, 10 «Пантер» и четыре «Тигра», а также 13 StuG и 10 тяжёлых противотанковых орудий. По некоторым позициям информацию установить не удалось.

Первый бой «Соток»

«Викинги» тем временем попытались нащупать очередную брешь в советской обороне. Не сумев пробиться к Бичке с запада, противник начал обходить рубеж группы Филипповского с флангов. Обход с севера, со стороны деревни Мань, был особенно опасен — здесь немцы могли одновременно угрожать как частям 16-й мбр, так и ведущим бои в районе Байны подразделениям 18-го тк, а кроме того — попытаться прорваться дальше в сторону Будапешта, к селу Жамбек. Советское командование отреагировало на эту угрозу отводом под Жамбек оказавшегося в полуокружении 18-го тк. Для его усиления командиру корпуса подчинили два полка СУ-100 — 382-й гсап майора Е.М. Михеева и 1821-й сап подполковника Д.П. Громова.

К сожалению, первый бой новейших противотанковых самоходок прошёл не совсем по уставу и планам советских командиров.

«7 января противник в 07:00 начал артиллерийский обстрел и с 08:00 предпринял наступление на Самор, лес южнее Самор в направлении Жамбек. Впереди боевого порядка 382-го гсап занимал оборону до взвода пехоты 49-й гсд, который под натиском противника отошёл на рубеж высота 317, и 382-й гсап принял на себя весь удар танков и пехоты противника силой до 30 танков и до батальона пехоты. Автоматчики противника просочились в лес северо-восточнее высота 317 силой до двух рот, танки пошли на Фельше-Ерш, и группа танков до 10 обходным путём вышла на Фельше-Ерш, Мань (1 км южнее Фельше-Ерш). Полк оказался отрезанным и продолжал вести бой с пехотой и танками противника. О создавшейся обстановке командующий группой самоходных установок – заместитель командира корпуса по артиллерии – доложил командиру 18-го тк, который выслал резервный батальон танков на помощь 382-му гсап. В это время полк уже имел потери: сожжено пять СУ-100, подбито две СУ-100. Автоматчики противника вышли на огневые позиции и вели шквальный огонь из ручного оружия по самоходным установкам. Командиром полка был отдан приказ отойти на рубеж высота 318. Оставшиеся установки на поле боя вели бои в окружении до наступления темноты 7 января. В этом бою огнём полка было сожжено: танков Т-5 – четыре, подбито танков Т-5 – пять, уничтожено шесть полевых орудий и до роты пехоты. За день боя полк понёс потери: сгорело СУ-100 – девять, подбито СУ-100 – две. Личный состав полка без поддержки пехоты в неравном бою показал образцы стойкости и мужества, бои с автоматчиками отдельные экипажи вели врукопашную».

Сохранились воспоминания об этом эпизоде временно замещавшего заболевшего командира полка начштаба Б.К. Журенко:

«Ну, ответственность, конечно, большая была перед командиром полка. Дело в том, что в штабе корпуса, 1-го механизированного корпуса генерала Руссиянова, куда были мы прикомандированы, не было танкистов. Сам Руссиянов – он вообще-то общевойсковик был. И командовать артиллерийскими и танковыми подразделениями фактически у него не было специалистов. Заместителей у него не было танкистов, и отдавались от них всех приказы настолько необоснованные, что приходилось с большим трудом добиваться отмены того или иного приказа. Вот, например, такой случай был. Во время обороны командующий артиллерией корпуса приказал полку [фактически он командовал самоходными полками – 382-м гсап, 1453-м и 1821-м сап – прим. автора] занять оборону в районе одной высоты. Я доказывал, что нельзя здесь этого делать, так как нет манёвра в случае чего. Танки, прижатые к высоте, и у них нет манёвра. А рота автоматчиков у нас уже была обескровлена. Я просил дать автоматчиков, пополнить, чтобы в ночное время оградить просачивание пехотных подразделений в район расположения самоходно-артиллерийской батареи. Этого не было. Я посоветовался с командиром полка (я тогда был начштаба).

Командир полка говорит: «Езжай, и так как явно нереальная задача, потребуй письменный приказ». Я поехал в штаб корпуса и попросил официально дать письменный приказ о занятии этой обороны. Дали такой приказ, я его взял. И в ночное время часть пехотных подразделений просочилась непосредственно к самоходным установкам, и начали стучать по броне: «Русь, сдавайся!» И командир полка доложил командиру корпуса о том, что сложилась, так сказать, такая обстановка. Командир корпуса тогда сказал ему на это: «Вот там, где эти самоходки стоят, там, значит, рокадная дорога проходит центральная. Вот по ней надо отвести полк». И вот здесь была допущена, можно сказать, ошибка серьёзная. Дело в том, что когда начали самоходки выходить с этого района, немец несколько танков поставил и начал расстреливать наши самоходные установки. И пять самоходных установок сгорело. Поэтому вся эта трагедия – на совести командования корпуса. Здесь дело было передано чекистам, чтобы разобраться. Был назначен день военного суда, привлечение к ответственности командира полка и начальника штаба: он и я были ответственными за потерю пяти самоходных установок. Но мы сумели доказать, что мы все приняли меры для того, чтобы полк сохранить. Во-первых, нам было отказано в автоматчиках, вот в ночное время. Во-вторых, не было поставлено прикрытия выхода полка с этого района. Поэтому очень тяжело было управлять полком именно тогда, когда командир корпуса был не танкист…»

«Мёртвая голова» за 7 января признала одну «Пантеру» потерянной безвозвратно, ещё девять получили тяжёлые повреждения. Хотя дебют СУ-100 и трудно назвать удачным, свою роль они сыграли — по крайней мере, в дивизии СС «Мёртвая голова» боеспособных «Пантер» не осталось. 7 января 1945 года стало последним днём операции «Конрад I». Спустя неделю после начала немецкого наступления Будапешт по-прежнему оставался блокированным, а шансы потрёпанной ударной группировки немцев пробиться сквозь подошедшие советские резервы уменьшались с каждым днём. Тем не менее, расставшись с надеждой добраться до Будапешта «здесь и сейчас», полностью от своих планов немцы отказываться не спешили.

Продолжение следует:  Немецкий «Сад пряностей» в зимней Венгрии