— Я русская… Никем, кроме как русской, быть не хочу. Не пойду замуж за иноземца! — так, по легенде, сказала восемнадцатилетняя Великая княжна Ольга родителям. Те только что спросили её после встречи с румынской монаршей семьёй, как ей наследный принц Кароль. И, конечно, дали понять, что не прочь увидеть его своим зятем. Невелика страна Румыния как политический игрок, но Россия традиционно пыталась укрепить своё влияние на Балканах. А Кароль был молод — всего двумя годами старше Ольги, православный и, хотя по матерям у них была общая прабабка, королева Виктория, а по другой линии общий прадед — царь Александр II, родство всё же было дальним, что делало брак вполне возможным.
Если бы не покладистость любящих родителей, Ольга бы осталась жива: 1917 год она встретила бы в Румынии. А потом, быть может, мигрировала бы вместе с Каролем в Португалию. Но Ольга отказалась от этого брака, и судьба её не повернула к спасению.
Хотя дочери Романовых действительно славились патриотизмом и страшились мысли покинуть родину, молодость, любовный интерес могли бы взять своё и изменить их решение. Но сердце Ольги было в тот момент занято совсем другим образом, хотя она, конечно, держала это в тайне, поверяя свой секрет одному дневнику (и порой только собственным выдуманным шифром, наивным, простым — но она верила, что надёжным).
Любовный её интерес звали Владимир Молоховец, и он был мичманом яхты «Штандарт», на которой Романовы нанесли визит в Румынию. «Высокий, милый… Ужасный душка», — пишет о нём в дневнике царевна. Молоховец — только один из флотских офицеров, в которых постоянно влюблялась старшая дочь Николая II. И самый молодой — двадцати трёх лет. Елене Молоховец, знаменитой составительнице самой популярной дореволюционной поваренной книги, он не просто однофамилец — внук. Молодость, мягкость обращения, отблеск имени знаменитой бабушки — видимо, всё это вместе дало пищу сердечному увлечению. Хотя главный секрет этого интереса в другом.
Легко ли быть царевной
Позже, в конце двадцатого — начале двадцать первого века, журналисты будут писать об Ольге: любительница моряков. И действительно, один за другим в её дневнике появляются имена молодых флотских офицеров, написанные с нескрываемой нежностью. Но фетишизм тут ни при чём. Всё дело в условиях жизни царевен Романовых. Императрица Александра воспитывала их словно тихих, скромных немецких принцесс, а не царских дочерей. Великих княжон почти не выводили в свет, они практически не общались с юношами-ровесниками.
Исключением был офицерский состав императорской яхты «Штандарт», на которой царская семья любила отдыхать. По многу дней проводя на борту, дочери Николая II общались с молодыми мичманами, будучи сами в самом влюбчивом, старшем подростковом возрасте.
С учётом того, что на яхту офицеров отбирали строго — из хороших дворянских семей, статных, приятных в общении, с отличными характеристиками, — фактически девушки, отгороженные от активного общения со сверстниками, постоянно видели молодых и очень интересных мичманов и неизбежно именно на них переживали свой первый сердечный опыт. Нет, офицеры, хотя постоянно забавляли княжон, играя с ними и беседуя вечерами, никогда не позволяли себе перейти грань. Не переходили эту грань и княжны. Но если Ольга и была «любительницей моряков», то исключительно в силу обстоятельств — для неё непреодолимых.
И вот — всю вторую половину 1913 года её дневник переполнен упоминаниями Молоховца. Она радуется, когда молодой мичман проводит с царской семьёй день, и с волнением пишет о мгновениях, когда видела его мимолётно. «Душка», повторяется незамысловатое девичье словечко на страницах дневника. Когда душка Молоховец оказывается с плевритом в госпитале и Ольга не может его навестить, она встревожена и постоянно просит Господа ему помочь. Далёкому, похудевшему от болезни, обросшему, как говорят ей при распросах, бородой…
Однако на деле «дневниковый роман» с Молоховцом иссякает сразу, как только исполняет своё назначение. Ведь увлечением мичманом Владимиром Ольга лечила свою главную любовную рану. Имя этой ране было Павел Воронов.
Мичман-герой
Как и со всеми практически молодыми людьми в своей жизни, царевна Ольга познакомилась с Павлом Вороновым на «Штандарте». Ей было семнадцать, ему — двадцать пять. С усами и орлиным носом — он казался царевне, верно, взрослым и мужественным. Кроме того, он был уже признанным героем. За пять лет до встречи Ольги и Павла страшное землетрясение сотрясло итальянский прибрежный город Мессину, и это событие на всю жизнь осталось одним из самых главных для Воронова. После страшного бедствия дома в Мессине лежали в руинах, из-под руин слышны были стоны людей. Обезумевшие горожане, сумевшие вовремя выбежать на улицу, в разодранном ночном белье, голыми руками пытались выцарапать из камня своих родных.
Помощь мессинцам пришла откуда не ждали. Неподалёку от Сицилии проходили три российских корабля. Рейсы были учебными, так что вместо настоящих моряков на борту были в основном гардемарины, почти мальчишки. Капитаны кораблей не колеблясь развернули свои судна на Мессину. Город стал первым боевым заданием русских мальчишек. Боевым без шуток: по городу уже сновали вооружённые мародёры, и то и дело приходилось отбивать имущество и женщин от грабителей и насильников. Из-под завалов ребята доставали всё новых страшно изувеченных людей. Спасшихся до того старались обогреть и накормить за счёт корабельных запасов.
Притом капитаны постоянно с замиранием сердца ждали нового толчка. Он оказался бы для кораблей, бросивших якоря у берега, фатальным. Но не спасать людей моряки не видели для себя возможности. Ребятам, зеленеющим при виде пробитых голов на ещё живых людях, полуоторванных конечностей, говорили строго: а ну, собраться… В бою и не такие раны бывают. Мальчишки собирались, обмывали, перевязывали, утешали ласковым словом — итальянского не знали, надеялись, что раненые понимают по интонации.
Среди героев-гардемаринов, отбивающихся от любителей поживы с оружием в руках и спасающих совсем чужих им людей, был и Павел Воронов. Быть может, за то и отобран был как один из лучших на борт «Штандарта».
Семнадцатилетняя царевна не могла не поддаться обаянию подвига, тем более, что, как и все мичманы императорской яхты, Павел был очень мил и скромен в общении. «Павл. Ал. на вахте, и как же я могла сидеть спокойно, конечно говорила с ним…» — записывает в дневнике Ольга летом 1913 года. Позже он превращается из «Павл. Ал.» в «С.» Что скрывалось за буквой «С»? Счастье? Солнце? Сокровище? Можно только предполагать, что слово среднего рода (потому что «моё С.») и очень, очень ласковое.
«С. видела! Благодарю Господа!.. Спаси его, Господи!»
Почти случившийся роман
Воронов был первым мичманом, который не сумел скрыть ответного интереса к царевне. Случался бал — они танцевали друг с другом куда больше, чем с кем-либо ещё, так много, что ещё чуть-чуть, и это было бы прилично только для жениха и невесты. Мелькало на берегу белое платье одной из княжон — Воронов на борту яхты хватал бинокль, поглядеть, не Ольга ли Николаевна… Вечерами молодёжь в Ливадии или на борту «Штандарта» собиралась, чтобы шутить и дурачиться — и Ольга почти всё время садилась возле Воронова. Фотографий, где они рядом, кажется, тоже чуть больше приличного. Между девушкой и молодым мужчиной определённо негласно, без признаний, без трепетных прикосновений протекал роман.
оронов нравился и царской семье. Николай II любил играть с ним в теннис — партнёром по модной игре мичман был отличным. Цесаревич Алексей, уставая на прогулках, просился на руки тоже к Воронову — молодой офицер нёс мальчика и легко, и удобно. Непринуждённый без фамильярности, живой без развязности, милый без угодливости… Если бы он только был княжеского рода, увлечению Ольги начали бы, пожалуй, потакать. Не все царские дочери в России выходили замуж за иноземных принцев. Но Воронов был рода хоть и древнего, а всё же не настолько знатного. Именно поэтому до сих пор подозревают, что дальнейшее было срежиссировано царской семьёй.
В Крыму Воронов стал вдруг постоянно бывать у Клейнмихелей, графской семьи немецкого происхождения. И очень скоро, практически стремительно, было объявлено о его помолвке с Ольгой. Конечно же, Ольгой Клейнмихель, графской дочерью. Не Ольгой же Романовой…
Всё время до свадьбы Воронова — очень скорой — близкие рвали царевне Ольге сердце. К ней словно нарочно подходили поговорить о том, как невеста мила, как хорошо выглядят они с женихом вместе. Посажённой матерью невесты вызвалась быть сама императрица. И это значило, что на свадьбе неизбежно присутствовала вся царская семья. И Ольга Николаевна тоже. Можно ли поступить более жестоко с первой глубокой любовью молодой девушки?
А уже через несколько месяцев царевне буквально подсовывают румынского принца. Такого же черноволосого и усатого, как Воронов, но — нужного круга. Ольга отказывается. Окажись Воронов таким же упрямцем — кто знает, не удалось ли бы ему всего через три года, сразу после отречения царя, помчаться к бывшей великой княжне, гражданке Ольге Романовой, взять её замуж и вскоре вывезти вон из страны, как успешно вывез он совсем другую Ольгу?
Ольга выиграла бы игру со смертью, решившись на Кароля — или реши Павел не отрекаться от своей любви. Но не произошло ни того, ни другого. В живых осталась Ольга Клейнмихель, а не Ольга Романова.
Умная, добрая и независимая княжна, любимая дочь Николая II, которую он уважал, с которой советовался и которую одно время даже прочили в престолонаследницы, погибнет в июле 1918 году, вместе со всей царской семьей. Чудовищные обстоятельства этой гибели невозможно было представить тогда, из тех солнечных дней на «Штандарте».
Счастливы были все. Все, кто выжил
Семейное счастье Вороновых очень скоро разбила Первая мировая война. После войны — революция, потом — Гражданская война. Тревоги, тревоги, тревоги… Из Крыма в Стамбул Вороновы уезжали с одними только семейными фотографиями из всего имущества. Зато потом, во Франции, в Ницце, они, наконец, полюбили друг друга. Хотя Ольга любила и до того — но с Вороновым было не так же определённо. В Ницце же они наконец зачали ребёнка, дочь Татьяну, и с ней вместе перебрались в США. Жили они там долго и счастливо, хотя Ольга — намного дольше Павла. После его смерти она переехала уже в Австралию. Там и сейчас живёт их внучка. Выкладывает в блоге уникальные фотографии архива Вороновых.
Кароля через шесть лет после той самой весны, когда Ольга отказалась выходить за него замуж, родители женили на принцессе Елене Греческой. Женщине и красивой, и прекрасного характера: во время Второй Мировой она спасёт множество евреев и будет после смерти признана праведницей мира. Вот только, не любя Елену, Кароль и сам был несчастлив, и её сделал несчастливой. Всего через пять лет он уехал от Елены со своей возлюбленной, также Еленой, но — Вольф, еврейкой (что особенно возмутило королевскую семью) за границу.
Отец лишил его прав на престол, но в 1930 году, когда короля Фердинанда не стало, на престол оказалось сажать некого, кроме Кароля. Его с Еленой сыну было только восемь лет. Так Кароль всё же стал румынским королём, ради чего ему пришлось вернуться. В конце концов его почти что мирно лишили престола, он уехал в Бразилию, женился на той Елене из двоих, которую любил — на своей прекрасной еврейке Елене, — и закончил свои дни в Португалии, похоже, совершенно счастливым.
Перед тем он немало потрепал нервы своей первой жене.
Пытался аннулировать развод, преследовал её, когда она бежала за границу, писал о ней разоблачительные статьи как об истеричке, сумасшедшей… Вероятно, выйдя замуж за Кароля, принцесса Ольга была бы жива — но очень несчастна. Но какая разница, ведь и умерла она — несчастливой. И даже не узнавшей любви до конца. Потому что даже в такой малости ей отказали родители, ведь впереди у Ольги, казалось, была долгая жизнь. И эту жизнь ей надо было прожить без стыда. А это важнее, чем счастливо влюблённой.