Цветаева, Эфрон и другие советские писатели в эвакуации

В 1941 года из Москвы на восток страны отправляются поезда с эвакуированными литераторами и их семьями. Елабуга, Ташкент, Чистополь, Алма-Ата — для одних литераторов эти города были перевалочным пунктом (здесь они оставляют своих родных и уходят на фронт военными корреспондентами), для других — почти на два года домом, для третьих — местом упокоения. История Советского Союза полна невероятных мифов, большая часть которых складывалась не без участия этих самых деятелей культуры: писателей, поэтов, режиссеров. Но за этой отлакированной историей можно разглядеть неочевидную, тихую жизнь отдельных людей, которая хранится в письмах, фотографиях, воспоминаниях, предметах. Из этих отдельных личных сюжетов, маленьких историй и складывается непарадное лицо войны. Попробуем разглядеть его в экспонатах выставки «Ноев ковчег писателей. 1941 — 1945 год», которая проходит в Доме И. С. Остроухова в Трубниках (отдел Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля).

Корней Чуковский

В 1942 году в Ташкенте Корней Чуковский создает самую несвойственную ему сказку. Книга выходит в разгар Сталинградской битвы и вызывает всеобщий восторг. Однако уже в 1944-м, в «Правде» появляется разгромная статья о книге Чуковского. С тех пор вплоть до 2001 года книга не публикуется. Менялось со временем и отношение к ней самого автора. В 1943-м он был убежден: «Я написал лучшую свою сказку». Через 10 лет в его дневнике появится: «Я перечитал «Одолеем Бармалея» и сказка мне ужасно не понравилась».

Работа над книгой совпала с тяжелыми личными обстоятельствами: «Боба пропал без вести. <…> Коля в Ленинграде. С поврежденной ногой, на самом опасном фронте. <…> И с такими картами на руках я должен писать веселую победную сказку».

Главные герои сказки всем знакомы: Айболит, Бармалей, Ваня Васильчиков. Однако сама история — совершенно особенная. Перед нами война Айболитии со Свирепией. На стороне Добра, на стороне Айболита, сражаются кузнечики-разведчики, журавли-бомбардировщики, лягушка-пулеметчик, орлицы-партизанки. Текст напоминает сводки Совинформбюро. Бои кровопролитны и беспощадны. Наконец Бармалей схвачен доблестным Ваней Васильчиковым. Злодей молит о пощаде. Но медведи, орлы и лебеди непреклонны. Тирану вынесен приговор: «РАССТРЕЛЯТЬ ИЗ АВТОМАТА НЕМЕДЛЕННО!».

В «сказочной вселенной» Чуковского Айболит больше не спасает и не прощает всех, он — обличитель зла. Главный злодей больше не имеет права на пощаду. Сцена победы добра над злом полна леденящих душу подробностей.

Не публиковавшаяся почти 60 лет, эта сказка так и осталась в том трагическом военном времени, как литературный памятник Великой Отечественной.

Георгий Эфрон

Осенью 1941 года в чистопольской эвакуации ему говорили вслед: «Европеец, а вон куда занесло. Кто бы мог предсказать… И один. Совсем один». «Русским» он был во французской школе, «французом» — в советской. Родившийся в Праге, выросший и воспитанный во Франции, он прожил в России, в Советском Союзе только 5 последних лет своей короткой жизни. Ему было 19, когда в 1944 году он был убит в бою. Точная дата и место гибели неизвестны.

Георгий Сергеевич Эфрон (Мур) родился 1 февраля 1925 года. Для родителей и особенно для матери, Марины Цветаевой, сын стал настоящим «чудом». Мур одинаково хорошо говорил по-русски и по-французски, учил немецкий, к 10 годам прочел столько, сколько едва ли прочитывают к 16 годам, отличался твердостью характера, не по-детски самостоятельными и глубокими суждениями.

Ему было трудно со сверстниками. Его сдержанность принимали за высокомерие. Но даже недоброжелатели сходились в том, что это был необыкновенно яркий, талантливый, красивый и образованный юноша.

Живя во Франции, Мур страстно стремился уехать в Советскую Россию. Уговаривал мать. Советский Союз мечтался ему страной невиданных исключительных возможностей: «Что вы, мама, вы всегда не верите, все будет отлично», — говорил он колеблющейся Марине Ивановне. Ему нравилось все советское. В этом он был полностью единодушен с сестрой Ариадной. Неудивительно, что в качестве подарка уже почти взрослому юноше (Мур приехал в Советский Союз в возрасте 14 лет) были выбраны игрушечные красноармейцы. Трудно найти более советскую мальчишескую игрушку.

Вскоре после рождения Мура его родители оставили записи в дневниках. «Моего ничего нет… Удивительный мальчик! Вылитый Марин Цветаев» — отметил отец, Сергей Эфрон. В дневнике Марины Цветаевой появляется: «Мальчиков баловать надо, им, может быть, воевать придется» — печальное пророчество великого поэта и любящей матери.

Марина Цветаева

Пароход с эвакуированными, на котором была Марина Цветаева, причалил в Елабуге 18 августа 1941 года. Среди вещей Цветаевой был и этот сундук с черной надписью «ЭФРОН» на крышке. Вероятней всего, он был привезен ею из Парижа двумя годами раньше.

К началу войны Цветаева с сыном жили в одной из комнат квартиры видного ученого Б. И. Шукста на Покровском бульваре, дом 14/5. Хронику ее последних дней в Москве сохранили для нас воспоминания Н. П. Гордон. Нина Павловна вспоминала, что для Цветаевой настоящим мучением, кошмаром стали ночные отлучки Мура (сына Георгия). Вместе с другими ребятами он дежурил на крыше во время воздушных налетов. Цветаеву преследовала неотвязная мысль: Муру на крыше непременно выбьет осколком глаз.

По мнению Гордон, эти дежурства Мура сыграли огромную роль в решении Цветаевой уехать из Москвы. Причин для напряженного, подавленного состояния духа, о котором в один голос говорят все биографы, было достаточно задолго до начала войны. В 1937-м, после внезапного исчезновения Эфрона, ей пришлось испытать на себе ненависть и осуждение Русского Парижа. Затем — сложное, почти полностью лишенное надежд, решение о возвращении в СССР. На Родине — арест мужа и дочери, неприкаянность, неустроенность и одиночество. И вот — война, которую она восприняла глобальной, вселенской катастрофой.

Здесь, на Родине, она прожила только 2 года после 17 лет эмиграции. 31 августа 1941 года в Елабуге жизнь Марины Цветаевой оборвалась.

В Париже, незадолго до отъезда она напророчила: «Все меня выталкивают в Россию, в которую я ехать не могу, здесь я не нужна, там я невозможна».

Никита Шкловский

Пусть всегда будет небо.
Пусть всегда будет солнце.
Пусть всегда будет мама.
Пусть всегда буду я.

Это стихотворение из книги Корнея Ивановича Чуковского «От двух до пяти» написал мальчик, ровесник гвардии старшего лейтенанта Никиты Викторовича Шкловского, упомянутого в той же книге под домашним именем Китя. «Класс Никиты целиком забрали на фронт. Погибли все без исключения», — вспоминала Варвара Викторовна Шкловская — дочь Виктора Шкловского и сестра Никиты. Именно это поколение оказалось полностью уничтожено войной.

Варвара Викторовна вспоминает, как весной 1942 года они приезжают к отцу в Алма-Ату, где брат поступает в артиллерийское училище. Закончив шестимесячный курс, Никита попадает на фронт. После ранения в голову — лазарет, откуда в 1944 году, когда вся его семья уже в Москве, юношу направляют на передовую. Командир батареи 206-го артиллерийского полка, гвардии старший лейтенант Никита Викторович Шкловский погиб в Восточной Пруссии 8 февраля 1945 года за три месяца до победы. Ему было 20 лет.