Выйдя из нежного возраста, принц, правда, начал вести себя вполне в рамках придворного этикета своего времени: постоянно участвовал в попойках, волочился за всеми хорошенькими женщинами, которые только появлялись в поле его зрения. Современников это не удивляло, и даже наоборот, в хрониках юного Генриха называли «самым любезным из принцев, лучше всех сложенного и самого красивого в то время».
Путь Генриха к французскому трону оказался не столь простым. Он был вторым сыном, и сначала присутствовал на коронации старшего брата. Интересно, что чернь при этом более громкими криками приветствовала не своего нового монарха, а принца Анри. Правда, оба наследника при этом были еще детьми, но харизма Генриха сразу давала о себе знать. Заполучив потом с помощью матери польский трон, он вынужден был уже через три месяца нестись назад в Париж, отбирать французскую корону у Генриха Наваррского, предводителя гугенотов, так как Карл IX скоропостижно скончался. Через два дня после коронации Генрих III, желая независимости от матери, женился на Луизе де Водсмон, род которой был не очень знатным. Луиза оказалась невероятно преданной супругой для своего беспокойного владыки, однако детей в этой семье так и не появилось.
Еще будучи принцем, Генрих показал, что способен на очень глубокие чувства. Его давняя любовь, Мария Клевская, жена принца Конде, после бурной и страстной переписки одарила юного принца своим вниманием, но через два года красавица скончалась, и тогда весь двор узнал, какой ураган чувств таился в душе любвеобильного Анри. Восемь дней он, закрывшись от людей, стонал, бился в истерике и отказывался принимать пищу. Когда, наконец, он появился на людях, все ужаснулись. Принц был одет в маскарадно-траурный наряд, обвешанный изображениями черепов. Однако позднее его утешила венецианская куртизанка Вероника, подруга Тициана. Именно она, похоже, привила молодому королю своеобразные взгляды на плотские утехи, которые он потом весьма успешно насадил при своем дворе.
После этой поездки в поведении Генриха начали прослеживаться черты женственности, которую он, похоже, совершенно не скрывал, а порой и бравировал ими. Так, например, открыв в Париже карнавал по примеру венецианского, король появился на нем однажды в женском платье с круглым вырезом на обнаженной груди, с волосами, перевитыми жемчужными нитями, сося конфеты и играя шелковым веером. «Нельзя было понять, - писал очевидец, - видишь перед собой короля-женщину или мужчину-королеву». Именно Генрих Валуа придумал первым именоваться Величеством в среднем роде. Поэт Ронсар писал одному из друзей: «При дворе только и разговору о том, что о Его Величестве: Оно пришло, Оно ушло, Оно было, Оно будет. Не значит ли это, что королевство обабилось?»
Дальше-хуже. Двор заполонили юные фавориты короля, которых тот ласково называл миньонами (милашками). У критично настроенных современников их внешний вид вызывал в лучшем случае удивление: «Эти очаровательные милашки носили довольно длинные волосы, которые они постоянно завивали с помощью разных приспособлений. Из-под бархатных шапочек завитые локоны ниспадали на плечи. Им также нравились полотняные рубашки с сильно накрахмаленными гофрированными, шириной в полфута, воротниками, так что их головы казались головой Иоанна Крестителя на блюде. И вся остальная их одежда была в том же духе». Впрочем, как это всегда бывает, большинство придворных с восторгом восприняли и новую моду, и новые нравы.
О «перегибах» Генриха III можно говорить долго: особый культ поклонения королевской кровати (даже когда на ней нет короля), тщательный уход за собой – толстый слой ночного крема, перчатки и полотняная маска на лице во время сна, ковер из роз, фиалок, красных гвоздик и лилий в спальне – король ввел при дворе тщательно продуманный этикет, в котором каждый служил ему, как божеству.
Однако в 1578 году короля постиг тяжелейший удар - во время массовой дуэли почти все его миньоны погибли. Мавзолеи, которые он возвел павшим, могли соперничать по пышности с дворцами, а оставшиеся в живых фавориты стали со временем пэрами Франции, однако печаль Генриха вылилась в полную смену его «имиджа». Теперь король задумался о вечном, и, как всегда, излишне рьяно. Он начал вести аскетическую жизнь, полную лишений, совершил паломничество по святым местам, спал на соломенном тюфяке, соблюдал все монастырские ограничения и обряды. Еще позднее этот путь духовного познания привел его к мистицизму и магии.
Королевство, раздираемое религиозными конфликтами и беспорядками, не могло долго терпеть подобного правителя. Считают, что, смерть Генриха III от руки экзальтированного монаха не была случайностью. Со сменой правителя, часть манер и привычек короля-женщины и короля-монаха были забыты, однако некоторые остались и стали основой придворного этикета.