«Прошлое и настоящее» Августа Эгга: Бальзак предупреждал!

Жанровая живопись порой конкурирует с учебниками истории в изображении времен и нравов. Во время дебатов о разводе в 1857 году британский лорд-канцлер свидетельствовал, что «жена может потворствовать прелюбодеянию мужа, но муж не может мириться с подобным поступком жены». Об этом повествует триптих «Прошлое и настоящее» Августа Леопольда Эгга (1816−1863).

Адюльтер в красках

Первая картина иллюстрирует крах благополучия буржуазной семьи среднего класса. Жена распростерта на полу гостиной в обморочном отчаянии. Разочарованный и удрученный муж попирает ногой миниатюрный портрет ее любовника и комкает перехваченное любовное письмо или, возможно, разоблачительную записку.

Сцена на второй картине триптиха происходит пять лет спустя. Согрешившая жена изгнана из семьи, муж умер две недели назад, осиротевшие дочери прозябают в едва освещенной комнатенке. Старшая печально глядит на луну. Младшая то ли молится, то ли безутешно рыдает. Обе рискуют повторить судьбу своей матери.

В то же самое время несчастная мать и обездоленная супруга созерцает луну, приютившись на берегу Темзы, под аркой лондонского моста Адельфи. Рваной шалью она укрывает малыша — «плод греха», наказанного столь безжалостно и страшно. Залитая лунным светом дорожка манит отчаявшуюся женщину обрести вечный покой в тихих водах…

Вслед за Хогартом

Август Эгг считал себя последователем великого соотечественника Уильяма Хогарта (1697−1764). Блистательный сатирик-моралист, Хогарт обильно дополнял свои работы тщательно выписанными «говорящими» деталями. Обыденные предметы превращались в многозначные символы и ключи к пониманию замысла художника.

Аналогично у Эгга в первой сцене интерьер комнаты наполнен символами. В большом зеркале над камином отражается распахнутая настежь дверь — знак грядущего расставания. Браслеты на руках женщины ассоциируются с кандалами, одновременно намекая на брачные узы. На стене справа от зрителя — портрет хозяина дома и картина английского художника Кларксона Стэнфилда с сюжетом кораблекрушения и говорящим названием «Покинутый».

Хогарт часто обыгрывал мотив «упавшего предмета», поясняющего смысл картины. Используя тот же прием, Эгг изобразил лежащую на полу половинку яблока как напоминание о сексуальном соблазне и библейском грехопадении. Эта деталь дополнена висящей слева картиной изгнания Адама и Евы из Эдема. Аккурат под ней помещен портрет супруги-изменницы. Червивая сердцевина второй — «мужской» — половины яблока проткнута ножом, символизируя испорченные отношения.

Впрочем, самый интересный здесь предмет — книга: неназванный роман Оноре де Бальзака. Маленькие дочки уже почти расставшихся супругов выстроили на нем карточный домик. Примечательно, что первые бальзаковские издания выходили только с названиями, без указания имени автора на обложках. А вот Эгг, напротив, поместил на переплет имя писателя, но не обозначил произведение. Возможно, это обобщенная аллюзия творчества французского классика, признанного знатока брачных отношений. Уж кому, как не Бальзаку быть экспертом супружества!

Опубликованный анонимно в 1829 году остроумный бальзаковский трактат «Физиология брака» вызвал публичный скандал. Не эту ли книгу изобразил Эгг? Если так, то ее можно истолковать как метафору тлетворного влияния французской культуры на семейные устои благонравных подданных Британской короны. Выдающийся викторианский теоретик искусства Джон Рескин полагал, что согрешившая жена в изображении Августа Эгга — это наивная жертва всякого «фальшивого графа с усами». Это круг ее чтения исключает понимание литературной тонкости Бальзака. Современные искусствоведы трактуют книгу Бальзака в основании карточного домика как символический протест художника против жестоких викторианских устоев и брака без любви.

Во второй сцене триптиха внимание специалистов привлекает траурное платье старшей дочери. Помимо традиционного смысла (скорбь по умершему отцу), эта деталь указывает на символическую «смерть» всего обесчещенного семейства для «приличного» общества. По утверждению авторитетного викторианского врача Уильяма Эктона, склонность к супружеской неверности якобы передавалась по наследству.

Знаковая деталь третьей сцены — афиши комедий театра «Haymarket» с говорящими названиями «Жертвы» Тома Тейлора (1857) и «Лекарство от любви» Тома Парри (1842). Обе пьесы повествуют о несчастливых браках. Эгг сам часто принимал участие в театральных постановках, иногда выступая даже перед королевой Викторией. Рядом с афишами красуется реклама «увеселительных экскурсий в Париж» — возможно, еще одна литературная отсылка к Бальзаку.

Вторая и третья части триптиха синхронизированы — на это указывают одинаковые очертания облаков и положение луны на обеих картинах. Когда же все три полотна впервые экспонировалась в Королевской академии, они были размещены не по порядку: сцена в гостиной оказалась посередине. При этом автор намеренно оставил полотна без названия, а в качестве подсказки зрителю включил в каталог выставки фрагмент вымышленного дневника:

«4 августа. Только что узнал, что Б. умер больше двух недель назад, так что его бедные дети теперь потеряли обоих родителей. Слышал, что последний раз мать видели в пятницу возле Стрэнда… Каково же было ее падение!»

Общее название «Прошлое и настоящее» работа получила уже после смерти художника. В современном искусствоведении части триптиха иногда именуются как «Несчастье», «Молитва» и «Отчаяние».

Влияние прерафаэлитов

Триптих Эгга идейно и эстетически связан с творчеством художников прерафаэлитов, протестовавших против жестокости общественных нравов и ханжеской морали Викторианской эпохи. Стремясь осмыслить изменения семейных устоев и социального положения женщин вследствие промышленной революции, прерафаэлиты создавали реалистически достоверные, но сентиментально окрашенные полотна.

«Прошлое и настоящее» прежде всего соотносится с «Найденной утопленницей» близкого к прерафаэлитам Джорджа Фредерика Уотса (1817−1904). Реалистически скупо и без прикрас запечатленная трагедия: не в силах вынести клейма «падшей», молодая женщина бросается в реку — и равнодушные воды Темзы выносят ее тело под арку моста Ватерлоо. Щемяще трогательно смотрятся одинокая звезда на грязно-сером небе и зажатый в ладони медальон — знак верности возлюбленному.

Другая картина, с которой тематически соотносится триптих Эгга, — «Найденная» Данте Габриэля Росетти (1828−1882). Исполненное горечи и сочувствия полотно вскрывает актуальную для Викторианской эпохи проблему проституции в формирующихся мегаполисах. Ранним утром фермер едет на лондонский рынок и обнаруживает на обочине обессиленную болезнью проститутку, в которой узнает свою бывшую возлюбленную.

И, наконец, главная работа, послужившая идейной основой «Прошлого и настоящего» — «Пробуждение стыда» одного из основателей Братства Прерафаэлитов Уильяма Холмана Ханта (1827−1910). Падшая женщина вдруг сознает неправедность своей жизни — и спешно освобождается из мужских объятий, словно повинуясь снизошедшему на нее духовному откровению. В свою очередь, замысел этой картины возник у Ханта под впечатлением от романа «Дэвид Коперфилд» Чарлза Диккенса, с которым они дружили вместе с Августом Эггом. Есть также версия, что фигура мужчины-соблазнителя списана с того же Эгга.

Однако если «Пробуждение стыда» лирически живописует женское раскаяние, то «Прошлое и настоящее» сурово изображает сломанную женскую судьбу, поверяя границы приличий жизненной реальностью. Зрителю остается самому решать, какой урок извлечь из этого сюжета — осуждение супружеской измены или брака без любви. И, конечно, читать Бальзака.