Путеводитель по советским домам-коммунам 1920–30-х годов: редкие сокровища в Шатуре, Смоленске, Таганроге, Иванове, Екатеринбурге, Нижнем и Москве

Архитектура СССР — уникальное явление, которое только начинают изучать. Это касается и всемирно признанного советского конструк­тивизма рубежа 1920–30-х годов, лучшие образцы которого часто находятся в трагичес­ком состоянии. Одна из самых ярких примет этой эпохи и стиля — дома-комму­ны, появив­шиеся в результате удивительных эксперимен­тов по воспитанию «нового человека». Коммуна — тип дома с максимально возможным обоб­ществлением быта: предполагалось, что единицей общества станет не семья, а группа, объединенная общностью взглядов, интересов и, глав­ное, профессии.

1. Деревянный поселок Шатурской ГРЭС

Шатурская ГРЭС. 1920-е годы

Шатурская электростанция — одна из первых реализованных по плану ГОЭЛРО. Решение о ее создании на подмосковных торфяниках было принято еще в 1914 году, а строительство начато в 1918-м. ГРЭС строилась поэтапно: в 1920, 1925 и 1933 годах. Параллельно возвели поселок — если на заготовках торфа могли работать вчераш­ние крестьяне, для которых ставили временные бараки, то агрегаты обслуживали инженеры, которым нужно было создать условия для труда и быта. Таким образом в Шатуре возник один из первых образцовых поселков — его строили по генплану будущих лидеров конструк­тивизма братьев Весниных.

Помимо нескольких двухэтажных домов, напоминающих кирпичную архитек­ту­ру Англии или Голландии, в поселке есть целая улица деревянных домов на одну или две семьи. Это не избы, не терема, не коттеджи, а странные гибри­ды: срубы с цветными резными колонками и наличниками, где-то с классичес­ким дощатым рустом, где-то с дыньками на опорах крылец, а где с фахвер­ко­выми кронштейнами пред­ре­во­люционного модерна. Вокруг — целый заповедник зрелого конструктивизма: клуб, школы, больница и квартирные дома.

Чувствует поселок себя на удивление неплохо: сказываются традиционные строительные материалы и отсутствие попыток удешевить стройку или пере­уплотнить людей. Но, как ни странно, этот уникальный комплекс до сих пор не описан исследователями и не состоит на госохране. К поселку подсту­пают многоэтаж­ные новостройки, да и любой самодеятельный ремонт может обернуться большими потерями.

2. Город-сад и дом-коллектив в Иванове

Первый рабочий поселок. Иваново-Вознесенск, 1925–1926 годы

В 1920-е годы промышленный центр Иванова стал полигоном для новой архитектуры, в том числе для экспериментов по внедрению массового жилища из доступных материалов. Возводили его сами жильцы-рабочие. Сначала появился Первый рабочий поселок — город-сад из двухэтажных каркасных домов, не больше восьми квартир каждый. В 1929–1931 годы «мечты разлете­лись», и на территории поселка — на улице Красных Зорь — знаменитый архи­тектор Илья Голосов построил комплекс из нескольких зданий в четыре-шесть этажей. Эта громадина называлась «Дом коллектива» и имела частично обобщес­твлен­ный быт. Для меньших квартир кухни и санузлы были объединены по­пар­но, в первых этажах были устроены магазин, столовая, детский сад и клуб. Прачечная заняла отдельное здание во дворе. В процессе реализации замысел коммуны стал менее радикальным — от идеи коридорного общежития и пере­ходов между корпусами решили отказаться. При этом комплекс остался чрезвычайно выразительным благодаря ступенчатому силуэту, лоджиям на тор­цах корпусов, витринам в пол у общественной части.

Искусствоведы называют это место одной из самых ярких городских досто­примечатель­ностей и говорят о его более чем ужасном состоянии. Дома давно не ремонтиро­вались, но подвергались множеству мелких переделок, балконы осыпаются, подвалы регулярно затопляет худая канализация.

3. Круглый дом в Таганроге

Эскиз круглого дома в Таганроге. 1920-е годы

Памятник нескольким архитектурным идеям первых лет советской власти, трехэтажный 36-квартирный дом выстроен в виде незамкнутого круга, с не­боль­шим, но звонким внутренним двором. Сначала его собирались исполь­зовать как амфитеатр для общих собраний, но потом передумали, окружив сплошными балконами, на которые выходят двери квартир. Дом был построен для рабочих завода «Красный котель­щик» в 1929–1932 годах по проекту моло­дого архитектора Ивана Таранова, впоследствии спроектировавшего десятки станций московского метро.

Дом этот эксперимент не только формальный, но и типологический. Быт здесь оказывался частично обобществленным, ванные комнаты были сделаны в кон­цах галерей, а сам дом, несмотря на конструктивистский облик (гладкие стены, тонкие горизонтальные парапеты), про­должал местную традицию галерейного дома. В плане дом напоминает букву С — местная легенда, конечно, ищет тут слово «СССР», подобно тому, как в круглых домах московских Сетуни и Раме­нок ищут (но не находят) олимпийские кольца.

Обветшавший со временем дом был отремонтирован в 2012 году и сейчас находится в пристойном состоянии. Показательна история коллективной просьбы жильцов отозвать заявку на присвоение охранного статуса: это наложило бы на них непосильные обременения — от необхо­димости оформ­лять за свои деньги отдельный проект на любые ремонтные работы до запрета на установку пластиковых окон.

4. «Культурная революция» в Нижнем Новгороде

Сборка шахты подъемника на строительстве дома-коммуны «Культурная революция». 1920-е годы

В первую пятилетку в Нижнем Новгороде был возведен не только один из пер­вых гигантов советской индустрии — завод ГАЗ, но и множест­во других при­мечательных построек. Самая необычная — дом-коммуна «Культурная револю­ция», выстроенный в 1929–1932 годах молодым архитектором Влади­миром Медведевым в квартале от Нижегородского кремля. Это общественный блок и несколько шестиэтажных жилых корпусов, соединенных замечатель­ными деревянными переходами-мостиками. Кроме очевидных социальных экспе­риментов стройка была показательна с точки зрения внедрения своеобразных рационализаторских предложений в технологии строительства (например, роль прораба на стройке исполнял сам архитектор). Лифтов из экономии было сделано всего два, и это одно из оправданий появления висячих переходов. Помимо этого, известь разбавляли глиной, экономили кирпич, утоняя стены, делали меньше окна, заполняли полости мхом и опилками. Новоселам эти изменения были не очень заметны, а для бюджета Стройконторы ощутимы.

Несмотря на это, дом оказался достаточно прочным, чтобы и в наше время сохранять свою функцию. Балконы местами осыпаются, крыши текут, но в си­лу необычности места и централь­ного расположения дом и теперь достаточно востребован: здесь продолжают жить люди и проводятся экскур­сии. В 1993 го­ду он получил статус памятника, но будущая реставрация, конеч­но, потребует очень нестандартных и тонких решений.

5. Дом Уралоблсовнархоза в Екатеринбурге

Дом Уралоблсовнархоза в Екатеринбурге. 1930-е годы

Даже не дом, а целый квартал домов в центре Екатеринбурга. Четыре корпуса имеют обыкновенную секционную компоновку: три или четыре подъезда, пять этажей, десять квартир на подъезд. Один из корпусов — особенный, родной брат знаменитого московского дома Наркомфина. Спроектировали весь комплекс лидер конструктивистов Моисей Гинзбург, его соратник Александр Пастернак (брат Бориса) и инженер-конструктор Сергей Прохоров. В корпусе, предназ­наченном для расселения одиночек и небольших семей, все было необычно даже для стремительно развивавшегося в первые пятилетки Свер­дловска. Два коридора обслужи­вают четыре уровня маленьких квартир-ячеек, каждая из ко­торых расположена в двух или даже трех уровнях, имеет место под душ и туалет (в отличие от квартир в доме Накромфина, они так и не были оборудованы), одну спаль­ню, одну гостиную и кухню-шкаф. На крыше была сделана терраса-солярий и пере­ки­нут мостик на плоскую крышу соседнего корпуса. 

Обычные квартирные корпуса до сих пор заселены, а экспериментальный рас­селен в 1986 году. В ячейках теперь или случайные офисы, или мастерские уральских художников, а в одной из них два года назад открылся музей конструк­тивизма.

6. Жилая башня в Смоленске

Дом-башня имени Парижской коммуны. Смоленск, 1930-е годы

Смоленск славен не только крупнейшей русской крепостью и домонгольскими храмами, но и архитектурой межвоенной поры. Особенно выделяется семи­этаж­ная жилая конструктивист­ская башня. Дом-коммуна был построен в 1929–1930 годах архитектором Олегом (Отто) Вутке, который предложил не распластанное коридорное здание, какими обычно делались рабочие обще­жития, а небывало высокую кирпичную башню. Он срифмовал ее с башнями крепостной стены, одновремен­но показав высокий класс работы с кирпичом, которого стеснялись многие прогрессивные зодчие. У башни почти квадратный план, скругленные углы, геометрические орнаменты на стенах — стилистически это скорее эк­спрес­сионизм.

Внутри же были жилые комнаты с умывальниками и общие кухни и гостиные. Конкретная раскладка того, что стоит, а что не стоит обобществлять, была сде­лана самими будущими жильцами (детей решили оставить в семьях).

Многие проекты домов-коммун предполагали совместное воспитание детей, своеобразный интернат в рамках всего комплекса, когда под сон, питание, досуг и обучение выделя­лись помещения. В семье ребенок бывал пару дней в неделю, или родители посещали его после работы. Так в 1930–50-е были устро­­ены многие детские сады, так назы­вае­мые шестидневки.

Воду в дом провели лишь в 1949-м. В 1970 году в доме произошел пожар, и началось его расселение, тогда же зданию был присвоен статус памят­ника архитектуры. Тем не менее брошенная башня стоит без крыши целых пятьдесят лет.

7. Дом Наркомфина в Москве

Дети играют во дворе дома Наркомфина. 1931–1932 годы

Самый известный памятник жилой архитектуры советского конструктивизма, также показательный с точки зрения борьбы за его сохранение. В 1928 году архитекторы Моисей Гинзбург, Игнатий Милинис и инженер Сергей Прохоров начинают проектировать дом нового типа. Это не дом-коммуна, как его часто ошибочно называют, а дом переходного типа: вместо индивидуальных квартир «мещанского быта» — коллективное жилье. По идее Гинзбурга, такой дом был нужен для постепенной адаптации жильцов. Кроме широкого спектра квартир (одиннадцать типов, считая пентхаус, надстроенный для участвовавшего в раз­работке замысла наркома финансов Николая Милютина) жильцам предлагали систему обслужи­вания, которая и сейчас выглядит очень современно. Терраса-солярий на кры­ше, столовая, клуб, прачечная, детский сад, общежитие-хостел и даже соб­ствен­ный карше­ринг. Дом Наркомфина, заселенный в самом начале 1932 года, стал манифес­том новой архитектуры: многоуровневые квартиры с отличной инсоляцией и сквозным проветриванием, ленточные окна, монолитный несущий каркас и легкие шлакоблочные стены, разноцветная покраска стен и потолков. 

Дом Наркомфина, поставленный на выселение в 1979 году и так и не рассе­ленный до краха СССР, все постсоветские годы был местом паломни­чества иностранных архитекторов и образцово-показательным позором системы охраны памятников. Еще пять лет назад казалось, что катастрофа неминуема, однако реставрация подходит к концу — и уже можно сказать, что дом Нар­комфина стал уникальным положительным примером. Проект реставрации осуществил Алексей Гинзбург, внук архитектора.