Скитания Куприна: эмиграция и возвращение

Россия

Александр Иванович Куприн родился 26 августа 1870 года в небогатой дворянской семье. Он окончил Александровское военное училище в Москве и в 1890—1894 служил в полку, расположенном в Подольской губернии, на границах Российской империи. Полностью посвятил себя литературе после выхода в отставку. Литературный успех пришел к Куприну после появления повести Молох в 1896 году. Публикация поэтичной повести Олеся (1898) сделала имя Куприна известным всей читающей России. Его славу упрочили первый том Рассказов (1903) и особенно повесть Поединок (1905).

После начала Первой мировой войны Куприн открыл в своем доме военный госпиталь. В ноябре 1914 года был мобилизован в армию и направлен в Финляндию командиром пехотной роты. Демобилизован в июле 1915 года по состоянию здоровья. Отречение Николая II писатель воспринял с энтузиазмом. Куприн стал редактором газет «Свободная Россия», «Вольность», «Петроградский листок», симпатизировал эсерам. Отношение Куприна к большевистскому перевороту было двойственным и противоречивым, но он пробовал сотрудничать с новой властью — обсуждал с Лениным проект выпуска газеты для крестьян, который так и не был осуществлен.

16 октября 1919 года Гатчина была занята наступавшими на Петроград войсками Юденича. Куприн поступил в чине поручика в Северо-Западную армию, получил назначение редактором армейской газеты «Приневский край», которую возглавлял генерал П. Н. Краснов. Уже 3 ноября Гатчина была освобождена. Вместе с отступающими белогвардейцами покинул родину и Куприн.

Хельсинки

В ноябре 1919 года Александр Куприн с семьей оказался в Ревеле. Затем, получив финскую визу, Куприны перебрались в Хельсинки. Финляндия, еще недавно бывшая русской, стала уже чужой страной, и разница между прошлым и настоящим была разительна.

«В Хельсинки, как обычно, мы остановились в гостинице «Фения» — самой лучшей, и, только поднимаясь по ее мраморным лестницам, увидев лакеев и кокетливых, в накрахмаленных передниках горничных, мы поняли, насколько мы были оборваны и неприглядны. И вообще наши средства нам не позволяли уже жить в такой гостинице», — вспоминала дочь писателя, Ксения Куприна, в своей книге «Куприн — мой отец». Куприны снимали комнаты, сначала у частных лиц, потом в пансионате.

В Хельсинки Куприн прожил около полугода. Он активно сотрудничал с эмигрантской прессой. Но в 1920 году обстоятельства сложились так, что дальнейшее пребывание в Финляндии стало затруднительным. «Не моя воля, что сама судьба наполняет ветром паруса нашего корабля и гонит его в Европу. Газета скоро кончится. Финский паспорт у меня до 1 июня, а после этого срока будут позволять жить лишь гомеопатическими дозами. Есть три дороги: Берлин, Париж и Прага… Но я, русский малограмотный витязь, плохо разбираю, кручу головой и чешу в затылке», — писал Куприн Репину. Решающую роль в выборе сыграло письмо Бунина из Парижа.

Париж

В Париж Куприн с женой и дочерью приехал 4 июля 1920 года. «Нас встретили знакомые — не помню, кто именно, — и проводили в очень посредственную гостиницу недалеко от Больших бульваров… В первый же вечер мы решили всей семьей прогуляться по знаменитым бульварам. Мы решили поужинать в первом приглянувшемся нам ресторанчике. Подавал сам хозяин, усатый, налитый кровью… немножко под хмельком… Отец взял объяснения на себя, тщетно подбирая изысканные формулы вежливости, совсем пропавшие из обихода после войны. Хозяин долго не понимал, чего мы хотим, потом вдруг взбесился, сорвал скатерть со стола и показал нам на дверь. В первый, но не в последний раз я услышала: «Грязные иностранцы, убирайтесь к себе домой!» …Мы с позором вышли из ресторанчика…», — вспоминала Ксения Куприна.

Постепенно жизнь Куприных вошла в колею. Но ностальгия не проходила. «Живешь в прекрасной стране, среди умных и добрых людей, среди памятников величайшей культуры… Но все точно понарошку, точно развертывается фильма кинематографа. И вся молчаливая, тупая скорбь о том, что уже не плачешь во сне и не видишь в мечте ни Знаменской площади, ни Арбата, ни Поварской, ни Москвы, ни России, а только черную дыру», — писал Куприн в очерке «Родина.

Жить в городе Куприну не хотелось. Он снял дачу под Парижем, но оказалось, что даже природа его не радует: «Чужая обстановка, чужая земля и чужие растения на ней стали вызывать у отца горькую тоску по далекой России. Ничто ему не было мило. Даже запахи земли и цветов. Он говорил, что сирень пахнет керосином. Очень скоро он перестал копаться на клумбах и грядках», — писала дочь писателя. В конце концов Куприны вернулись в Париж и на десять лет обосновались на бульваре Монморанси, неподалеку от Булонского леса.

Как Куприн жил в эмиграции, видно из его писем к Лидии — дочери от первой жены. «Живется нам — говорю тебе откровенно — скверно. Обитаем в двух грязных комнатушках, куда ни утром, ни вечером, ни летом, ни зимой не заглядывает солнце… Ужаснее всего, что живем в кредит, то есть постоянно должны в бакалейную, молочную, мясную, булочные лавки; о зиме думаем с содроганием: повисает новый груз — долги за уголь».

Материальные условия жизни семьи Куприна, как и многих других русских эмигрантов, все ухудшались. Когда серьезно заболела Ксения и ее надо было отправить в Швейцарию для лечения, пришлось устроить благотворительный вечер, да еще брать деньги в долг. Затем врачи посоветовали пожить девушке на юге — устроили лотерею, на которой распродали семейные реликвии.

В 1926 году Куприны открыли переплетную мастерскую, но дело не пошло, затем устроили книжный магазинчик, но и тут успеха не было. В 1934 году магазин превратили в русскую библиотеку. В 30-е годы Ксения работала манекенщицей, а потом стала сниматься в кино и приобрела некоторую популярность как актриса. Но успехи Ксении на этом поприще не могли обеспечить благосостояния ее семьи. Почти все заработанные ею деньги уходили на приобретение туалетов, без которых невозможно было удержаться в профессии, тогда еще малоприбыльной.

Куприн с уважением относился к французской культуре и французским традициям, и, сопоставляя их с русскими, не всегда отдавал предпочтение последним. «Мы, русские, в мятежной широте души своей, считали даже самую скромную запасливость за презренный порок. В начале нашего парижского сидения мы почти единодушно окрестили французов «сантимниками», но разве — черт побери! — мы за семь лет не прозрели и не убедились, с поздним раскаянием, в том, что бесконечно счастливы те страны, где всеобщая строгая экономия вошла более чем в закон, в привычку», — писал он в цикле очерков «Париж домашний». Но, конечно, при всем уважении к французским обычаям, Куприн ощущал их чужими.

Александр Куприн был внимательным слушателем, и теперь, в эмиграции, многочисленные рассказы, услышанные им когда-то в России от «бывалых» людей, оживали на страницах его произведений. Но к концу 20-х — началу 30-х годов запас жизненных впечатлений, вывезенных Куприным из России, в значительной степени иссяк, и в середине 30-х годов Куприн фактически прекращает литературную деятельность. Последним значительным произведением писателя была повесть «Жанета», законченная в 1933 году.

Дочь Ксения в воспоминаниях писала, что Куприн не интересовался политикой и быстро отошел от эмигрантской прессы. Но большое количество написанных им публицистических статей противоречит ее словам. Вероятно, малая востребованность художественной литературы не давала возможности оставить публицистику. Правда, сам писатель это занятие оценивал критически, и никогда даже не пытался собрать свои публицистические работы в одну книгу.

Здоровье Куприна начало ухудшаться. Писатель страдал нарушением мозгового кровообращения, у него слабело зрение. Круг друзей и знакомых стал значительно сужаться.

Возвращение

Когда художник Иван Билибин перед отъездом в СССР в 1936 году пригласил к себе Куприных, писатель сообщил ему, что тоже хочет вернуться. Билибин взялся поговорить с советским послом о возвращении Куприна на родину, и писателя пригласили в советское посольство. Возвращение, казавшиеся несбыточной мечтой, стало реальностью.

Александр Иванович Куприн с женой Елизаветой Морицовной вернулись на родину весной 1937 года. Дочь Ксения осталась во Франции. После возвращения Куприн прожил чуть больше года. Внутренний мир его в эту пору оказался наглухо скрыт от посторонних глаз. Насколько он осознавал происходящее, был ли доволен или раскаивался, судить практически невозможно. Советская пропаганда, конечно, пыталась создать образ раскаявшегося писателя, вернувшегося, чтобы воспевать счастливую жизнь в СССР. Но Куприн был слаб, болен и неработоспособен.

Куприн умер в ночь на 25 августа 1938 года от рака пищевода. Похоронен в Ленинграде на Литераторских мостках Волковского кладбища.