Назинская трагедия: как в Советском Союзе появился «остров людоедов»?

В мае 1933 года больше шести тысяч репрессированных высадили с барж на небольшой необитаемый остров на сибирской реке Обь. Находясь под постоянным присмотром охраны, эти так называемые «социально вредные и деклассированные элементы» советского общества ожидали, когда их отправят дальше на восток для размещения в специальных трудовых поселениях.

Почти на целый месяц люди оказались брошены на маленьком клочке земли практически без какого-либо пропитания. Очень немного времени понадобилось, чтобы некоторые из них переступили черту и стали есть своих собратьев по несчастью…

Всех без разбора

Все началось с возрождения в Советском Союзе паспортной системы, отмененной после революции 1917 года. Руководство большевиков намеренно отказалось тогда от паспортов как средства контроля за передвижениями населения внутри страны. Считалось, что советский человек может жить и работать, где посчитает необходимым.

На деле же получилось, что массы крестьян, испытав на себе все тяготы советской экономической политики (борьба с зажиточным крестьянством и частной собственностью, создание коллективных хозяйств и т.д.), потянулись в города в поисках лучшей жизни. Это в свою очередь создало там острый дефицит свободной недвижимости, столь необходимой для размещения главной опоры власти — пролетариата.

Именно рабочие стали основной массой населения, которой с конца 1932 года начали активно выдавать паспорта. Крестьянство (за редким исключением) на них право не имело (вплоть до 1974 года!). 

Вместе с введением паспортной системы в крупных городах страны проводилась зачистка от «нелегалов», не имевших документов, а следовательно и права там находиться. Кроме крестьян задерживали всякого рода «антисоветские» и «деклассированные элементы». К ним принадлежали спекулянты, бродяги, нищие, попрошайки, проститутки, бывшие священники и другие категории населения, не занятые в общественно полезном труде. Их собственность (если таковая имелась) реквизировалась, а сами они отправлялись в специальные поселения в Сибирь, где могли бы трудиться на благо государства.

Руководство страны полагало, что убивает тем самым двух зайцев. С одной стороны, очищает города от чужеродных и враждебных элементов, с другой — заселяет почти безлюдную Сибирь. 

Сотрудники милиции и службы государственной безопасности ОГПУ столь рьяно вели паспортные облавы, что, не церемонясь, задерживали на улице даже тех, кто получил паспорта, но в момент проверки не имел их на руках. В числе «нарушителей» мог быть студент, направлявшийся в гости к родственникам, или водитель автобуса, вышедший из дома за сигаретами. Арестовали даже начальника одного из отделений московской милиции и обоих сыновей прокурора города Томска. Отцу удалось их быстро вызволить, но далеко не у всех взятых по ошибке нашлись высокопоставленные родственники.

Тщательных проверок «нарушителям паспортного режима» не устраивали. Практически сразу их признавали виновными и готовили к отправке на трудовые поселения на восток страны. Особый трагизм ситуации добавлял тот факт, что вместе с ними в Сибирь отправляли и уголовников-рецидивистов, подлежащих депортации в связи с разгрузкой мест заключения в европейской части СССР.

«Смерть-остров»

Широко известной стала печальная история одной из первых партий этих вынужденных спецпереселенцев, известная как Назинская трагедия.

Более шести тысяч человек высадили в мае 1933 года с барж на небольшом безлюдном острове на реке Обь недалеко от деревни Назино в Сибири. Он должен был стать их временным пристанищем, пока решались вопросы с их новым постоянным местом жительства в спецпоселениях, поскольку те оказались не готовы принять такое большое количество репрессированных.

Люди были одеты прямо в том, в чем их задерживала милиция на улицах Москвы и Ленинграда (Санкт-Петербург). У них не было ни постельных принадлежностей, ни каких-либо инструментов, чтобы соорудить себе временное жилище.

На второй день поднялся ветер, а затем ударил мороз, который вскоре сменился дождем. Беззащитные перед капризами природы, репрессированные могли только сидеть перед кострами или бродить по острову в поисках коры и мха — о пропитании для них никто не позаботился. Лишь на четвертые сутки им привезли ржаную муку, которую раздавали по несколько сотен грамм на человека. Получив эти крохи, люди бежали к реке, где разводили муку в шапках, портянках, пиджаках и штанах, чтобы побыстрее съесть это подобие каши. 

Счет смертей среди спецпереселенцев стремительно шел на сотни. Голодные и замерзшие, они либо засыпали прямо у костров и сгорали заживо, либо умирали от истощения. Количество жертв росло и из-за жестокости некоторых охранников, избивавших людей прикладами винтовок. Сбежать с «острова смерти» было невозможно — он был окружен пулеметными расчетами, без промедления расстреливавшими тех, кто пытался.      

«Остров людоедов»

Первые случаи каннибализма на Назинском острове произошли уже на десятые сутки пребывания там репрессированных. Черту переступили находившиеся среди них уголовники. Привычные выживать в суровых условиях, они сколачивали банды, которые терроризировали остальных.

Жители близлежащей деревни стали невольными свидетелями творившегося на острове кошмара. Одна крестьянка, которой в ту пору исполнилось всего тринадцать лет, вспоминала, как одну красивую юную девушку обхаживал один из охранников: «Когда он ушел, люди схватили девушку, привязали ее к дереву и зарезали, съев все что смогли. Они были голодны и хотели есть. По всему острову можно было увидеть, как человеческое мясо рвут, режут и развешивают на деревьях. Поляны были завалены трупами».

«Я выбирал таких, которые уже не живые, но еще и не мертвые», — показал позже в ходе допросов обвиненный в каннибализме некий Углов: «Видно же, что доходит, через день-два все равно дуба даст. Так ему ж легче умереть будет... Сейчас, сразу, не мучиться еще два-три дня».

Другая жительница деревни Назино Феофила Былина вспоминала: «На квартиру к нам попадали высланные. Однажды побывала у нас и старушка со Смерть–Острова. Ее везли этапом... Я увидела, что у старушки на ногах срезаны икры. На мой вопрос она ответила: «Это мне на Смерть–Острове отрезали и зажарили». Вся мякоть на икрах была срезана. Ноги от этого мерзли, и женщина обертывала их тряпками. Она самостоятельно двигалась. Выглядела старухой, но в действительности ей было 40 с небольшим лет». 

Спустя месяц изголодавшиеся, больные и измучившиеся люди, перебивающиеся редкими крошечными продовольственными пайками, были эвакуированы с острова. Однако бедствия для них на этом не закончились. Они продолжали умирать в неподготовленных холодных и сырых бараках сибирских спецпоселений, получая там скудное пропитание. В общей сложности за все время долгого путешествия из шести тысяч человек в живых осталось чуть более двух тысяч. 

Засекреченная трагедия

Никто бы за пределами района так и не узнал бы о случившейся трагедии, если бы не инициатива инструктора Нарымского окружного комитета партии Василия Величко. Он был направлен в одно из трудовых спецпоселений в июле 1933 года, чтобы сделать репортаж о том, как успешно перевоспитывают «деклассированные элементы», но вместо этого полностью погрузился в исследование произошедшего. 

Свой подробный отчет, основанный на свидетельствах десятков выживших, Величко отправил в Кремль, где тот вызвал бурную реакцию. Прибывшая в Назино специальная комиссия провела тщательное расследование, обнаружив на острове 31 массовое захоронение с 50-70 трупами в каждом.

Больше 80 спецпоселенцев и охранников были привлечены к суду. 23 из них приговорили к высшей мере наказания за «мародерство и избиение», 11 человек были расстреляны за каннибализм.

После окончания следствия обстоятельства дела засекретили, как и отчет Василия Величко. Его сняли с должности инструктора, но никаких дальнейших санкций в его отношении больше не предпринималось. Став военными корреспондентом, он прошел всю Вторую мировую войну и создал несколько романов о социалистических преобразованиях в Сибири, однако про «остров смерти» написать так никогда и не решился.

Широкая общественность узнала о Назинской трагедии лишь в конце 1980-х годов, накануне распада Советского Союза.