РОМАНТИЧЕСКИЙ ПОБЕГ
Начало у этой истории завораживающе романтичное. Жил-был отважный капитан 3-го ранга Николай Артамонов. В 1959 году, в 33 года, он был что называется мужчиной в самом соку – высокий, статный, умеющий хорошо играть на гитаре и проникновенно петь, а главное к тому времени он к тому времени был самым молодым командиром эсминца Балтийского флота с блестящими перспективами благодаря не только личным качествам, но и тому обстоятельству, что он являлся зятем влиятельного адмирала Арсения Головко. В вдруг в Гданьске, где его эсминец «Отважный» находился на стоянке, капитан Артамонов влюбился как простой мальчуган. Причем влюбился он в 21-летнюю полячку по имени Ева Гура и просто потерял от нее голову. Понимая, что ни в СССР, ни в Польше для них с Евой будущего нет, он решил перебраться туда, где найдется местечко для их большой и светлой любви. Поскольку речь шла о капиталистической стране, то Ева согласилась бежать я с ним.
В воскресенье 7 июля 1959 года на служебном катере вместе с Евой и мотористом Ильей Поповым Николай Артамонов вышел в море порыбачить. За штурвал встал сам капитан, который сославшись на вышедшее из строя навигационное оборудование, якобы вслепую, повел катер к шведскому берегу. А достигнув его, сказал матросу, что тому на загнивающем Западе делать нечего, пусть он скажет, что в Швецию его доставили под дулом пистолета и просится на родину. Тот так и поступил. А Артамонов попросил у шведских властей политического убежища. Эта история могла бы стать красивой, если бы Николай и Ева, сбежав в «капиталистический рай», устроились бы там какими-нибудь смотрителями маяка, любили друг друга и не лезли ни в какие шпионские игры. Но они так не сделали, а в результате история получилась некрасивой и драматичной.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Оказавшись в Швеции, Артамонов первым делом передал тамошним властям секретные карты с детальным отображением порта Стокгольма и военно-морской базы Карлсруэ. Шведы «выпали в осадок», им стало очевидно, что русские если не планируют высадку десанта на их берегу, то по крайней мере рассматривают такую возможность. Они передали беглецов представителям ЦРУ, которые переправили Николая и Еву во Франкфурт, где три недели почти беспрерывно допрашивали Артамонова. Надо полагать они остались результатами этих допросов, поскольку вскоре перебежчиков доставили в США, где секретным решением Конгресса Артамонову и Гура было предоставлено американское гражданство. Им сменили документы. Николай стал Николасом Шадриным, а Ева получила новую фамилию Бланка. Вскоре они под новыми именами стали мужем и женой. Николас получил постоянную работу аналитика Разведуправления Министерства обороны. Он работал в отделе, который собирал и обрабатывал информацию о военном и гражданском флоте СССР. А Еве помогли с получением лицензии на зубоврачебную практику. Супруги Шадрины поселились в большом и красивом особняке в Арлингтоне.
Вероятно, не только из-за денег, но и из-за некоей авантюрной жилки, которая побудила Николая бросить жену с ребенком в СССР и удрать заграницу, он не удовольствовался работой аналитиком, но и нашел себе подработку в ЦРУ. Там его пристроили консультантом, и фактически использовали «как в каждой дыре затычку», поскольку специалистом в области разведки он был никаким. Но сдается, что Артамонов-Шадрин своей работой на ЦРУ сам себе создавал иллюзию своей значимости, при этом, не подозревая, что является лишь пешкой в шпионской игре.
ДВОЙНОЙ АГЕНТ
В марте 1966 года в США объявился советский дипломат Игорь Кочнов. Он вышел на заместителя директора ЦРУ Ричарда Хелмса и прямым текстом рассказал, что направлен в США, чтобы разыскать перебежчика Артамонова и перевербовать его, но сам горит желанием быть завербованным ЦРУ. В Лэнгли решили провернуть хитрую комбинацию: укрепить позиции в КГБ своего нового агента Кочнова якобы вербовкой Артамонова, через которого сливать в Москву дезинформацию. Так и поступили, Кочнов передал в Москву, что Артамонов раскаивается в своем предательстве, и, чтобы искупить вину перед Родиной, готов работать на КГБ. Но вскоре после этого, Кочнов сообщил в ЦРУ, что его отзывают в Москву и он передал Артамонова на связь другому оперативнику резидентуры — Соколову. Соколов несколько лет исправно передавал в КГБ полученную от Артамонова дезинформацию, подготовленную ЦРУ и ФБР. Со временем в КГБ поняли, что Артамонов шлет им дезу и решили похитить его, заманив в Европу. Соколов сообщил Артамонову, что его командировка в США подходит к концу и теперь связь с ним будет поддерживать разведчик-нелегал, с которым надо встретиться в Вене. Нелегал – лакомная наживка, и ЦРУ клюнуло, санкционировав встречу в Вене. В декабре 1975 года Артамонов отправился в столицу Австрии вместе с женой. Он рассматривал это, как приключение и обещал Еве, что как только разберется с делами, они отправятся кататься на лыжах в австрийских Альпах.
От КГБ в Вену отправилась группа захвата под руководством заместителя начальника Службы внешней контрразведки ПГУ Олега Калугина. В нее вошли офицеры разведки Игорь Кочнов, Михаил Курышев, мастер спорта СССР по вольной борьбе Владимир Дзержановский и врач-терапевт медицинского отделения советской разведки Татьяна.
Предполагалось, что Кочнов, на правах старого знакомого, войдет с Артамоновым в контакт, заманит его в машину, где Николая усыпят с помощью хлороформа, потом тайно вывезут в Чехословакию, а оттуда уже переправят в Москву.
Артамонов прибыл в Вену в сопровождении сотрудников ЦРУ Синтии Хаусман и Брюса Соли, которые вели негласное наблюдение за его встречами. Но на третью встречу почему-то отпустили его без прикрытия. Артамонов встретился с Кочновым, согласился на его предложение съездить для знакомства с нелегалом и сел к нему в машину. В автомобиле кроме них оказались еще два человека: за рулем находился Курышев, а на заднем сидении — Дзержановский. Он-то и набросил на лицо Николая салфетку с хлороформом и удержал его пока тот не «отрубился».
Даже самые тщательно спланированные операции дают сбой из-за мелочей. Калугин с другой группой ожидал группу захвата вблизи границы, на территории Чехословакии. Но в трехстах метрах от границы, автомобиль, в котором находился похищенный, неожиданно увяз в грязи. Пока думали, как ее вытащить, Артамонов очухался. Калугин набросил ему на лицо еще одну салфетку с неким спецсредством, более сильным, чем хлороформ. Артамонов затих. Его вытащили из машины, уложили на брезент и волоком потащили к границе. Когда запыхались тащить стокиллограмового пленника, догадались подогнать автомобиль с чехословацкой стороны. Переехали через границу, примерно через час Татьяна стала настаивать на осмотре Артамонова, который лежал на полу в салоне легковушки. Остановились и обнаружили, что он мертв. Сердце не выдержало второго принудительного усыпления сильным наркотиком. Татьяна попыталась реанимировать Николая, но безуспешно.
В Москву доставили уже труп. На удивление, вместо громов и молний от начальства за провал операции, ее участники получили благодарности и награды. Так, Калугин был награжден орденом Красного Знамени. Смерть Артамонова оказалась для советского руководства более выгодной, чем его публичное раскаяние и выдача им американских секретов. Дело в том, что по всему миру поднялась мощная информационная волна возмущения, что КГБ похитил в Австрии американского гражданина, а раз Артамонова не стало, то советские лидеры сделали вид, что они не ведают, куда он делся.
Когда президент США Форд обратился к главе СССР Брежневу с вопросом, где находится Артамонов, тот ответил: «Мы бы сами хотели знать, где он сейчас находится».